Я огляделась. Местность была деревенская. Вернее, год тому назад она была деревенской. Но с тех пор ферму, должно быть, перекупили, навезли бульдозеров, снесли старые изгороди, разрыли и разровняли плодородную землю и начали возводить новые дома: все вокруг было свежеструганным, голым и безобразным. Работали бетономешалки, грузовик пробирался через непролазную грязь, высились груды кирпичей и бетона, а на переднем плане, как знамя, щит с именем человека, учинившего этот разгром:
ЭРНЕСТ ПЭДЛОУ
ПРОДАЮТСЯ ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ДОМА
НА ВСЕ ВКУСЫ
ОБРАЩАТЬСЯ НА СИ-ЛЕЙН, В ПОРТКЕРРИСЕ
ТЕЛЕФОН В ПОРТКЕРРИСЕ: 873
Вне всякого сомнения, дома эти были индивидуальными, но лишь весьма условно. Они отстояли друг от друга не более чем на три фута, и окна одного упирались в окна другого.
Я грустила по погибшим полям и погибшим возможностям. Пока я стояла, рисуя в воображении проект в целом, за моей спиной на вершину холма въехал автомобиль, прижав меня к щиту с объявлением. Это был старый темно-синий «ягуар». Водитель вышел из машины, звучно хлопнув за собой дверцей. На нем была спецовка, а в руках дощечка с зажимом и массой каких-то бумаг, трепавшихся на ветру. Повернувшись, человек увидел меня и после секундного колебания направился в мою сторону, на ходу приглаживая волосы и прикрывая ими лысину.
— Здрасьте! — Он улыбнулся улыбкой старого знакомца.
— Доброе утро.
Я уже встречала этого человека. Накануне вечером. В «Якоре». Он беседовал с Элиотом Бейлисом.
Человек взглянул на щит с объявлением.
— Дом подумываете купить?
— Нет.
— А надо бы. Здесь чудный вид.
Я нахмурилась.
— Мне не нужен дом.
— Хорошее вложение капитала.
— Вы что, подрядчик?
— Нет. — Он не без гордости покосился на щит с объявлением над нашими головами. — Я Эрнест Пэдлоу.
— Понятно.
— Место здесь чудесное. — Он с заметным удовольствием оглядел картину разрушения. — За ним кто только не охотился, но старушка землевладелица — вдова, и мне удалось ее охмурить, так что земля досталась мне.
Я удивилась. Говоря это, он достал и зажег сигарету, не предложив мне, закурил. Пальцы его были желтыми от никотина, и я подумала, что он на редкость непривлекателен.
Потом он опять обратился ко мне:
— Я вас здесь не встречал, верно?
— Да.
— Отдохнуть приехали?
— Возможно.
— Не в сезон здесь лучше. Нет этой толпы.
— Я ищу, как пройти в Боскарву, — сказала я.
Слова мои застали его врасплох, и маска добродушия моментально слетела с него. Глаза его на румяном лице стали зоркими.
— В Боскарву? В усадьбу старого Бейлиса?
— Да.
В глазах собеседника мелькнула хитринка.
— Элиота разыскиваете?
— Нет.
Он подождал, не скажу ли я чего-нибудь еще. Но когда этого не произошло, попробовал обратить все в шутку.
— Что ж, я всегда говорю: меньше слов, меньше хлопот. Если вам в Боскарву, спуститесь здесь по тропинке. Туда с полмили, не больше. Дом с видом на море. Шиферная крыша, кругом большой сад. Не пропустите.
— Спасибо. — Я вежливо улыбнулась. — До свидания.
Я повернулась и начала спускаться вниз, чувствуя за спиной его взгляд. Он опять заговорил, и я оглянулась на него. Он улыбался с дружеским видом.
— А если все-таки соберетесь с покупкой, то советую не мешкать. Дома здесь нарасхват.
— Да, я уверена, что так оно и есть, но дом мне не нужен. Благодарю вас.
Тропинка шла под гору к огромной синей чаше морской воды, и я увидела, что пейзаж вокруг стал теперь по-настоящему деревенским — луга, а на них гернзейские коровы с добрыми мордами. В изножье живых изгородей росли фиалки и первоцветы, а проглянувшее солнце превратило густую траву в изумрудно-зеленый ковер. Я завернула за угол — за поворотом потянулись низкие, сложенные без раствора каменные ограды с белыми воротами. Вниз устремлялась подъездная аллея, а в высоких изгородях я различила эскалонию [9] и вязы, от жестоких ветров принявшие самые причудливые формы.
Дома видно не было. Пока я стояла возле открытых ворот, глядя на подъездную аллею, храбрость моя начала исчезать, как исчезает вода из ванны, если выдернуть пробку. Я не представляла себе, что должна сделать и что при этом сказать.
Но, к счастью, неожиданно все решилось само собой. От невидимого дома раздались звуки мотора двигавшейся в мою сторону машины. Машина приближалась. Когда она была совсем близко, я увидела низкий и открытый спортивный автомобиль, не новый, стильный. Я посторонилась, давая ему мелькнуть между воротных столбов и дальше вверх, на холм, туда, откуда спустилась я, но все же мне удалось разглядеть человека за рулем и большого рыжего сеттера на заднем сиденье. Морда сеттера была обалдело-счастливой, как у всякой собаки, которую взяли на прогулку в автомобиле.
Я подумала, что меня не заметили, но ошиблась. Спустя мгновение машина со скрежетом затормозила и из-под колес так и брызнул фонтан мелких камешков. Потом машина дала задний ход, подкатив почти с той же стремительностью к месту, где находилась я. Она встала, мотор заглох, и Элиот Бейлис, опершись рукой на руль, воззрился на меня через пустоту сиденья, предназначенного для пассажира. Он был без головного убора, в автомобильной куртке-дубленке и выглядел так, словно увидел что-то забавное, даже интригующее.
— Привет, — сказал он.
— Доброе утро. — Я чувствовала себя глупо в своей старой куртке, с растрепавшимися на ветру и липшими к лицу прядями волос. Я попыталась отвести от лица эти пряди.
— Похоже, вы заблудились.
— Вовсе нет.
Он все разглядывал меня, слегка нахмурясь.
— Я видел вас вчера вечером, да? В «Якоре». С Джоссом.
— Да.
— Вы ищете Джосса? Насколько мне известно, он еще не приезжал. Это в случае, если он решил сегодня приехать.
— Нет. В том смысле, что я ищу не его.
— Тогда кого же вы ищете? — мягко поинтересовался Элиот Бейлис.
— Я… я хотела встретиться со старым мистером Бейлисом.
— Для этого еще слишком рано. До полудня он не выходит.
— Ах, вот как… — Об этом я не подумала. Видимо, на лице моем отразилось разочарование, потому что тем же мягким и дружеским тоном он поспешил прибавить:
— Возможно, я могу помочь. Я Элиот Бейлис.
— Знаю. То есть… Джосс мне сказал это вчера.
Между его бровей пролегла легкая морщинка. Видимо, мое знакомство с Джоссом его озадачивало, что было вполне естественно.
— Зачем вам понадобился мой дед?
Но когда вопрос этот остался без ответа, он, потянувшись через пустое сиденье, открыл мне дверцу и сказал с холодной решимостью:
— Залезайте.
Я влезла в машину, захлопнула за собой дверцу. Я чувствовала на себе его взгляд, от которого не укрылись ни бесформенная куртка, ни залатанные джинсы. Наклонившись вперед, собака сунула нос мне в ухо, нос был холодный. В ответ я, не оборачиваясь, погладила длинную и шелковистую шерсть животного.
— Как его зовут? — спросила я.
— Руфус. Руфус Рыжий. Но вы не ответили на мой вопрос.
Спасло меня внезапное появление еще одной машины, на этот раз — почтового фургона, поводившего алыми боками и весело громыхавшего по дороге в ту же сторону, что и мы. Фургон остановился, и почтальон опустил стекло, чтобы беззлобно сказать Элиоту:
— Как прикажете мне проезжать и провозить почту, если будете останавливаться и загораживать мне дорогу?
— Простите, — нимало не смутившись, ответил Элиот. Он вылез из машины и взял у почтальона ворох писем и газету со словами:
— Я заберу это и тем самым избавлю вас от лишней ездки.
— Вот и ладно, — сказал почтальон. — Всем бы так выполнять за меня мою работу. — И, весело осклабившись и махнув рукой, он поехал дальше, по всей вероятности, на какую-нибудь отдаленную ферму.
Элиот опять сел в машину.
— Ну, — с улыбкой сказал он, — что прикажете мне с вами делать?
Но я едва слышала его слова. На коленях у него валялись письма, а сверху лежал авиаконверт со штампом Ибицы, адресованный мистеру Гренвилу Бейлису. Этот колючий почерк я не спутала бы ни с каким другим.
Машина — подходящее место для доверительных бесед. Здесь нет телефона и никто не может внезапно оторвать вас от разговора.
Я сказала:
— Вот это письмо… Вот это, наверху… Оно от человека по имени Отто Педерсен. Он живет на Ибице.
Нахмурясь, Элиот взял в руки письмо. Посмотрев на обратную сторону конверта и прочитав там фамилию Отто, взглянул на меня.
— Как вы узнали?
— Я знаю его почерк. И его знаю. Он пишет… вашему дедушке, сообщает ему о смерти Лайзы. Она умерла неделю назад. Она жила с Отто на Ибице.
— Лайза. Вы имеете в виду Лайзу Бейлис?
— Да. Сестру Роджера. Вашу тетку. И мою маму.
