Кто же она и какого круга? Замужем ли она? Вопросы вертелись в Тимошиной голове, между тем как в рабочее время были бы не должны вертеться. Ответов на эти вопросы он всё равно получить не мог, но зато мог легко напортачить в проекте. Что и случилось в итоге. Шеф Розкинд схватился за сердце, а когда его отпустило, велел Тимоше «сидеть вечерами и как угодно», только чтобы исправить содеянное. Эта служебная неприятность вынудила Тимошу отменить на неделе все плановые сеансы. Но для него, возможно, так было даже лучше. Заниматься оздоровлением посторонних тел ему уже расхотелось. Теперь его интересовала только одна пациентка.
4. Первый сеанс
И всё же она истекла – неделя, что пролегла между Надиными двумя визитами. Наступило число и час, на который назначен был первый ее сеанс. В приближении этого часа Тимоша пытался себя успокоить. «Всё в наших руках, – повторял он мысленно, – всё в наших руках». И руки, доставившие ему известность, Тимошу не подвели. Во время сеанса они не дрожали и не потели. Как всегда, их манипуляции были точными, сильными и одновременно мягкими. К рукам у Тимоши претензий не было; хуже он проявился в интеллектуальном плане. Завязать какой-нибудь разговор у него решительно не получалось. Вся его речь свелась к умягчительному воркованью массажиста, при котором язык выступает вспомогательным инструментом.
Тимоша был словно летчик, попавший в густой туман. Он «пилотировал по приборам», не имея возможности изобразить никакой фигуры. Только после того как сеанс окончился, после того как Надя снова сделала папе ручкой и упорхнула, – только тогда стал возможен разбор «полета». В комнате поразвеялись ароматы, убран был стол, и к Тимоше вернулась способность анализировать. Правда, анализ его был до крайности субъективным. Он размышлял о предметах, в принципе для анализа не подходящих, таких как прелестная ступня ноги, увенчанная живыми пальчиками, или слетевший с прелестных уст звук нечаянного удовольствия. Впрочем, раздумья, сопровождающиеся сердцебиением и выкуриванием нескольких сигарет подряд, правильнее называть не анализом, а переживаниями. Что же с Тимошей произошло? Много раз он ходил на балкон, курил и спрашивал у ночного города.
5. Недостаточное сближение
Тимоша давно не терял сознания в присутствии раздетой женщины. Он повидал их немало – это бы подтвердил верный его товарищ, массажный стол, если бы мог говорить. Однако, работая с Надиным телом, Тимоша чувствовал незнакомый трепет. Наподобие ювелира, в руках которого оказалась редкая драгоценность, он счастлив был потрудиться, обновляя ее совершенства, но при этом страдал оттого, что не был ее обладателем.
Если женщина обнажается перед мужчиной, их отношения делаются короче – это естественно и неизбежно. И особенно неизбежно, когда она пациентка, а он оператор массажа. Потому что массаж по сути – это форма физической близости. Но отношения двух естеств – пациентки и оператора – столь же коротки, как и кратки. Оздоровленная женщина благодарит, поправляет прическу и идет по своим делам, а оператор складывает свой стол и убирает за дверь до следующего сеанса.
И строго по этой схеме проходили сеансы с Надей. Тимоша как будто попал в колею, которую сам же и протоптал. Он и хотел, и боялся выйти за нормативные рамки, памятуя, что кто-то рекомендовал его Наде как порядочного человека. В духе естественного сближения они перешли на «ты», но и то по Надиной инициативе.
И все-таки для Тимоши сеансы с Надей стали абсолютно необходимы. От прихода ее до ухода, в это короткое время, он свою мануальную энергетику обменивал на романтическую. Полученного заряда ему хватало, чтобы в волнении и размышлениях провести несколько дней между уходом ее и приходом. Этот поток анализа, чувствований и желаний переполнял Тимошу и выливался на страницы прозы, смывая и заменяя прохладные умственные ассоциации. Скандинавские фильмы Тимоша смотрел теперь через силу; ему стало скучно есть, общаться с родителями и работать.
Окружающий мир не знал, что происходит внутри Тимоши. Неинтересное человечество, как и прежде, влачило бессмысленно-будничное существование. В Проектной организации люди сплетничали, кокетничали, подсиживали друг друга и ругали власти. И хотя Тимоша преобразился внутренне, он тоже был должен участвовать в этой ежедневной несмешной комедии.
Нарушился весь баланс Тимошиного существования. Чаша внутренней жизни перегрузилась, а внешняя опустела. Но так не могло продолжаться вечно, природа не терпит подобного неравновесия. Что-то должно было произойти в отношениях между ним и Надей, потому что в них-то и была проблема. Однако Тимоша в ее присутствии снова и снова впадал в непонятное состояние словобоязни и умственной пустоты. В нем усиливался кровоток и одновременно пресекались токи всего нефизического. Он по-прежнему мало о Наде знал – что она из себя представляет в то время, когда бывает одета.
6. Раскодировать Надю
Занимая так много места в душе Тимоши, Надя по-прежнему для него была словно закрытая книга или большой, но нечитаемый файл. Тимошу съедало ревнивое любопытство – ревнивое по отношению к ней самой. Чтобы ее раскодировать, нужно было переходить в наступление, но Тимоша медлил. Он боялся испортить их отношения, то есть то, чего в сущности не было.
Наконец он набрался решимости. После очередного сеанса Тимоша сразу Надю не отпустил, а предложил остаться на чашку кофе. Заранее для такого случая он припас шоколадный тортик с орешками, так что это был не экспромт. Дальше кофе и тортика замыслы его не простирались, поскольку Тимоша не собирался портить имидж порядочного мужчины. Однако и тортик остался без применения. Вместо этого Надя, к его удивлению, предложила пойти куда-нибудь погулять. То ли она не любила шоколадных тортиков, то ли берегла фигуру – как бы то ни было, для Тимоши всё в ней дышало загадкой.
Надино неожиданное предложение привело его в замешательство. Прогулка в Тимошином плане не предусматривалась. К тому же он никогда не гулял «куда-нибудь», а только заведомо зная, куда и зачем и во что ему следовало обуться. Впрочем, «зачем», сегодня он, кажется, понимал – это подсказывало его сердце.
Когда они вышли из дома, Надя взяла его под руку. Пальчики, сжавшие Тимошин бицепс, мешали сосредоточиться в выборе дальнейшего направления. Надя соображала быстрее.
– Если хочешь, – сказала она, – можем пойти к реке.
– Здесь не река, а канал, – поправил Тимоша. – И, наверное, там нечисто.
– Я знаю, – сказала Надя. – Я тоже ведь тут живу.
Между Тимошиным домом и судоходным каналом располагалось то, что местные жители называли парком, а в чиновничьих документах значилось как зеленая зона. Разница в терминах для чиновников была важна: парк полагается благоустраивать, а зеленую зону – как им захочется. Когда-то Тимоша в кустах этой зоны прятался с первой своей сигаретой; здесь на шатающемся турнике развивал в себе силу и ловкость, здесь валялся в траве, прогуливая уроки. Со времен его детства зеленая зона практически не изменилась. Тот же турник, вконец проржавевший, те же кострища от шашлыков и давленные пэт-бутылки.
Тропинка, терявшаяся в сырой траве, была для двоих узка. Надя, боясь оступиться, не отпускала Тимошин локоть, а он своими замшевыми ботинками косил обочину. Ботинки уже промокли и издавали при каждом шаге явственное хлюпанье. Впрочем, и это хлюпанье, и пугающее жужжание насекомых были незначащие пустяки. Рядом с Надей Тимоша готов был терпеть и худшее. Это худшее, кстати, лежало у них под ногами, оставленное многочисленными собаками. Но все эти мелкие неприятности искупил пейзаж, открывшийся им с обрыва.
– Как хорошо! – воскликнула Надя.
Под обрывом лежала вода канала, дрожавшая, будто в приятном ознобе. Она простиралась вплоть до противоположного берега, где тоже росли кусты и деревья, за которыми снова громоздился город. Слева над водами распластался автомобильный мост, справа – мост железнодорожный. Из-под мостов выползали четырехпалубные теплоходы. А надо всем этим в небе взблескивали самолеты, вышивая по темно-синему золотом следов инверсии.
Помогая друг другу, Тимоша с Надей спустились к воде и уселись на бревнышке, выбросившемся на берег случайно, но очень кстати. Тимоша достал сигареты. Он не спешил с разговором, да и Надя тоже. Окружающий мир говорил за них. Слева слышался неумолчный мощный шорох автомобилей, справа гулко бубнили частые поезда, сверху крошечные самолеты слали земле свои запоздалые, несоразмерно тяжелые громы. А над водой вместе с дизельным перегаром разносилась утробная песнь судовых моторов.
– Ты, наверное, часто сюда приходишь, – предположила Надя.
– Нет, – ответил Тимоша, – но, наверное, теперь буду.
Мимо них проплывали, расплескивая канал, морские роскошные яхты. Что эти яхты делали здесь, в глубине евразийского континента? На палубах их веселились пузатые вип-мужчины и большегрудые девушки, а над кормой висели российские триколоры. На волнах возле берега вместе с мусором качались утки, необъяснимо чистенькие и спокойные.
