— Лучше ты сам покажи чудо, — ответил он. — Для того чтобы привлечь что-то в свою жизнь, нужно представить себе, что оно в ней уже есть.
— А что бы мне такое представить? Можно мою прекрасную леди?
— Все, что угодно, но для начала лучше не леди, я что-нибудь поменьше.
— И я займусь этим прямо сейчас?
— Да.
— О'кей… Голубое перо.
Он озадаченно посмотрел на меня.
— Ричард! Голубое перо?
— Ты же сказал: все что угодно, но не леди, а что-нибудь поменьше.
Он пожал плечами.
— Отлично. Голубое перо. Представь его себе. Представь его себе наглядно, во всех деталях, каждую линию, каждое ребрышко, кончик, трещинку в том месте, где оно чуточку порвано, пух вокруг пера. Представь себе все это на минуту, а затем отпусти его.
Я закрыл глаза и мысленно увидел образ пера длиной дюймов в пять, переливающегося по краям серебристо-голубым цветом. Яркое чистое перо, летящее в темноте.
— Если хочешь, можешь окружить его золотым сиянием. Это поможет сделать его реальным, и к тому же сработает как магнит.
Я окружил свое перо золотым ореолом.
— О'кей.
— Годится. Можешь открыть глаза.
Я открыл глаза.
— А где же мое перо?
— Если ты представил его себе достаточно отчетливо, оно уже спешит к тебе с неумолимостью грузовика.
— Мое перо? С неумолимостью грузовика?
— Выражаясь образно, Ричард.
Целый день я ждал, когда же мое перо появится, но его все не было. Лишь вечером, уплетая за ужином бутерброд с горячей индейкой, я, наконец, его увидел. Это был рисунок на картонном пакете с молоком. Надпись гласила: «Упаковано на ферме „Голубое перо“, город Брайан, штат Огайо, для молочной фирмы Скотта».
— Дон! Мое перо!
Он посмотрел на меня и пожал плечами:
— Я думал, тебе нужно настоящее перо.
— Что ж, для начала сойдет и это, как ты считаешь?
— Ты представил его себе отдельно от всего, или ты держал его в руках?
— Отдельно, само по себе.
— Тогда все ясно. Если ты хочешь, чтобы то, что ты к себе притягиваешь, оказывалось рядом с тобой, ты должен вместе с ним представить и себя. Извини, что я забыл тебе это сказать.
Странное призрачное чувство овладело мной. У меня получилось! Я сознательно притянул к своей жизни то, что хотел!
— Сегодня перо, — сказал я, — завтра весь мир.
— Будь осторожен, Ричард, — сказал он, — иначе ты об этом пожалеешь…
У истины,
Которую вы провозглашаете,
Нет ни прошлого,
Ни будущего.
Она есть,
И это все,
Что ей нужно.
Я лежал на спине под «Флитом» и вытирал масляные пятна с брюха фезюляжа. В последнее время мотор каким-то образом стал выбрасывать масла меньше, чем раньше. Шимода закончил очередной полет с пассажиром, подошел ко мне и присел на траву.
— Ричард, как ты собираешься произвести впечатление на весь мир, если, пока все трудятся, чтобы заработать себе на жизнь, ты легкомысленно порхаешь как мотылек в своем сумасшедшем биплане и катаешь пассажиров за гроши? — он опять экзаменовал меня. — Этот вопрос тебе зададут еще не раз.
— Что ж, Дональд. Первое: я существую не для того, чтобы производить на мир впечатление, а для того, чтобы прожить свою жизнь так, чтобы быть счастливым.
— О'кей. А второе?
— Второе: все свободны делать то, что им хочется делать, для того чтобы жить. Ответственным можно назвать лишь Того, Кто Способен Отвечать, того, кто способен отвечать за тот образ жизни, который он выбрал для себя. Само собой разумеется, мы должны держать ответ только перед одним человеком, перед…?
— Самим собой, — ответил Дон за воображаемую толпу учеников.
— Мы даже не обязаны отчитываться перед самим собой, если мы этого не хотим. Нет ничего плохого в том, чтобы быть безответственным. Но большинство из нас находит интересным знать, почему они поступают так, а не иначе, почему они сделали именно этот выбор, а не другой. Чем бы он ни был — наблюдением за полетом птицы, раздавливанием муравья, зарабатыванием себе на жизнь, делая лишь то, что по душе, — я поморщился. — Не слишком длинно?
Он кивнул.
— Длинно — не то слово. О'кей, как вы намерены произвести на мир впечатление?
Я вылез из-под самолета.
— А как насчет того, что я разрешу миру жить так, как он сам выберет, и разрешу себе жить так, как выберу я сам?
Он улыбнулся мне счастливой улыбкой.
— Это слова настоящего мессии! Просто, прямо, афористично, и не отвечает на вопрос, пока кто-нибудь не возьмет на себя труд как следует над этим подумать.
— Давай попробуем еще, — мне доставляло удовольствие следить за тем, как работает мой мозг.
— Учитель, — сказал он, — я хочу быть любимым, я добр, я поступаю с другими так, как мне бы хотелось, чтобы они поступали со мной, но у меня нет друзей, я одинок. Что ты ответишь на это?
— Сдаюсь, — развел я руками. — У меня нет ни малейшей идеи, что тут можно сказать.
— ЧТО?
— Ну, Дон, можно отделаться какой-нибудь шуткой, чтобы оживить атмосферу. Невинной шуткой для смены настроения.
— Атмосферу оживлять нужно тоже осторожно. Для людей, которые приходят к тебе, проблемы эти не шутки и не игры, если только они сами не являются высоко просвещенными и, таким образом, не знают, что являются своими собственными мессиями. Если тебе задают вопрос, будь любезен на него ответить. Попробуй пару раз сказать «сдаюсь», и ты быстренько окажешься горящим на костре.
Я встал в гордую позу.
— Ученик, ты пришел ко мне за ответом, и ты получишь его. Золотое правило здесь неупотребимо. Как бы тебе понравился мазохист, который обращался бы с другими так, как бы ему хотелось, чтобы другие обращались с ним? Или если бы на его месте оказался поклоняющийся Богу крокодилов, жаждущий быть заживо брошенным в яму с аллигаторами?.. Даже тот самый добрый самаритянин, с которого все и началось… Почему он решил, что человек, которого он нашел лежащим на обочине, непременно желает, чтобы его раны омыли оливковым маслом? А что если этот человек решил воспользоваться свободной минутой, чтобы ради разнообразия исцелить себя духовно? — мне показалось, что мои слова звучат убедительно. — Даже если изменить это правило на «поступай с другими так, как им бы этого хотелось», мы все равно не сможем узнать, как кто-либо, кроме нас самих, хочет, чтобы с ним поступали. На самом деле, для того чтобы применить Правило со всей честностью, его необходимо сформулировать так: поступайте с другими так, как вы сами хотите с ними поступить. Повстречайте того же мазохиста и, вооружившись этим правилом, вы не будете обязаны стегать его кнутом просто из-за того, что этого хочет он, а не вы. Не придется вам сбрасывать в яму и поклонников крокодилов, — я посмотрел на него. — Опять слишком длинно?
— Как всегда, Ричард. Если ты не научишься быть кратким, ты потеряешь девяносто процентов своей аудитории.
— Ну и что из того? — огрызнулся я. — Пусть даже я потеряю всю свою аудиторию. Я знаю то, что знаю, и говорю то, что говорю. Если я не прав, меня это не трогает. Десять минут полета — три доллара, деньги вперед!
— Знаешь что, — Шимода встал, отряхивая соломинки со своих голубых джинсов.
— Что? — обидчиво спросил я.
— Учеба закончена. Ну, как ты себя чувствуешь в роли Учителя?
— Чертовски растерянно.
Он посмотрел на меня с неуловимой улыбкой.
— Ты начинаешь привыкать, — сказал он.
Вот тест,
Чтобы вы могли выяснить,
Завершена ли ваша миссия
В этой жизни на Земле:
Если вы живы,
Значит нет.
Скобяные лавки всегда похожи на длинные коридоры с полками, уходящими в бесконечность.
Я бродил по магазину Хейуорда в поисках болтов и гаек на 3/8 и стопорных зажимов для тормозных башмаков заднего колеса «Флита». Шимода терпеливо дожидался меня, ему, конечно, ничего этого не требовалось. Я подумал о том, что вся экономика пошла бы прахом, если бы все так же как он создавали все, что им нужно, из мысленных форм и воздуха, и делали бы ремонт без запасных частей, не прикладывая рук.
Я нашел с полдюжины нужных мне болтов и шел обратно к прилавку, когда вдруг услышал тихую лютневую музыку, доносившуюся из какой-то спрятанной акустической системы. Это было довольно странно для городка с населением в четыреста человек. Звучали «Зеленые рукава», мелодия, знакомая мне с детства.
Выяснилось, что это было неожиданно и для самого Хейуорда, поскольку звук доносился вовсе не из акустической системы. Хозяин сидел, откинувшись на спинку своего деревянного стула, и слушал, как мессия играет этот мотив на дешевой шестиструнной гитаре, взятой им с прилавка. Звук был прелестный, и пока я платил свои семьдесят три цента, он меня захватил. Возможно, все дело было в плохом качестве дешевого инструмента, но он звучал так, будто доносился из тумана средневековой Англии.
