— Ничего не имею против бритвы Оккама, — сказал я. — Полезный мыслительный инструмент. Но не всеобщий закон. Иногда случаются самые невероятные вещи. С нами обоими такое бывало. Я видел все это своими глазами, причем всего через несколько дней после встречи с Машей, которая замешана в куче всяких шпионских историй и вела себя как последний параноик. Полагаю, у нее на это есть веские основания.
— Да. И, возможно, потому ты и склонен находить всему, что последовало, самые драматичные и пугающие объяснения. — Она отпустила меня и поглядела вдаль, на неугомонные толпы народу. — Маркус, если, по-твоему, ты знаешь, что произошло, то ты также знаешь, что надо делать.
«Если когда-нибудь услышишь, что со мной или с Зебом что-нибудь случилось, обнародуй эту информацию. Кричи о ней на каждом углу».
И знаете что? Мне ведь это и в голову не приходило. Я настолько зациклился на спасении Маши или на доказательствах, что я в своем уме, что совсем забыл о ее страховочном файле. О том, что она, отчетливо предвидя свою будущую судьбу, вручила мне оружие, способное ее защитить.
И сейчас, вспомнив об этом, я вдруг понял, что идея меня пугает.
— Не знаю, что там у нее в страховочном файле, — сказал я, — но сдается мне, что если мы его обнародуем, то навлечем на себя гнев очень могущественных людей.
Мне вдруг вспомнилось, какого страху я натерпелся, когда Джонстон стояла прямо надо мной. В тот миг меня пригвоздил к месту парализующий ужас. Я был уверен, что Джонстон схватила Машу, потому что хотела сохранить в тайне содержание файла. А если этот файл обнародую я? Что она со мной сделает?
Хуже того: что она сделает, когда услышит от Маши, что ее страховочный файл находится у меня?
— Тьфу ты черт, — выругался я. — Энджи, что нам делать?
* * *
Мы пришли к выводу, что этой ночью нам делать ничего не надо. Меня сильно побило, мы торчим посреди пустыни, не имея даже работающих ноутбуков, и, честно говоря, напуганы до смерти. Страшно даже подумать, что с нами станет, если мы предадим гласности страховочный файл. Флешка была у меня, я припрятал ее в свой инструментальный пояс, в крошечный, на молнии, кармашек для денег. То и дело судорожно проверял, на месте ли она, пока Энджи не велела прекратить. Через несколько часов мы пришли к выводу, что сотрясения мозга у меня нет, и ускользнули, пока нас никто не успел остановить. Забились в палатку, урвали несколько часов драгоценного сна, крепко держа друг друга в объятиях, потом у Энджи на дешевых пластиковых часах заверещал будильник. Мы встали и принялись сворачивать лагерь, готовясь к исходу.
По ночам в пустыне холодно, поэтому спали мы прямо в одежде, да еще и соединив два наших спальных мешка в один. Выбравшись из палатки, я увидел, что весь мой бурнус и футболка запеклись от засохшей крови из разбитого носа и распухшей губы. Судя по ощущениям, и нос, и губа за ночь раздулись, как у слона, однако, смахнув пыль с зеркала ближайшей машины, я присмотрелся и обнаружил, что они увеличились всего лишь вдвое. Видок был такой, словно меня переехал танк: под глазом чернел фингал, рот перекосился в капризной ухмылке, заклеенный пластырем нос напоминал картофелину.
— Агхвы, — буркнул я, и губа опять треснула и закровоточила. Лицо дергалось от боли. В лазарете мне дали несколько таблеток обезболивающего, я забросил парочку в рот и запил холодным кофе — неразбавленным, прямо из банки. Потом сделал еще несколько глотков. Мне нужна энергия, надо помочь Энджи сворачивать лагерь и тащить снаряжение через весь Блэк-Рок-Сити туда, где ждал человек, согласившийся подвезти нас домой.
Энджи увидела меня и сказала:
— Сядь, Маркус, я сама справлюсь.
Я покачал головой и ответил:
— Не-а.
От этого коротенького слова по лицу опять потекла кровь.
— Прекрати, сядь.
Я опять качнул головой.
— Ну и упрямец же ты. Ну ладно, если хочешь убиться — убивайся. Помрешь — ко мне не приходи.
Я помахал ей, протянул банку холодного кофе. Она скривилась:
— Тут все в крови.
И верно, край был покрыт красными пятнами. Я достал из сундука со льдом еще одну банку и передал ей. Она с наслаждением приложилась.
— Придется выпить много воды, — предупредила она. — Не забудь, кофе — сильный диуретик.
Что верно, то верно. Я стал чередовать каждый глоток холодного кофе с двумя глотками воды. Следующие сорок пять минут я усердно распихивал наше барахло по сумкам. Больше всего места занимал мой «Секретный проект Х-1» и бесчисленные детали к нему.
Начиная ходить в Нойзбридж, я и сам толком не знал, чего хочу. Знал лишь, что в Мишене какие-то энтузиасты организовали что-то вроде мастерской, куда может прийти каждый желающий. Там стоят рабочие столы и верстаки с токарными станками, перфораторами и лазерными резаками, и на этом оборудовании каждый может делать все что заблагорассудится. Я поболтался там месяц-другой, заходил после школы просто посидеть на диванчике и посмотреть, кто чем занят, приносил с собой ноутбук и тетради, делал уроки. А тем временем мои собратья-компьютерщики занимались созданием таких невероятных штуковин, каких еще свет не видывал.
Нойзбридж — место фантастическое. Там разработана даже своя космическая программа. Не шучу. Примерно раз в месяц оттуда запускают самодельные метеорологические аэростаты с камерами и всевозможными приборами, те поднимаются километров на двадцать и возвращаются. Ребята там могут разобрать и собрать все что угодно: роботов, машины, часы, игрушки, дверцы для собак, роликовые коньки, не говоря уже о консолях для видеоигр, серверном оборудовании, автономных беспилотниках, и так далее и тому подобное.
А главное — там были 3D-принтеры, устройства, которые могут по нажатию кнопки произвести любой физический предмет на основе 3D-файлов, которые ты разработал сам или загрузил из сети. Сначала использовались «мейкерботы», замечательный и популярный комплект с открытым кодом для сборки 3D-принтера. Сырьем для печати в «мейкерботах» служила дешевая пластиковая нить, выпускаемая в катушках, а результаты поражали воображение, тем более если учесть, что стоили такие комплекты меньше тысячи долларов, особенно если поискать детали в дешевых каталогах или в неисчерпаемых запасах электроники, хранившихся в самом Нойзбридже.
Благодаря открытому коду «мейкерботы» являли собой рай для хакеров, и народ по всему миру модифицировал свои принтеры и производил на них необычайные, потрясающие штуковины. Во времена моих первых дней в Нойзбридже набирала популярность лазерная порошковая печать. С помощью аппарата на подложку напылялся тонкий слой пластика, потом лазер выплавлял на ней заданный рисунок. Затем наносился еще слой пластика, опять обрабатывался лазером, и так снова и снова, пока не получится заданная объемная фигура.
Принтеры для порошковой печати стоили гораздо дороже, чем «мейкерботы», около пятисот тысяч долларов или даже больше, и были опутаны сложной сетью патентов, а значит, производить и продавать их могли лишь немногие компании. Но никакие патенты не могли помешать людям переделывать свои «мейкерботы» под порошковую печать, и мода на такую модификацию, едва зародившись, сразу же охватила весь мир. Иначе и быть не могло, ведь предметы, получавшиеся на порошковом принтере, имели более гладкую и детализированную поверхность, чем изделия из пластиковой проволоки, а если взять более мощный лазер, то можно было работать с металлическим порошком и производить тончайшие высокоточные детали из нержавеющей стали, латуни, серебра, да из чего угодно.
Но меня больше увлекала печать не из стали, а из песка. Множество изобретателей по всему миру экспериментировали с поиском другого сырья для лазерной печати. В принтер можно закладывать не только пластик или металл, но и вообще любое вещество, которое поддается плавке лазером. При должном навыке можно производить чудесные фигурки из сахара или хрупкие, трагически недолговечные изделия из сухой молочной сыворотки, которой питаются бодибилдеры. Но, как я уже сказал, моим воображением завладел песок. При расплавлении песка получается стекло, очень красивая разновидность с тонкими полосочками, и я каждый день выплавлял из песка изящные статуэтки, украшения, солдатиков — все, на что хватало фантазии. Песок — самое дешевое сырье для лазерной печати, даже дешевле, чем сухая сыворотка.
