Втискиваясь обратно в микроавтобус, меня так и подмывало на эксперимент. Тянуло вернуться туда, взять пинту пива и упрямо усесться среди этих людей. Говорили люди в этих краях не так, как в Лондоне, и на многие ценности смотрели иначе, но я был уверен, что нашел бы какие-то точки соприкосновения и общий язык. А тем временем, наш микроавтобус лихо нёсся к райцентру — Cullompton, где я недавно провёл целый рабочий день и неплохо уже знал это место.
В субботний вечер, благодаря уличным огням и молодёжному движению, этот городок выглядел более живым и не так уныло провинциальным. Мы прошлись по питейным заведениям и остановились на одном из них, где было несколько просторных помещений. Пивная, бильярдная, дискотека…, но пиво — везде. Договорившись о времени встречи у микроавтобуса, мы разбрелись мелкими компаниями. Получив пинту пива и оглядевшись вокруг, я отметил, что это, вероятно, самое популярное питейное заведение в городе. Публика заметно отличалась от той, что я наблюдал в лондонских пабах. Обстановка чем-то напоминала колхозный клуб перед началом танцев.
Посидев какое-то время за столом с нашими тернопольскими барышнями, я перешёл в соседнюю комнату, где размещались бильярдные столы. Там я нашёл наших фермерских парней, потреблявших пиво, бильярд, и большой телеэкран на стене, с качественным изображением спортивных новостей. Там я и остался. Часок спустя, вокруг бильярдного стола стали возникать шумные очаги нетрезвых коллизий, в которых различались сразу несколько языков: английский, португальский, русский и литовский. Я не вникал в суть спора. Аргументы нетрезвых участников звучали отталкивающе шумно и бестолково. Но скоро, дисквалифицированный из бильярдных соревнований, пьяный Аркадий приблизился к сидящим перед телеэкраном, и стал выплескивать свой гнев и претензии перед посетителями, которые были совершенно не причастны к спору. Не найдя среди них должного внимания и поддержки, он, для начала, капризно плеснул остатки своего пива на объект нашего внимания — экран. Это вызвало лишь ленивое веселье среди наблюдавших за футбольным обозрением, что ещё более озлобило Аркадия. Он вёл себя подобно избалованному, истеричному ребенку. Хотелось обратиться к его соперникам по бильярду, попросить их уступить и дать поиграть Аркашке на бильярде. Но там, похоже, он всех уже достал, и его окончательно изгнали из участия в соревнованиях. Тогда он, упрямо требуя к себе внимания, швырнул свой пустой бокал в телеэкран. Все, рядом сидящие, дернулись, прикрываясь от осколков, и возмущенно-испугано загудели в адрес психа. Аркадий почувствовал, что перегнул палку, с облегчением отметил прочность телеэкрана и удалился за очередной порцией пива. В этой комнате его уже никто не хотел видеть. Человек упорно искал приключения на свою пьяную голову.
Какое-то время спустя, к нам забегали представители нашей компании и призывали нас перейти в другой зал, где начались скачки под музыку. Сегодня в клубе танцы!.. Мне не хотелось никуда уходить. Ленивый разговор со случайными зрителями футбольного обозрения и пиво, вполне соответствовали моему настроению. Но скоро наши барышни снова вернулись, уже в сопровождении португальского бригадира. Тот приказным тоном озадаченного предводителя, выразил свою обеспокоенность Аркашкиным поведением. Наши девицы стояли рядом с ним, и нетрезво хихикая, комментировали хулиганские проделки разгулявшегося земляка. Бригадир серьёзно призывал меня мобилизовать наших парней и утихомирить соотечественника, во избежание назревающих неприятностей. Я наблюдал эту коллективную тему и лениво думал себе: — Заехал в глушь острова, а мне и здесь предлагают участвовать в глупых коллективных воспитательных мероприятиях, взывают к чувству пролетарского товарищества…
— Какого хрена вы от меня хотите? — по-свойски спросил я девиц.
— Это бригадир тебя захотел. Его никто не понимает, а он беспокоится, что если полиция появится, то от нашей сегодняшней компании уже мало кто выйдет в понедельник на работу.
— Нашёл о чем волноваться. Я и так не собираюсь на работу. А Аркадий взрослый человек, сам о себе позаботится, да и вокруг него те, кто с ним пьёт, пусть они и присматривают за ним. Все смотрели фильм про Штирлица, понимают, на каком положении здесь находятся, и каждый знает, чего хочет, чего и сколько пить и как быть…
Бригадир нетерпеливо наблюдал за нашим разговором и поторапливал меня. Я понял, что о шпионе Штирлице этот португалец ничегошеньки не знает, в покое меня не оставит, а если случится, что кого-то подберут здесь и завтра же депортируют, то теперь уж, виновен, в этом буду я…
Дискотека гремела в полуосвещенном, заполненном зале. Первые секунды я вообще не мог никого различить в скачущей массе. Но Аркашку я вскоре разглядел. Он пританцовывал, размахивая свитером, демонстрируя свой обнаженный торс. Вокруг него образовался небольшой круг поклонников. Некоторые поощрительно аплодировали ему, другие сторонились от нарушителя норм поведения. Мне понравился в доску пьяный Аркашка-хулиган, похеривший порядки местного клуба, выставив на обозрение свое, конкретно сформировавшееся пивное брюшко. Я в упор не видел в его поведении каких-то признаков нарушения правопорядка. Ну, разве что, некоторое неуважение к местной этике, если о таковой вообще можно говорить в условиях пьяного сельского клуба. Во всяком случае, мне вовсе не хотелось препятствовать его безоглядному веселью.
Но появились штатные вышибалы и вывели распоясавшегося пролетария во двор, где погода охладила Аркадия и быстро загнала обратно в тёплый свитер. Бригадир остался доволен такими последствиями необузданного поведения безумных русских, и заметно насупился в адрес моего бездействия. Мне же, португальское мнение и весь его заслуженный пятнадцатилетний сельхоз стаж, были совершенно безразличны. В общении с ним я упорно не мог запомнить его цыганское имя, поэтому, вполне уважительно называл его Васко да Гама. (правильное произношение Вашку да Гама, португальский: Vasco da Gama; 1460 или 1469–1524. Португальский мореплаватель, известен как первый европеец, совершивший морское путешествие в Индию.)
Присутствующие при этом его соотечественники, недоумевали, что это за кличка такая, но бригадир что-то знал о португальском мореплавателе, объяснил им, и меня спросил; откуда я знаю о таковом?
Через другой вход нам удалось провести Аркадия обратно в клуб, и мы снова растворились в питейном зале, где было полно народу и никого трезвого. Наши девахи все более привлекали внимание местных кавалеров, которые залипали у нашего стола и пьяно-горячо пытались выразить свои симпатии на местном языке. Португальский бригадир, вынужденно трезвый, как водитель транспорта, все более мрачнел, ревниво поглядывая на ухажеров-соперников и часы. Когда мне приходилось переводить нашей пышнотелой землячке английские комплименты, его ревнивое недовольство распространялось и на меня.
— Где ваши люди? — недовольно перебивал он меня, когда Людмила ожидала моего перевода очередного английского комплимента.
— Почему ты меня спрашиваешь? — отвечал я бригадиру вопросом.
— Ну, Сережка!.. Ну, его в жопу, этого быка португальского… Давай, что этот говорит? — призывала меня Людмила, любезно улыбаясь бригадиру-предводителю.
Один из молодых британских ухажёров потешно-серьёзно демонстрировал свою подкаченную фигуру и призывал к себе внимание девушек и всех присутствующих за нашим столом. Его сельские посулы-любезности нашим девкам я переводил по его просьбе, но делал это несерьёзно, вносил свои комичные коррективы. Вместо ожидаемой взаимности, он наблюдал, как в ответ на мои переводы, все русскоязычные дружно хохотали. Ухажёр-атлет, врубившись, что я обращаю его нежные чувства в пьяную хохму, молча, поставил у меня перед носом свою руку, локтем на стол, вызывая меня на дуэль-состязание! Не успел я понять, чего этот от меня хочет, как пьяно-спортивную затею дружно поддержали все вокруг. Мне ничего не оставалось, как уважить парня и расстаться с бокалом. Парня переполняли нежные невостребованные чувства и нетрезвая спортивная энергия. Все это он сконцентрировал в своей руке. Мы сцепились с ним и надолго застряли в стартовом, судорожно напряжённом положении. Вскоре, демонстрация своих мышц стала для него утомительна, и он начал отрывать локоть от стола, пытаясь покончить со мной не джентльменским ухищрением. Но вокруг нашего состязание собралось немало наблюдателей из разных стран, и все дружно-осудительно загудели, указывая на его локоть. Британские парни из его компании стали по-футбольному шумно поддерживать односельчанина. В ответ, совково-португальская группа поддержки загудела, призывая меня не уступать сельскому качку. Один из моих земляков нецензурно выражал своё сожаление, что не он на моём месте, а то бы он в один миг порвал этого британского колхозника.
