Не получив никаких положительных эмоций, Родик решил заняться сборкой стенного шкафа, заготовки для которого сделал еще во время работы в институте.
Дерево всегда доставляло ему удовольствие. Когда-то давно он получил квалификацию краснодеревщика, и почти вся мебель в квартире была изготовлена на этой же лоджии его руками. Здесь стоял столярный верстак, висели и лежали различные инструменты — от длинных фуганков до самодельных остро отточенных стамесок и разнообразных ножовок, выполненных из специальных сталей, где-то добываемых советскими умельцами. Родик очень любил хороший инструмент и при любой возможности пополнял свой арсенал — предмет постоянной заботы и гордости. Даже вид всего этого приободрил его, а запах первой стружки заставил забыть о невзгодах.
Незаметно прошло несколько часов. Отдельные бруски, раньше сиротливо лежавшие на балконном полу, превратились в шипованные дверные рамки, в углу лоджии вырос каркас будущего шкафа.
— Родик, Родик! — услышал он возбужденный голос жены. — Иди сюда, по телевизору танки показывают!
Шла программа «Время». Судя по съемкам, танки и бронетранспортеры находились в разных местах Москвы — на набережной у Нового Арбата, у кинотеатра «Ударник», на Садовом кольце, на мостах через Москву-реку. Людей толпилось много. Создавалось впечатление, что их откуда-то привезли на автобусах, припаркованных повсюду. Плотно прижавшись друг к другу, стояли мусорные и поливальные машины. Это сначала вызвало у Родика удивление, но потом он понял: их используют для перекрытия дорог, создавая тем самым некое подобие баррикад. Комментарии были очень пространные и не поясняли расстановки сил. Кто за кого, кто что хочет — Родик разобраться не смог. Было ясно одно — информационная блокада снята. Значит, кто-то уже победил или кто-то с кем-то о чем-то договорился, а возможно, и договариваться не собирался. Просто разыгран очередной политический спектакль.
Родик позвонил Юре и высказал свои соображения. На Розенблата телевизионные картинки произвели обратное впечатление. Он был уверен, что все только начинается, и с минуты на минуту войска КГБ примутся расстреливать демонстрантов…
Ночь была беспокойная. Около двух часов позвонил Юра и сообщил, что Родик ошибся, танки и бронетранспортеры горят, идет дикая перестрелка, много жертв, людей давят гусеницами и расстреливают в упор из пулеметов. Родик все выслушал и предложил ложиться спать…
Однако выспаться ему не удалось. Часов в шесть утра опять позвонил Юра с информацией, что союзные республики объявили бойкот ГКЧП, Кантемировская и Таманская дивизии уходят из Москвы, а Витебская дивизия в столицу идти не хочет. Войска нарушают присягу, не подчиняются приказам. Однако и Ельцина они тоже пока не поддерживают. Все демократические силы объединяются и собираются выступить единым фронтом.
Родик в полной апатии выслушал это и заметил, что, по его мнению, страшного вообще ничего нет, а спать очень хочется. ГКЧП заявил о поддержке частной инициативы, значит, отката назад не будет, а остальное «нам, татарам, все равно». Похоже, что просто хотят убрать Горбачева, а кем заменить его, еще не решили. Смахивает на приход к власти Брежнева. Ельцин боится, что выберут не его, и творит всю эту бузу под названием «объединение демократических сил», хотя от них за версту пахнет чинушами. Если ГКЧП действительно жаждет крови, то эта кровь уже давно полилась бы рекой. А тут даже не видно таких попыток. Границы открыты, телевидение работает, банки функционируют. Как на параде, стоит бронетехника, люди и автомобили. У демократов — мусорные машины, а у ГКЧП — все Вооруженные силы. Сложно разве подавить это «демократическое объединение»? Арестуй несколько десятков главарей, и все объединение развалится. Но нет арестов… Не дослушав презрительную Юрину оценку своей позиции, Родик прервал его и заявил:
— Мудрость народная гласит: «Времена переходчивы, а злыдни одни». Ты меня всю ночь дергаешь. Что это изменит? Я лучше придавлю минут сто пятьдесят. Привет!
Он положил трубку и, свернувшись калачиком в кресле, закрыл глаза. Однако разговор все же вызвал неприятные ассоциации. Поворочавшись с боку на бок, он вышел на лоджию. Рассвет высвечивал почти чистое голубое небо. Воздух был наполнен приятным запахом дерева, источаемого усеявшими пол стружками и опилками. Голова после почти бессонной ночи слегка кружилась, ощущалась какая-то невесомость, хотелось потянуться всем телом и сбросить предательскую слабость. Наташа и Лена находились во власти утреннего сна. Родик тихо прошел в коридор и взял из книжного шкафа томик Швейка. Открыв наугад, он углубился в чтение. Это оказалась глава о том, как Швейк едет на фронт — самая, на взгляд Родика, смешная и поучительная. Он знал текст почти наизусть, но каждый раз чтение доставляло ему новую радость. Вообще, эта книга не теряла актуальности. И сейчас текст вполне отражал происходящее. Родик как будто слышал высокий, с повизгиванием, голос подпоручика Дуба: «Вы меня знаете!.. Я вас до слез доведу!»
Чем дальше он читал, тем символичнее и современнее казалось ему произведение. «Пойти, что ли, в город и почитать Швейка солдатам, — подумал Родик и сам себя поправил: — Идиотизм приходит в невыспавшуюся голову, Швейк так не поступил бы. Доброго сумасшедшего дома, где кормят с ложечки, не будет. Застрелят или морду набьют».
За чтением незаметно пролетело время, вокруг все разительно изменилось: улица ожила шумом моторов и колес автомобилей, солнце появилось из-за крыш домов и начало слепить глаза. Родик нехотя закрыл книгу и покинул лоджию. Наташа уже не спала. Она лежала на диване, натянув одеяло до подбородка.
— Замерзла? — спросил Родик.
— Нет, — ответила Наташа, вынув руку из-под одеяла и приветливо, с зевком, помахав ею.
— Доброе утро. Вставай.
— Доброе утро. Вставать лень. Я еще поваляюсь.
— Я включу телевизор — не возражаешь?
— Включай…
Оттуда, как из рога изобилия, посыпались новости. Язов по состоянию здоровья попросил отставку, Павлов тоже, снято оцепление с резиденции Горбачева в Форосе, и тот вывезен в Симферополь. Ельцин принял обязанности главнокомандующего и уже успел подписать какие-то очень важные указы, ставящие ГКЧП вне закона и допускающие нарушение присяги. Военные переходят на сторону демократов, которых олицетворяет Ельцин. Интеллигенция в лице Евтушенко, Хазанова, Боннэр поддерживает Ельцина…
«Похоже, все заканчивается и заканчивается в пользу Ельцина, — подумал Родик и, вспомнив подпоручика Дуба, мысленно добавил: — Вы меня знаете! Вы меня еще узнаете! Я вас до слез доведу!»
Родик попереключал программы, но почти ничего нового не услышал. В столовую вошла заспанная жена. Она залезла к Наташе под одеяло и потребовала дать ей пульт от телевизора. Родик молча покинул свое любимое кресло и пошел в ванную бриться и умываться холодной водой.
Все собрались в кабинете Айзинского. Говорить было не о чем. Даже Юра молчал.
— Похоже, Родик, билеты не понадобятся. Давай пошлем кого-нибудь их сдавать, — нарушил тишину Григорий Михайлович.
— Думаю, Гриша, ты не прав. Билеты эти — теперь история. История нашей глупости, а может быть, и наивности. Давайте распишемся на них и сохраним… Когда-нибудь расскажем детям о двух днях, потрясших Союз нерушимых… — отозвался Родик, раскладывая билеты на столе.
— Вы уверены, что все кончилось? — спросил Юра.
— Кончилось противостояние. Кончилась угроза гражданской войны. Кончился ГКЧП. А вот эпоха перемен продолжается. Наша работа продолжается. Экономические и политические перемены ускорятся. Нам придется многому учиться, — задумчиво ответил за всех Григорий Михайлович.
— Так что, летим в Танзанию? — поинтересовался Юра.
— Все планы остаются в силе. Считайте, что ничего не произошло. Наоборот, можно сказать, наша взяла. Ельцин со своими нукерами ускорит капитализацию экономики. Это для нас откроет новые перспективы. Не нравится он мне, но что поделать. Мы выбрали путь, на котором, хотим того или нет, его нужно поддерживать. А то, что мы пережили, требует отдельной оценки. Мне кажется, это был плохо отрепетированный спектакль, в котором на сцену вышли сразу два состава актеров. Мне даже сон такой приснился. А может, я ошибаюсь… Давайте подпишем билеты, — сказал Родик, ставя свою размашистую подпись на бланках.
— Их что-то очень много, — заметил Михаил Абрамович, подписываясь на оборотной стороне.
— А это для жен и для детей. Пусть тоже помнят, — пояснил Родик.
— Я не торопился бы делать окончательные выводы. Все еще может измениться, — уже без прежнего запала сказал Юра. — Ладно, давайте ручку, подпишусь.
— Все ясно… Я слушал «Голоса». У них полная эйфория. Можешь больше не прятаться, погромов не будет. Наоборот. Сейчас откроют все, что можно открыть. КГБ ликвидируют, милицию почистят, армию загонят в казармы, — высказался до этого молчавший Боря.
