— И он, конечно, не очень настаивал, — сказал Марсиаль. — Ведь вы же товарищи…
— Значит, теперь это официально называется товариществом? — И мадам Сарла снова уставилась в свою тарелку.
— Да… — ответила Иветта с улыбкой.
— Нам этого не понять, бедная моя тетя, — сказал Марсиаль. — Вы с Фонсу никогда не были товарищами? Не правда ли?
— Никогда. Мы ведь жили не в казарме.
Они все трое снова не смогли сдержать улыбки.
Однако Дельфина с тревогой поглядела на мужа, она догадалась, что Марсиаль хочет навести разговор на покойного Фонсу, и заранее трепетала. Ведь тетушкин образцовый супруг был в их семье неиссякаемым поводом для шуток. Всякий раз, когда мадам Сарла упоминала о «бедном Фонсу», об их счастливой любви или превозносила его добродетели, слушатели едва сдерживали смех. Поскольку мадам Сарла не делала из этого секрета, все знали, что их отношения в браке, к слову сказать, довольно позднем, были чисто платоническими: Фонсу после каких-то таинственных болезней потерял весь свой врожденный мужской запал. Но это обстоятельство не только не омрачало их любви, а, напротив, стало фундаментом их безоблачного счастья. Мадам Сарла уверяла, что была «абсолютно счастлива» со своим мужем. А раз она так говорила, приходилось ей верить на слово.
Внешность Альфонса Сарла была известна по фотографиям: невысокий благодушный человечек, с усами, непропорционально большими для его не такого уж внушительного вида.
— В самом деле, — не унимался Марсиаль, — что это за такое товарищество, которым нам теперь все уши прожужжали? Современной молодежи неведома деликатность чувства. В доброе старое время к женщине обращались особым тоном. Я вот уверен, например, что Фонсу никогда не повышал на тебя голоса, никогда не позволял себе говорить с тобой грубо.
— Он? Грубо? Бедный Фонсу! Да он был ангелом!..
С кресла, где сидели Дельфина и Иветта, донесся сдавленный стон. Иветта, согнувшись в три погибели, с лихорадочной поспешностью снимала туфли, а когда она выпрямилась, лицо ее было пунцовым.
— Ноги гудят, — объяснила она.
— Устройся поудобней, детка, — сказал Марсиаль с широкой улыбкой. — Ты, должно быть, устала.
— Протанцевала весь вечер? — полюбопытствовала мадам Сарла. — Ну, ничего, в твои годы это еще допустимо. Веселись, девочка! Кто знает, как сложится твоя жизнь. А ее брат, — спросила она, обращаясь к Дельфине, — еще не вернулся?
— О, вы же знаете, он живет, не глядя на часы.
— Я это заметила. Вот они, современные нравы.
— Слушай, Иветта, — сказал Марсиаль, — по твоей вине мы умираем от жажды. Ты забыла принести вина.
— В бутылках осталось только на донышке.
— Ну и что же? — возмутилась мадам Сарла. — Значит, остатки надо вылить на помойку?
— А не выпить ли нам по бокалу шампанского? — предложил Марсиаль с воодушевлением.
— Не выдумывай! — воскликнула Дельфина. — Ни в коем случае!
— А-а, куда ни шло!.. Шампанское под пирог, что может быть лучше? Раз мы затеяли ужин… Иветта, не принесешь ли ты нам бутылочку? У меня хранится одна в холодильнике.
— Еще бы! С большим удовольствием!.. Бегу! — воскликнула Иветта, радуясь, что праздник продолжается. И, схватив поднос, выбежала из комнаты.
— Ты ведешь себя неразумно, — сказала Дельфина, качая головой.
— Я слышу это уже во второй раз! Не повторяй вечно одно и то же! Затевать целый разговор из-за того, что мне захотелось выпить бокал шампанского!.. — Марсиаль обернулся к тетке. — Видишь, какие они, эти нынешние жены? Как ни старайся быть примерным мужем, все равно им не угодишь. Любая невинная прихоть — и уже поднимается крик.
— Примерный муж! — вздохнула Дельфина. — Чего только не услышишь!
— Жалуйся, жалуйся!.. Скажи, тетя, а ты говорила Фонсу, что он ведет себя неразумно, когда он спускался ночью на кухню опрокинуть стаканчик?
— Нет, но он-то пил молоко.
— Молоко! — воскликнул Марсиаль. — О, теперь мне ясно, что он был ангелом!
— Мы шампанского дома никогда не держали, — сурово отрезала мадам Сарла.
— Вот видите, тетя, — заметила Дельфина, — хоть вы и воспитывали его по-спартански, а результаты…
И она махнула рукой. Однако было видно, что Дельфина не сердится. Она уже настроилась на ту волну добродушия, которую стал излучать ее муж, едва они переступили порог этой комнаты. Как женщина, любящая во всем порядок, Дельфина считала нелепым и, может быть, даже достойным осуждения каприз Марсиаля устроить ночной пир, а тем более с шампанским, но она с благодарностью принимала все, что, по ее мнению, способствовало семейному согласию и созданию теплой, сердечной атмосферы. Известие о смерти Феликса взволновало ее прежде всего потому, что оно могло произвести на Марсиаля тяжелое впечатление. Она опасалась, что он будет сражен этой вестью и может дать нервный срыв. Ведь мужчины такие хрупкие! Правда, сам Марсиаль не выказывал ровным счетом никакой тревоги насчет своего здоровья, вообще никогда об этом не говорил. Наверное, считает себя в расцвете молодости. Он и правда был еще молод и лицом, и фигурой, и сердцем. Если исходить из интересов Дельфины, пожалуй, даже чересчур молод. Но именно поэтому внезапная кончина друга, ровесника, могла потрясти его тем больше, что он не отдавал себе ясного отчета о течении дней, лет и никак не учитывал возможности непредвиденных катастроф, которые вдруг меняют весь ход жизни или попросту кладут ей конец. Однако Дельфина сверх всяких ожиданий увидела, что Марсиаль принял трагическое известие с большой твердостью, а может быть, даже с несколько неприличным легкомыслием. Неужели он до такой степени эгоистичен и бесчувствен? А может быть, его сегодняшнее прекрасное настроение только маска или защитная реакция? Во всяком случае, Дельфина предпочитала, чтобы все шло именно так…
Вернулась Иветта с бутылкой шампанского и бокалами.
— Розовое! — радостно объявила она. — Мое любимое.
— Я собирался предложить его сегодня после обеда, — сказал Марсиаль, — да забыл. Значит, нам повезло! Смотрите, как отлично заморожено! Вы сейчас выпьете нечто выдающееся!
Он сжал левой рукой горлышко бутылки и стал откручивать проволочку. Откинувшись на подушку и скрестив руки на одеяле, мадам Сарла пристально наблюдала за этой сценой времен упадка Римской империи.
— Ну и ну! — пробормотала она. — Чему только не приходится быть свидетелем…
— Надеюсь, ты выпьешь с нами?
— Я? Да никогда в жизни! Взять на душу такой грех?
— Если за тобой не числится более тяжких, то это еще полбеды.
Выстрел вылетевшей пробки прозвучал, как праздничный салют. Марсиаль ловко налил шампанское в бокал, не расплескав ни капли.
— А ты, однако, мастер! — сказала Иветта.
— Давай скорей другой бокал! — крикнул Марсиаль. — Честь первого бокала, тетя, по праву принадлежит тебе!
— Я же сказала, что не буду. Сколько тебе объяснять?
— Прошу, тетечка, доставь нам удовольствие. Оно отменное, поверь. Самый высший сорт. Я не смотрю на цену, когда покупаю шампанское.
— А разве ты вообще смотришь когда-нибудь на цены? — И мадам Сарла взяла протянутый ей бокал. — Ох, зря я это… Но уж если ты что-нибудь вобьешь себе в голову… — И она поглядела на племянницу. — Вы, милая Дельфина, видно, немало натерпелись от этого тирана!
— И не говорите!
Марсиаль сиял.
— Ты видишь, как в этом доме относятся к твоему отцу? — призвал он в свидетели дочь. — Хоть ты меня защити!
— Папочка, я тебя обожаю! — воскликнула Иветта тоном послушной девочки. — Ты лучше всех на свете!
— Наконец-то мне воздают должное. Ваше здоровье, прекрасные дамы!
Он поднял бокал. Все четверо пригубили шампанское и замолчали, смакуя.
— М-м… — промычала Иветта. — До чего же вкусно!
— Ну, а как ты его находишь? — спросил Марсиаль тетю.
— Ничего не скажешь! — И она покачала головой.
— Готов держать пари, — подмигнул Марсиаль Иветте, — что твой писатель никогда тебя таким не угощал.
— Еще бы!
— Они жить не умеют! Кроме своих книг… — Он не окончил фразы, да в этом и не было нужды. Приговор над писателями был произнесен раз и навсегда — тут не о чем было даже говорить.
— Жаль было бы извести такое шампанское на Юбера! Разве он в состоянии его оценить? — продолжил Марсиаль.
— Скажите на милость, — возмутилась Дельфина, — почему это он не в состоянии?
— Да просто потому, что, кроме высшего света, его ничто не интересует. Ты бы только видела, Иветта, как он изменился в лице, когда узнал, что ты знакома с этой знаменитостью. Его ничто не интересует, кроме светской хроники и системы информации. Подайте ему трех герцогинь и один компьютер, и он будет на верху блаженства. Больше ему ничего не надо!..
