Но тут Нельсонам захотелось узнать, что за место подыскали для себя Дэвенпорты, и Дэвенпорты стали нервно перебивать друг друга, не зная, с чего начать.
— Ну мы, конечно, просто снимаем, — начал Майкл. — Так что это только временно, но…
— Это очень смешной домик в частном имении, — сказала Люси, стряхивая с колен сигаретный пепел. — Поэтому земли там предостаточно, но люди немного…
— В некотором роде голубиное хозяйство, — сказал Майкл.
— Голубиное хозяйство?
И Майкл, то и дело запинаясь, стал объяснять, что он имеет в виду.
— Бен Дуэйн, — сказал Том Нельсон. — Это не тот, который читал Уитмена? Потом, пару лет назад, его еще прижала комиссия Маккарти?
— Тот самый, — сказала Люси. — И я, конечно же, уверена, что он абсолютно… сами понимаете — абсолютно безвреден и все такое, хотя мне, наверное, было бы не по себе, если бы нам пришлось жить там с мальчиком. И понятное дело, от хозяйки и ее молодого человека тоже можно держаться подальше. Но все же у нас нет ощущения, что мы там одни, как у вас тут.
— Вот я только не понимаю, — сказала Пэт Нельсон, чуть скривив рот. — Что такого замечательного в этом самом одиночестве? Мне кажется, мы с Томом взбесились бы тут от этого одиночества, если бы не друзья. Мы теперь каждый месяц устраиваем вечеринки, кое-какие были очень удачные, но, когда мы только переехали — бог мой! — было так мрачно. Полная изоляция. Однажды нас позвали на маленькую вечеринку, здесь недалеко — не помню, как этих людей звали, — и там один из гостей буквально загнал меня в угол и начал допрашивать. «Признавайся, — говорит, — чем твой муж занимается». Я говорю: «Он художник». А он мне: «Ну да, да, а занимается-то он чем?» — «Вот этим и занимается: пишет картины». А он спрашивает: «Что ты имеешь в виду? Рекламу, что ли, рисует?» Я говорю: «Да нет, не рекламу. Он… ну как это сказать… просто художник». — «Художник по искусству, что ли?» Никогда не слышала такого выражения, а вы? Художник по искусству! Так мы и кружили на одном месте, не в силах понять друг друга, пока он наконец не ушел, но перед тем, как уйти, он посмотрел на меня так неприятно, с прищуром, и говорит: «Так все-таки что там у вас, ребята? Трастовый фонд, что ли?»
Дэвенпорты захихикали и стали медленно качать головами в знак того, что оценили историю по достоинству.
— Нет, здесь это все далеко не редкость, — сказала Пэт, будто пытаясь честно их предупредить. — Эти местные типы считают, что все должны заниматься чем-то одним, чтобы жить, и чем-то совсем другим — ну, не знаю — ради интереса, что ли… До них просто не доходит; они не верят — думают, что ты втираешь им очки. В лучшем случае они решат, что у вас какой-нибудь трастовый фонд.
Теперь Майклу ничего не оставалось делать, как сидеть, уставившись с сожалением в пустой стакан и держать язык за зубами. Дать себе волю в этом доме он не мог — это было бы слишком унизительно, но он знал почти наверняка, что разойдется позже, когда они с Люси останутся наедине: в машине или уже дома.
— Господи, — скажет тогда он, — и какой же херней я, по ее мнению, зарабатываю на жизнь? Неужто она думает, что на стишки можно прожить?
Но тут трезвящая, предостерегающая череда мыслей напомнила ему, что и наедине с Люси ему тоже лучше не давать себе волю. Если наедине с Люси он разойдется по такому поводу, они всего лишь вернутся к тому долгому, изощренному и мучительному спору, начало которого терялось в воспоминаниях о медовом месяце в Копли-Плаза.
Когда же, спросит она, он наконец образумится? Разве ему не известно, что не было никакой нужды ни в «Мире торговых сетей», ни в Ларчмонте, ни в этом сонном домике в упадочном Тонапаке? Что же он тогда не дает ей снять трубку и позвонить банкирам, брокерам или кому бы то ни было, которые мгновенно их освободят?
Нет-нет. Ему придется в очередной раз сдержать свой гнев. Он промолчит сегодня, завтра и послезавтра. Это придется перетерпеть.
Заехав как-то в Тонапак, чтобы купить зимние шины, Майкл увидел на тротуаре впереди себя знакомую фигуру — одетого в джинсу высокого молодого человека с походкой киношного ковбоя.
— Пол Мэйтленд! — закричал он, и тот с удивлением обернулся.
— Майк! — сказал он. — Черт возьми! Ты-то что здесь делаешь?
Его рукопожатие обнадеживало своей энергичностью.
— Найдется минутка? Выпьем? — спросил он и потом привел Майкла в темную, несколько грязноватую рабочую пивнушку, куда он, похоже, и так изначально направлялся.
Кое-кто из сидевших у стойки посетителей обернулся в их сторону со словами «Привет, Пол» или «Здорово, Пол», пока Мэйтленд пробирался к столу в глубине зала, и Майкл поразился, что художник так по-свойски общается с этими неотесанными работягами.
Когда принесли виски, Пол Мэйтленд поднес свой стакан к самым губам, как бы смакуя краткую отсрочку удовольствия, и стал с блеском в глазах вспоминать былые вечера в «Лошади».
— Никогда не забуду, как ты поразил тогда этого нахального старикана из Йоркшира, матроса торгового флота, — сказал он. — Ты тогда пропел ему все слова «На Илкли-Мур без шляпы»[31], да еще и с нужным акцентом. Здорово получилось.
— Ну да. Просто во время войны мы размещались в Англии, и у меня была знакомая девушка из Йоркшира — она меня и научила.
Как же это прекрасно! Посреди бела дня пить виски с человеком, которого считают гением, с человеком, который раньше лишь изредка проявлял к нему какую-либо симпатию и который не жалел теперь сил, чтобы напомнить ему, как он когда-то совершил нечто незабвенное в таверне «Белая лошадь».
— …Ты помнишь Пегги? — говорил Пол Мэйтленд. — Мы в итоге поженились, у ее отчима отличный дом в нескольких милях отсюда, в Хармон-Фолз. Мы сняли у него домик и поначалу мотались туда-сюда, а потом нашлась более-менее постоянная плотницкая работа здесь, в Тонапаке, и кое-где еще в округе, так что дела у нас пошли на лад.
— А время на живопись остается?
— Ну конечно. Пишу каждый день. Пишу как идиот, как одержимый. Это не остановить. А вы с Люси где живете?
Майкл начал рассказывать и уже собирался было сказать, что «это в некотором роде голубиное хозяйство», но вовремя остановился. С некоторых пор он стал понимать, что пытаться объяснить какие-то вещи — себе дороже. Поэтому он спросил:
— А как… как поживает твоя милая сестра?
— У Дианы все отлично. Мне кажется, она собралась замуж. Жениха зовут Ральф Морин. Вроде вполне симпатичный парень.
— Актер?
— Где-то он играл, но теперь, как я понял, двинулся в сторону режиссуры — или пытается. — И Пол уставился задумчиво в свой стакан. — Я почему-то надеялся, что она выйдет в конце концов за Билла Брока, потому что они неплохо смотрелись вместе. Но в таких делах никто помочь не может.
— Это точно.
И когда принесли по второй, Майкл решил перейти к другой, куда более приятной теме:
— Слушай, Пол. Здесь неподалеку живет еще один художник, который, мне кажется, должен тебе понравиться, а может, ты и так его знаешь. Том Нельсон.
— Ну да, я, естественно, о нем слышал.
— Отлично. В общем, он очень приятный парень, очень скромный. Мне кажется, вы друг другу понравитесь. Можно было бы встретиться как-нибудь всем вместе.
— Спасибо, конечно, Майк, — сказал Пол. — Но я как-нибудь обойдусь без этого знакомства.
— Вот как? Но почему? Тебе не нравятся его работы?
Пол задумчиво подбирал слова, теребя рукой правый ус:
— Думаю, он хороший иллюстратор.
— Да, но он же не только иллюстратор, — подхватил Майкл. — Самое важное у него — картины, и они…
— Да знаю я, знаю. Музейщики от них в восторге, скупают пачками и так далее. Но видишь ли, то, что они покупают под видом картин, на самом деле иллюстрации.
У Майкла перехватило дыхание, как будто ему предстояло вступить в спор о чем-то непостижимом: договариваться о терминах никто не будет, и он в итоге так ничего и не поймет.
— Потому что они фигуративные — это ты имеешь в виду? — спросил он.
— Нет, — с раздражением ответил Мэйтленд. — Конечно же нет. Когда наконец люди перестанут употреблять это идиотское слово? И об «абстрактном экспрессионизме» пора бы тоже забыть. В конце концов, мы все создаем картины. И если картина хоть чего-то стоит, она самодостаточна, ей не нужен никакой текст. Иначе получается нечто рассудочное, преходящее. Однодневка.
— То есть ты хочешь сказать, что работы Нельсона проверки временем не выдержат?
— Ну, это не мне решать, — сказал Пол Мэйтленд с удовлетворенностью человека, высказавшего свою точку зрения. — Пусть другие решают, когда придет время.
— Ну хорошо, — сказал Майкл, потому что считал, что в заключение этого напряженного разговора нужно сказать нечто примирительное. — Мне кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду.
