Я подселяюсь к нему в студию, которую он снимает уже два месяца. Мы живем в самом центре, в крошечном помещении, где практически ничего нет. Приятное ощущение отсутствия забот. Париж, рабочие, отопление, провалившийся пол, Богдан, краски, обои — все это далеко. Мне совершенно неохота об этом разговаривать. Пусть все делается без меня, по мановению волшебной палочки, пока мой дух витает в другом месте, отдыхает, предаваясь писательской деятельности.
Мало где мы были так счастливы, как в той нью-йоркской студии.
Год спустя я заново пускаюсь на поиски недвижимости. Я разъезжаю по Манхэттену на велосипеде от квартиры к квартире, высматривая какой-нибудь выгодный вариант.
Квартира покоряет нас с первого взгляда. Просторная гостиная, залитая светом, великолепные деревянные полы, большой камин, высокие потолки, огромные окна, которые выходят в сквер. Роскошь, элегантность, благолепие. В муже взыграла его европейская кровь. И вот это станет нашим домом?!
Сейчас кризис, и эта квартира стоит не дороже другой. Владелец хочет продать ее как можно быстрей: мы пришли как раз вовремя. Едва оказавшись на улице, мы в полном восторге тут же делаем агенту предложение.
Эти покупки, капитализация… Наши друзья удивляются, смеются, возмущаются: владеть двумя квартирами, одной в Париже, другой — в Нью-Йорке! И это в тридцать два года! Да ладно вам! Они издеваются над нами, восхищаются нами, завидуют. Входя в дом, а потом в квартиру, они восклицают: ух ты! И сколько? Что?! Всего-навсего?
Потому что я тут же называю цену. И добавляю, что мы взяли кредит на тридцать лет с такими большими ежемесячными выплатами, что всякий раз с трудом дотягиваем до следующей зарплаты. Так что, хотя мы и имеем столь замечательную квартиру, отнюдь не стоит считать нас из-за этого богачами.
В день переезда мы от души веселимся в нашей новой квартире, очутившись посреди огромной пустой гостиной с несколькими коробками, в которые уместилось все наше барахло. Нам с трудом верится, что это наконец произошло. Мы очень собой довольны. Мы справились, как большие. Дважды собственники. Провернули две отличные сделки. Нет ничего проще. Нужно лишь немного воображения и делового чутья. Мы отлично воспользовались кризисом. Долгие годы мы потуже затягивали пояса, но оно того стоило. Наконец-то у нас начнется настоящая жизнь между Парижем и Нью-Йорком.
Когда я не живу в своей парижской квартире, то я ее сдаю, чтобы окупить затраты.
Сдавать квартиру — тоже дело непростое, мороки не оберешься.
Каждое лето по возвращении в Париж я интересуюсь у соседей, все ли было нормально. Когда мне говорят, что мой квартиросъемщик был очень милым и тихим, мне прямо-таки хочется вручить ему поощрительный приз. Но моего беспокойства невозможно передать словами, когда я вдруг слышу от соседки по лестничной клетке: «Вы сдали квартиру торговцам пиццей?» — «Торговцам пиццей? Нет! Двум студенткам. А в чем дело?» — «А я было поверила. Мне сказали, что они по ночам продают пиццу. Нет-нет, я не возражаю. Меня это вовсе не беспокоило, что вы! Я не работаю, так что могу отсыпаться днем!»
Поиски квартиросъемщика меня раздражают. Мне кажется, что никто не захочет поселиться в моей квартире. Мне бросаются в глаза все ее мелкие недостатки, позволившие в свое время купить ее по дешевке. Я ее ненавижу. Мне хочется немедленно продать ее, за любую цену, лишь бы больше о ней не думать. Я перестаю спать. Муж тщетно напоминает мне, что из года в год происходит одно и то же и всякий раз в конце концов я нахожу жильца. А даже если и не найду, то никакой трагедии в этом нет: квартира может спокойно простоять годик пустой.
Нет, не может! Сама эта мысль для меня невыносима.
По телефону или электронной почте мы с потенциальным жильцом жаждем познакомиться.
Когда же встреча происходит, мне неприятно видеть в моей квартире этого бородача, который переставил мебель и расшвырял вещи, как у себя дома. Он мне все время улыбается, ведь я хозяйка.
Летом, едва войдя в квартиру, я начинаю выискивать ущерб.
Как правило, все чисто, и в квартире полный порядок: мои жильцы хотят пожить тут еще. Я внимательно обхожу комнату за комнатой. Красивая у меня квартира. Хорошо в ней. Усевшись в гостиной с книжкой, я с хозяйской гордостью оглядываю мраморный камин, этажерки, залитый солнцем пол. Поднимаю глаза к потолку, и сердце у меня обрывается: здоровенная трещина — нет, целых три, которых не было в прошлом году.
Так что все мое пребывание в Париже проходит в беготне по строительным и интерьерным магазинам, разговорах с малярами и электриками, починке сливного бачка или проверке газовой плиты, покупках посуды или пылесоса, выслушивании жалоб соседей, уборке, чистке, покраске, вылизывании квартиры сверху донизу, подготовке ее к въезду нового жильца.
Я больше не хожу на выставки.
Когда иду по кварталу, то держу нос по ветру: таблички «Продается» на окнах домов меня угнетают. Ну конечно, все хотят поскорей убраться с тонущего корабля: шарм этого квартала исчезает, а дома здесь стоят на весьма зыбкой почве. Таблички «Продано» согревают мою душу. Ага, значит, в этом квартале еще покупают жилье, он все еще востребован.
Я провожу в своей квартире много времени, но я в ней не живу. Я не пишу. Нет времени, нет вдохновения. Слишком много бытовых проблем.
Время моего пребывания в Париже уменьшается, как шагреневая кожа: я не способна отказаться от сдачи квартиры в наем.
В любом случае, я больше не люблю Париж: там я ничем не занимаюсь, кроме своей квартиры.
Квартиру я люблю, лишь когда она приносит деньги, которые позволят оплатить грядущие ремонты и увеличат мои сбережения.
Продать: это желание приходит быстро. Отделаться от этого бремени, вернуться к беззаботным прогулкам по Парижу, к легкости бытия, обрести внутреннюю свободу, которая позволяет писать.
Но подходящее ли сейчас время для продажи? Цены на рынке недвижимости низкие. И поговаривают, что жилье по-прежнему самое надежное вложение капитала.
Куда разумнее воспользоваться кризисом, чтобы присмотреть другую квартиру, не имеющую основного недостатка моей — отдаленности от центра. Жилье в центре Парижа доступно, глупо этим не воспользоваться.
На всякий случай я покупаю газету с объявлениями о продаже недвижимости. Начинаю ходить по адресам и вскоре нахожу идеальный вариант — маленькую двухкомнатную квартирку под самой крышей на пешеходной улочке позади собора святого Евстахия. Самое сердце города. Шестой этаж без лифта, но лестница удобная. Симпатично, светло, немного дороговато. Я вполне смогу здесь жить. Отовсюду льется свет через круглые окна в покатой крыше. При мысли о возможности обладания этой квартиркой возле станции «Шатле», через которую проходят все линии метро, меня наполняет радость.
Поскольку на следующий день я улетаю, решать нужно быстро.
«Доверьтесь вашему инстинкту, — говорит мне хозяйка. — Она вам нравится, решайтесь. Если захотите ее сдать, то сдадите без проблем».
Верю. Месторасположение — золотой ключик инвестиций в недвижимость. Я смогу ее сдавать очень дорого. Это умная покупка. Конечно, есть и недостатки, но за такую цену я не найду ничего столь же привлекательного, и к тому же в центре. Да еще мне повезло натолкнуться на тот самый идеальный вариант, когда владельцы срочно нуждаются в наличности, потому что покупают другую квартиру. Они отдают ее за бесценок.
Я выплачу кредит за десять лет. Две квартиры обеспечат мою финансовую независимость. Муж, мой лучший советчик, думает, что это отличный план.
Я уезжаю, так и не подписав бумаг. Я убегаю.
Все шестнадцать часов полета я кручусь в кресле без всякой надежды заснуть даже со снотворным, терзаясь мыслями о выгодной сделке, которую упустила, и в голове моей вертятся слова: «Моя светлая уютная норка».
Я думаю о ней днем и ночью. И оплакиваю ее. В бешенстве просыпаюсь среди ночи. Ну как я могла упустить такое выгодное дельце? Где была моя энергия, мое воображение, моя деловая хватка?
От родителей я унаследовала две взаимоисключающие страсти: от отца — страсть к вещам, спискам, организованности, расчетам, инвестициям, обладанию, собственности; от матери — ненависть к бытовым проблемам.
Иногда я задаюсь вопросом, не из скупости ли я пишу. Чтобы ничто не пропало даром. Чтобы переработать и обратить в доход все, что со мной происходит. Чтобы собрать мое прошлое, сохранить его про запас, звонким и полновесным. Чтобы иметь возможность наведываться туда как в сокровищницу и любоваться моими золотыми монетками. Чтобы инвестировать и заставить плодоносить мой капитал чувств и ощущений.
А еще потому, что это ничего не стоит. Потому что писать можно практически везде и всегда даром. Потому что когда я пишу, то не трачу ничего, кроме моего времени, и завишу только от себя самой.
