В отсутствие Джека премьер-министр позвонил портье и спросил, петли в гостинице туалетной бумаги «Броню».
— Вам придется обратиться к кастелянше, — ответил портье, уже всерьез подозревая, что его разыгрывают. Положив трубку, он огляделся, ища скрытые камеры, убежденный, что без своего ведома принимает участие в телепрограмме.
Когда Джек ввалился в номер с пакетами, премьер-министр едва сдержал волнение. На нем был белый махровый халат, который выдавался постояльцам гостиницы. Ламинированная карточка в кармане призывала гостей не воровать халаты, хотя и не в таких грубых выражениях: «Если Вы желаете приобрести этот халат, к счету будет добавлено 55 фунтов стерлингов плюс НДС».
Тело премьер-министра под халатом блестело. Он проигнорировал инструкцию в коробочке с кремом «Иммак», где советовали воздержаться от применения других средств для ухода за кожей сразу после использования депилятора. Возбужденный безволосостью собственного тела, премьер-министр перерыл всю корзину с дополнительными туалетными принадлежностями, которую нашел рядом с раковиной в ванной комнате, и натерся лосьоном, а затем еще чем-то под названием «увлажняющий протеиновый гель». Ухочистками он прочистил ноздри и уши, вылил на волосы содержимое бутылочки с кондиционером и надел шапочку для душа. Он даже залез в крошечный набор для шитья и подшил бретельки на бюстгальтере жены — возблагодарив учительницу средней школы, которая много лет назад научила его шить, — он подровнял ногти пилочкой и отполировал шлепанцы жены гостиничным обувным кремом. Закончив, он очень гладко выбрился, используя увеличительное зеркало, которое делало гигантским каждый волосок, пору и пятнышко на его лице. После чего премьер-министр не преминул тщательно изучить себя. Хороший ли он человек? Честен ли? Заслуживает ли доверия британского народа? Не ошибается ли президент Буш, называя его другом? Премьер-министр почти пал духом, исследуя себя в увеличительном зеркале. Как он ни скреб, долго и изо всех сил, щетина все равно проглядывала. Он понял, что чисто выбритой кожи просто не бывает.
Джек выложил содержимое пакетов на кровать премьер-министра. Украшения, то есть серьги, ожерелье и кольцо — всего на сумму 33, 50 фунта, — дорого поблескивали под ночным светильником в изголовье.
Джек разулся, лег на кровать, подпер голову кулаком и приготовился наблюдать, как премьер-министр превращается в Эдвину Сент-Клэр, звезду сцены и экрана.
Однако премьер-министр застенчиво попросил:
— Нет, Джек, не смотрите.
Джек отвернулся и включил новости по Си-эн-эн. Безукоризненно накрашенная и причесанная американка рассказывала телезрителям, что «британский премьер-министр Эдвард Клэр проводит испытания центра управления государством на случай атомной войны. Источник, близкий к семье премьера, сообщил, что Адель Флорэ-Клэр, супруга премьер-министра, вне себя от ярости».
Джек повернулся проверить реакцию премьер-министра на тревожную новость, но тот исчез в ванной и затворил дверь. Джек выключил телевизор и прикрыл глаза.
Когда все мелкие поправки были сделаны, а прихорашивание закончено — все ремешки на туфлях на высоких каблуках несколько раз затянуты, грим нанесен, а парик зачесан в стиле Монро, — дверь ванной отворилась и премьер-министр сказал:
— Теперь можно посмотреть.
Увиденное очень встревожило Джека. В слабом свете гостиничного номера премьер-министр в красном платье с блестками выглядел очаровательно и очень походил на женщину мечты Джека.
— Господи, сэр, вы прекрасны, — прохрипел Джек.
Премьер-министр поупражнялся в ходьбе на каблуках, дефилируя между кроватями, пока Джек мылся, брился и менял рубашку. Потом они рука об руку спустились в ресторан гостиницы. Премьер-министр был слишком нарядно одет.
Когда они вошли, один официант сказал другому:
— Красивая женщина, жаль вот только грудь никакая.
За обедом говорили о делах государства. Премьер-министра поразило, как хорошо Джек разбирается в экономике и социальной политике.
За кошмарными спагетти с анчоусами, странным образом свитыми в веревку, Джек сказал, что, на его взгляд, повышение пенсий на семьдесят пенсов — просто оскорбление, и лучше бы уж просто ничего не прибавляли.
Премьер-министр решил тряхнуть стариной и заказал хаггис[39] с гарниром. Он объяснил Джеку, что в детстве, когда он жил в Эдинбурге, хаггис, картошечка и репка были его излюбленным лакомством, и порекомендовал Джеку взять то же. Однако месье Сури, шеф-повар, аранжировал скромное блюдо и соорудил из него подобие Эйфелевой башни, окруженной не подливкой, как надеялся Эдвард, а тепловатым озерцом отвара из ревеня.
— Боже, и как все это есть? — вопросил Джек. — Сверху вниз или снизу вверх?
Премьер-министр отгреб часть хаггиса от центра башни и посоветовал:
— Попробуйте средний путь, Джек.
За лимонным шербетом, испорченным горстью свежих мятных листьев и неспелой клубники, они обсудили вопросы увольнения полицейских в запас. Джек, разомлев от пина и воодушевленный обществом шикарной Эдвины Сент-Клэр, на миг потерял бдительность и признался, что его знакомый старший офицер недавно ушел в запас с сохранением зарплаты — из-за травмы, которую получил,
наблюдая, как два пьяных дерутся у паба в пятницу вечером.
Когда подали жуткий кофе, оба уже от души смеялись. Премьер-министр заметил:
— Знаете, Джек, вам бы очень пошла какая-нибудь современная короткая прическа.
Джек тайком вздохнул. Он ненавидел, когда женщины пытались изменить его внешность.
Официант, обслуживавший их пусть и неумело, но от чистого сердца, подал счет со словами:
— На стоимость вашего обеда в моей стране можно купить ослика и тележку.
— Нахал, — сказал Джек.
Зато премьер-министр спросил, откуда официант родом.
— Из Албании, мисс. Я сюда езжу на заработки. Ни один шотландец не станет тут работать за такие деньги.
— А как вы попали в нашу страну? — заботливо спросил премьер-министр.
— Это не так уж и трудно, — пожал плечами официант, пока Джек подписывал чек. — Мужчины из нашей деревни традиционно въезжают в Великобританию, прячась в грузовике с репой. Большинство наших мужчин сейчас живут в Эдинбурге, в районе Колинтон. Женщины и дети приедут в следующем году.
— А почему мы завозим репу из Албании? — удивился премьер-министр.
— Это же натуральная репа для вашего среднего класса, — рассмеялся официант. — Она вся неправильной формы и червивая, потому что у нас нет денег на пестициды.
Позже, раздеваясь перед сном, оба обсуждали проблемы нелегальной иммиграции. Премьер-министр признал, что кадровый дефицит налицо, и поинтересовался мнением Джека: не начать ли вербовать из Албании курсантов для британской полиции?
Адель обшаривала шкафы в поисках брючного костюма от Николь Фари. Венди выдвигала ящики, разыскивая два кашемировых свитера.
— Вы отвечаете за мой гардероб, Венди, следовательно, отвечаете за пропажу моей одежды, — сказала Адель.
— Вы обвиняете меня в воровстве? — Венди устала и торопилась в больницу. Назавтра планировали отрезать ногу у Барри, и она хотела заверить его, что как только он очнется после операции, рядом обязательно будет кто-нибудь из группы самопомощи при ампутации и поможет ему пережить это тяжелое событие. — Если так, я увольняюсь. И вообще я не знаю, что я тут делаю. Меня не ценят. У меня слишком высокая квалификация — смею напомнить, у меня ученая степень по гастрономии.
— В каком-нибудь третьесортном заведении, о котором никто не слыхал! — крикнула Адель.
— Все слышали о Брэдфорде! — завопила Венди. Обе женщины расплакались, а потом обнялись, утешая друг друга. Адель говорила:
— Простите, я просто дура. Вся моя одежда вам мала. Просто я рассудок теряю, потому что Эд так вот уехал, не попрощался. Мне даже позвонить ему некуда. Я же без него места себе не нахожу, Венди.
— Я знаю, что вы друг друга очень любите… — пробормотала Венди.
— Любим? Что вы понимаете! — взвизгнула Адель. — Я без него жить не могу.
В возрасте одиннадцати лет Адель перевели из частной школы в интернат для одаренных детей, причем за счет местного отдела образования. Ее раннее развитие и радовало, и тревожило бабушку, которая с ней носилась как с инопланетной принцессой. Но в новой школе Адель оказалась просто еще одним умным ребенком, и вскоре она почувствовала, как превращается в обычную девочку, которая не слишком красива и не особо популярна среди остальных детей.
Эдвард был для Адель единственным другом. Иных у нее никогда не было. Ей казалось, что без Эда она разваливается, распадается на клетки. Адель рассматривала себя в зеркале шкафа и видела, что уже тает — разве что нос выглядел больше обычного.
«Ну и кто же тут умница?» — вопросил издевательский голос в голове.
