Впрочем, его фильмы по греческому телевидению все равно не показывали по причине запрета на голливудскую продукцию, отмененного лишь в середине 1980-х. В то Рождество, Рождество 1976 года, мы поехали в Лондон в гости к маминой родне (проживавшей в непритязательном Бэламе, в Южном Лондоне), и я первым делом отправилась в книжный магазин Фойла на Чэринг-Кросс-роуд в поисках изданий о кино. Купила две книги, одна называлась «Киногид Халливелла», другая — «Спутник кинозрителя от Халливелла», и, вернувшись в Грецию, я месяцами, днем и ночью, листала эти справочники, заучивая не только факты, но и отзывы о фильмах. Отзывы отдавали замшелостью, если не ретроградством, для автора тех двух толстенных справочников картин, снятых после 1950 года, будто не существовало; но так ли уж он отличался в этом смысле от мистера Уайлдера, думаю я. Как бы то ни было, к лету 1977-го я помнила названия и год выпуска сотен и сотен голливудских фильмов, пусть даже и не видела ни одного из них.
А жизнь по-прежнему шла своим чередом. Текла в мареве едва выносимой скуки — до тех пор, пока в конце мая 1977-го все резко не переменилось, опять. На последней неделе мая моему отцу позвонила женщина из греческого филиала съемочной группы фильма «Федора» и сказала, что мистер Уайлдер велел ей связаться со мной. Три дня спустя я летела на Корфу.
* * *
На сходку в афинском аэропорту, кроме меня, явились трое. Ассистент режиссера — бородатый длинноволосый парень по имени Ставрос; француженка-блондинка — в чем заключалось ее участие в создании фильма, я так никогда и не узнала; и, наконец, директор картины — женщина на шестом десятке, высокая, надменная, с командирскими повадками, — мне она, если честно, внушала ужас.
Четверых работников для съемок фильма явно маловато.
— Остальные едут из Мюнхена, — пояснила директор.
— Чем они занимались в Мюнхене? — поинтересовалась я.
— Предпродакшеном, целый месяц.
Чем? Я и слова такого никогда не слыхивала.
Моя работа официально сводилась к «услугам переводчика». Мне дали понять, что мистер Уайлдер лично затребовал мисс Фрагопулу на эту должность. Я обалдела. На какой срок меня наняли, спросила я, но определенного ответа не получила; правда, сказали, что съемочная группа вряд ли задержится в Греции дольше чем на две-три недели. Из предосторожности я отменила все мои частные уроки на двадцать один день.
В середине дня мы уже направлялись из аэропорта Корфу в центр города, и я представления не имела, что меня ждет. Начало лета, солнце слепило глаза, а на улице было полно туристов. Неужели мистер Уайлдер собирается снять кусок фильма прямо здесь? Мои спутники упорно помалкивали. Директор картины, водрузив толстую папку на колени, листала бумаги и пыталась делать пометки, даже когда таксист круто поворачивал либо резко тормозил на перекрестке. Двое других пялились в окна, и лица у них были каменными. Как же мне хотелось поговорить с ними, порасспросить, но вопросы замирали у меня на губах.
Таксист высадил нас у отеля «Кавальери», стоявшего на окраине старого города, напротив площади Леонида Влаху, и до моря оттуда было рукой подать. Все пять этажей красивого старого отеля, которым заканчивалась улица, были прочерчены пунктирной линией изящных балконов с коваными ограждениями. И я тут же вообразила себя в номере на одном из верхних этажей, а может, и в крошечной мансарде, где я каждое утро начинаю с того, что выхожу на балкон и под звон церковных колоколов оглядываю крыши старого города и просыпающиеся улицы. Впрочем, если что, обойдусь и без балкона. С меня было бы довольно распахнуть ставни поутру и любоваться насыщенной, ничем не оскверненной синевой небес, вдыхая соленую свежесть морского бриза. «Кавальери» не мог тягаться с «Бистро» в Беверли-Хиллз, но после серого афинского смога, липкого от загрязнений воздуха на улице Арханон, я бы и здесь чувствовала себя как в раю, пусть и иного сорта, чем рай в Лос-Анджелесе.
Когда мы вылезли из такси и направились к дверям отеля, директор картины всучила мне бумажку с адресом, отпечатанным на машинке.
— Что это? — спросила я.
— Место, где вы будете жить, — ответила директор.
— A-а… не здесь?
— Нет. Номеров на всех не хватило.
На моих спутников, однако, хватило, поскольку все они исчезли внутри отеля вместе со своим багажом. Я же, не зная, где находится улица, указанная в бумажке, принялась наводить справки у прохожих. Минут за пятнадцать я дошагала до современного многоквартирного дома в тихом жилом районе на окраине города. Мне предстояло поселиться у мистера и миссис Плумиди, четы пенсионеров и счастливых обладателей маленькой гостевой спальни, выходившей окнами в зеленый дворик. Безмерно дружелюбные, они искренне радовались моему появлению, и им не терпелось узнать как можно больше о фильме. К сожалению, на данном этапе мне почти нечего было рассказать.
Прежде чем распаковать чемодан, я присела на край односпальной кровати и внимательно изучила свое рабочее расписание, которое мне выдали еще в такси. В комнате было невероятно тихо и сумрачно. Пришлось включить лампу на прикроватной тумбочке. К своим обязанностям я приступала в одиннадцать тридцать следующим утром. Предполагалось, что мистер Уайлдер даст два коротких интервью местной прессе и я должна ему переводить. Но упоминалось и мероприятие более раннее — ужин в отеле для актерского состава и съемочной группы в половине девятого нынешним вечером. Я успела спросить у директора картины, приглашена ли я на этот ужин, и она сказала:
— В бюджет фильма не входят расходы на ваше питание, но мы будем не против, если вы придете посидеть с нами.
Я надеялась на несколько иной ответ, но решила, что это лучше, чем ничего.
Памятуя о своем позоре, когда я заявилась в «Бистро» в футболке и джинсовых шортах, я прихватила с собой кое-какие наряды. Мне предстояло ужинать со знаменитыми кинематографистами и кинозвездами, и повторять прежнюю ошибку я не собиралась. Извлекла из чемодана маленькое черное платье, и в восемь часов, повоевав с душем в ванной Плумиди, что поливал меня едва теплой водичкой, но при этом грохотал и гремел, словно группа ударных на генеральной репетиции афинского госоркестра, я надела платье и для пущей нарядности повесила на шею нитку искусственного жемчуга.
— Прекрасно, прекрасно! — провозгласила миссис Плумиди и не выпустила меня из дома, пока не сделала полароидный снимок со мной и своим мужем, а затем проводила меня до выхода на улицу, наказав не возвращаться без двух-трех, по меньшей мере, автографов лауреатов «Оскара».
Для улиц Корфу я была чересчур разодета и по дороге в отель едва ли не на каждом шагу ловила на себе удивленные взгляды, и когда я поднялась по трем ступенькам, что вели к парадному входу в «Кавальери», сердце мое бешено колотилось от смущения и беспокойства. Мужчине за стойкой я представилась членом съемочной группы «Федоры», и он тоже не без удивления оглядел меня с головы до ног, прежде чем объяснить, как пройти к лифту и подняться в ресторан, находившийся на крыше отеля.
В лифте я посмотрела на себя в зеркало. Выгляжу очень даже недурно, подумала я, не хватает только бокала мартини в ладони для полного сходства с киношницей, — но когда двери лифта раскрылись и в слепящем зареве заката я увидела, куда попала, то первым моим поползновением было попятиться и дать деру. Человек тридцать сидели за столиками, и все до единого выглядели более расхристанными, чем самый расхристанный турист. Джинсы, футболки, баретки, тапки, шорты… Официанты сновали между столиками, наливая из кувшинов местное вино, рецину, и подтаскивая на поднятых руках тарелки с традиционными греческими блюдами: мусака, сувлаки, клефтико. Все, казалось, знают друг друга. Все, казалось, чувствуют себя как дома и даже чуть-чуть томятся такой обыденностью. И тут я, в черном коктейльном платьице, с клатчем в тон, топчусь на пороге ресторана под открытым небом, сознавая, что я опять катастрофически неуместна.
