— Хочешь, чтобы я дождался газет? Или предпочитаешь остаться одна?
— Не уходи, — просит Элинор.
— Тогда можно мне кофе?
Элинор с улыбкой встает.
— Ну конечно.
— А мне нужно освежиться, как выражаются американцы.
— Воспользуйся туалетом за кухней. Иди за мной.
Элинор уводит Сэма. Через минуту-другую на лестнице появляется Адриан — на нем футболка и тренировочные штаны; спустившись, он пересекает холл и направляется прямиком к входной двери. Почти тотчас поворачивает назад, входит в общую комнату и обводит ее взглядом, словно кого-то ищет. Из кухни появляется Элинор, в руках у нее поднос со столовыми приборами. Увидев Адриана, она словно прирастает к полу.
— Если ты ищешь газеты, их еще не принесли.
Адриан и бровью не ведет. Он подходит к газетнице, стоящей рядом с камином, вытаскивает старое воскресное приложение, садится в кресло и делает вид, будто читает.
Элинор подходит к столу и разгружает поднос.
— Я готовлю кофе и тосты, — говорит она, — будешь есть?
Адриан не обращает на нее ни малейшего внимания.
— Приехал Сэм. — Адриан резко вскидывает голову и впивается в нее взглядом. — Он в туалете. — Адриан снова утыкается в газету. — Я все ему рассказала, так что ты с таким же успехом можешь прекратить свою глупую игру.
Адриан все так же игнорирует ее. Она со стуком переставляет посуду с подноса на стол и возвращается на кухню. Адриан перестает притворяться, будто поглощен чтением. Через несколько мгновений из кухни выходит Сэм.
— Адриан! Ты встал, — говорит он с несколько преувеличенной радостью.
Адриан смотрит на него холодно.
— Что ты тут делаешь?
— Сегодня прилетел из Лос-Анджелеса. Заглянул наудачу, чтобы прихватить свою керамику. — Он направляется к журнальному столику, на котором стоит его ваза и берет ее в руки.
— Ты вроде бы собирался уехать на месячишко.
— Планы поменялись, — отвечает Сэм, вертя вазу в руках. — Прелестный обжиг, — восхищается он.
— Ты хочешь сказать, что тебя попросили со студии?
— Нет, это я их попросил. Фигурально выражаясь.
Он ставит вазу на место.
— А в буквальном смысле?
— Самоустранился. Понял, что не желаю превратиться в голливудскую шлюху. Вот он я, сижу под большим пляжным зонтом рядом с собственным бассейном в Беверли-хиллз, в тысячный раз переделывая любовную сцену между двумя лесбиянками: Флоренс Найтингейл и молоденькой медсестрой…
— Флоренс Найтингейл была лесбиянкой? — удивляется Адриан
— По сценарию — да, — подтверждает Сэм. — В общем, сижу и вкалываю на своем лэптопе, и вдруг спрашиваю себя: а что это я тут делаю, зачем трачу свою драгоценную жизнь на эту фигню? Ну да, конечно, я очень даже неплохо заработаю, но кто может мне гарантировать, что это вообще будут снимать, а даже если и в самом деле снимать будут, воспользуются ли моим текстом или закажут другой, и вообще кому это все надо, если снимать будут через десять лет?
— Прямо-таки чудо на пути в Дамаск{16}, — не может удержаться Адриан.
— Точно, — не возражает Сэм. — Снова на свет народился. Как младенец.
— И снова лыс, как младенец.
Сэм не обращает внимания на шпильки Адриана.
— Я понял, что еще немного и я того и гляди стану машиной для штамповки сценариев.
Адриана эта фигура речи явно задевает за живое.
— Ты хочешь сказать, что чем больше сценариев, словно автомобилей с конвейера, выходит из твоего принтера, тем меньше ты даешь себе труд задуматься, а что ты, собственно, произвел на свет?
— Вот именно.
— Ну и ну, — на Адриана сказанное производит впечатление. — И что ты намерен предпринять по этому поводу?
— Устроить себе каникулы на годик-другой. Не соглашаться ни на какие сценарные предложения. Почитать настоящие книги, поразмышлять на досуге. Может, написать роман.
— Роман?
— Да, мне всегда хотелось попробовать себя в роли романиста.
— Это труднее, чем тебе кажется, — бросает Адриан. — Значит, ты не собираешься предлагать Би-би-си сценарий по "Укрытию"?
— М-м, в ближайшее время — нет, — признается Сэм. Он пребывает в некотором замешательстве. — Извини, дружище. Как я понимаю, заговор против Фанни Таррант провалился.
— Да.
— А Питер Ривз из "Кроникл" связывался с тобой?
— Да.
— Его что, не заинтересовало твое предложение?
— Отчего же, заинтересовало. Но самое компрометирующее, что я смог узнать о Фанни Таррант, это что она училась в монастырской, а не в государственной школе; что она сожительствует с молодым человеком по имени Крайтон; и что на плече у нее татуировка в виде бабочки с инициалами бывшего рок-музыканта. Согласись, для сокрушительного удара по репутации маловато взрывчатки.
— Зато, как я слышал, ты ей предоставил ее предостаточно.
— Не я. Элинор.
— Эй, брось, Адриан, будь честен. Это ведь ты рассказал ей о нашей троице в университете.
— Но не для записи.
— А зачем вообще было рассказывать?
— Чтобы отделаться малой кровью. Она взяла след…
— Ну, а сауна зачем?
Адриан какое-то время хранит молчание.
— Сам не знаю, — наконец говорит он.
— Сам не знаешь?
— Это было под влиянием минуты. Кажется, я подумал, что, если поражу ее чем-то совершенно неожиданным, она может проговориться.
— Ты что, серьезно отнесся к затее с двойным интервью? — не верит Сэм.
— Тебя это, кажется, удивляет?
— Ну, честно говоря, я потрясен тем, что ты пошел до конца. Почему же ты не сообщил мне? — Адриан молчит. — Ты не давал знать о себе, и я решил, что по некотором размышлении ты отказался. Жаль, что это не так.
— Жаль — тебе?
— Ну да, кашу ведь я заварил. Сознаю ответственность.
— Тогда, может, ты все и уладишь? Постарайся скупить все экземпляры сегодняшнего выпуска "Сентинел" и сожги их. Ходи от двери к двери по всей стране и выкупай доставленное на таких условиях, чтобы никто не в силах был отказаться. А тех подписчиков, кто уже отведал стряпни Фанни Таррант, пичкай лекарствами, отшибающими память. — Адриан смотрит на свои часы. — На твоем месте я бы поторопился. Времени в обрез.
— Хорошо, искупить причиненный ущерб не в моих силах, — говорит Сэм, — но не исключаю, что помогу тебе примириться с ним.
— Весьма сомневаюсь.
— Подготовься психологически. Твой худший враг — страх…
— А ты, между прочим, не прошел ли курс у психоаналитика, пока торчал в Калифорнии? — перебивает Сэма Адриан.
— Ну что такого ужасного может сказать о тебе Фанни Таррант? Что ты бросил писать, потому что не мог вынести критику?
— Предполагается, что ты сейчас вселяешь в меня бодрость?
— Это самое страшное, что ей известно. Ты что, не способен взглянуть правде в глаза и примириться с собой?
— Нет, коль скоро ты спрашиваешь, — с горечью признается Адриан. — Нет, не могу. Не могу вынести мысль, что полмиллиона людей узнают это обо мне. Не могу одолеть собственную слабость и стыжусь ее — двадцать лет я ухитрялся ее скрывать.
Входит из кухни Элинор с полным подносом и ставит его на обеденный стол.
— А, кофе и тосты! — восклицает Адриан совершенно другим тоном. — Полагаю, ты уже завтракал с шампанским где-нибудь над Ирландским морем, Сэм, но, может, ты не побрезгуешь и нашей скромной трапезой? Садимся за стол, Элли?
— Адриан, если ты сейчас же не оставишь эту фальшивую манеру радушного хозяина, клянусь Богом, я запущу в тебя кофейником.
— Не понимаю, о чем ты, милая.
— Сэм, выйди, — требует Элинор.
— Что такое?
— Делай, что я сказала! — кричит она. — Иди в холл и жди!
— Иди! — требует Адриан.
— Ждать чего?
— Иди же!
Сэм покорно удаляется и закрывает за собой дверь.
— Либо ты начнешь разговаривать со мной как нормальный человек, либо я собираюсь и ухожу сейчас же, немедленно, сию минуту, — отчеканивает Элинор. — Сэм предложил мне разделить с ним кров.
Адриан молчит, не глядя на нее. Через несколько секунд Элинор решительно идет к двери. Она уже берется за дверную ручку, когда Адриан шелестит едва слышно:
— Хорошо.
Элинор сдерживает шаг и оборачивается.
— Ты что-то сказал?
— Я сказал "хорошо".
— Что именно "хорошо"?
— Хорошо, я буду разговаривать с тобой как нормальный человек. Я уже это делаю.
Элинор возвращается к столу.
— А знаешь, я почти надеялась, что ты не согласишься, — признается она, — и можно будет уйти отсюда с чистой совестью.
— Прости, Элли.
— Последние две недели ты вел себя как свинья.
— Знаю.
— Я ведь отнюдь не жаждала переезжать сюда, Адриан. Не жаждала уходить из музея{17}, расставаться с друзьями, отказываться от театров, выставок, даже от магазинов — иногда, Бог знает почему, хочется по ним побродить. Я сделала это ради тебя. Ради твоего покоя. Ради твоего душевного здоровья. И какова благодарность? Ты на все это наплевал, просто чтобы удовлетворить собственное тщеславие. А когда я на это прореагировала, ты… ты… — Элинор падает на ближайший стул и разражается слезами. Дверь холла приоткрывается и появляется испуганное лицо Сэма. Адриан спешит к Элинор, чтобы ее утешить, но Сэм подбегает первым и отталкивает Адриана.
