— Американцы убили всех наших солдат? Всех до единого? — спрашиваю я папу. — Разве такое возможно?
— Это называется гиокусай, — отвечает он. — Солдаты покончили с собой, чтобы не попасть в плен. — Он нахмурился.
Позже папа получил распоряжение: его отправляли работать в Маньчжурию. Он объяснил, что там нужны фармацевты для исследования методов изготовления военных медикаментов. Мы с мамой в тревоге.
— Не волнуйтесь, — говорит папа. — Я же не солдат, и мне не нужно идти на фронт. Маньчжурия теперь принадлежит Японии, это не чужая страна. Я там пробуду всего полгода.
— Но ведь это такая же чужая страна, как Корея, захваченная японцами, — не соглашаюсь я. — Корейцев заставляют сменить свои имена на японские и выучить японский язык. Ты сам рассказывал, что наши войска убили многих корейцев, которые участвовали в движении за независимость. В Корее наверняка ненавидят японцев. Твоя поездка опасная.
— Опасная или нет, но я должен ехать, — отвечает папа. — Это приказ, данный армией. Идет война. Юкио, внимательнее следи за тем, что говоришь при посторонних людях. На всех, кто осуждает действия нашего командования, доносят в полицию.
Потом он повернулся к маме:
— Из Токио приехал коллега, который заменит меня на работе. Он живет в центре города с семьей. Еще до моего отъезда они собираются переехать в наш дом и занять вторую его половину. Наш квартал находится на окраине, и с соседями жить лучше, особенно пока я буду в командировке.
— Кто этот коллега? — поинтересовалась мама.
Папа ответил:
— Ты его не знаешь. Мой университетский приятель из Токио.
В начале лета папин коллега переехал в наш дом со своей семьей. Его дочь зовут Юкико Хорибе. Нас познакомили в день их приезда. Кажется, она довольно угрюмая и нелюдимая. До сих пор я не решаюсь заговорить с ней.
* * *
Вечером накануне папиного отъезда мама приготовила прощальный ужин. Папа пьет. Он захмелел. На улице жарко. Мы выходим погулять. Идем вдоль ручья. Сегодня полнолуние. Папа то и дело повторяет: «Какая красивая луна!» А я говорю ему: «В Маньчжурии ты сможешь видеть ту же самую луну». Он смеется и кладет руку мне на плечо. Он еще не протрезвел. Мама шагает молча. Спать мы ляжем рано: в пять часов утра папе нужно выезжать из дома.
Я просыпаюсь посреди ночи. Иду в туалет. Из спальни родителей доносятся обрывки разговора. «Неужели они еще не спят?»
Подхожу к их спальне. Дверь чуть приоткрыта. Гляжу сквозь узкую щелку: родители лежат рядом голые. Тру кулаками глаза. В свете лампы — белая спина мамы. Ее длинные черные волосы рассыпаны по плечам, голова опущена на скрещенные руки. Бедра округлые. Папа возле нее. Он гладит ее плечи, спину, ноги. «Удивительная кожа… Точно шелковая!» — говорит он. Мама переворачивается на спину. Папа проводит рукой по ее груди, животу. Когда он касается ее промежности, мама вытягивается, точно струна. Не отнимая руки, он дотрагивается губами до ее соска. Мама начинает прерывисто дышать, конвульсивно сжимая бедра. «Ты такая чувственная, Марико. Я буду скучать». Он ложится поверх нее, целует ее лицо, шею, покачивая бедрами. Мама стонет.
Я иду в туалет и возвращаюсь к себе в комнату. Сна как не бывало. Кровь прилила к вискам.
Утром мама будит меня. Всю ночь я не спал.
— Папа уезжает с минуты на минуту, — говорит мама. — Попрощайся с ним.
Я чувствую, что мои трусы влажные. Дождавшись, пока мама выйдет из комнаты, ощупываю их. Что-то клейкое. Беру чистые и переодеваюсь. Потом иду в гостиную, где папа пьет чай. Стою перед ним и рассеянно смотрю ему в лицо.
— Еще спишь? — говорит он, улыбаясь.
Я не отвечаю.
— Юкио, тебе уже четырнадцать лет, — продолжает он. — Пока меня не будет, тебе придется следить за домом. Слушайся маму и помогай ей всем, чем сможешь. Если возникнут трудности, не стесняйся просить помощи у моего коллеги господина Хорибе.
Я по-прежнему молчу. Едва рассвело, папа выходит из дому. Мы с мамой смотрим ему вслед, пока он не исчезает из виду. Вдалеке поет петух. Я не разговариваю с мамой весь день.
* * *
Лето закончилось. Стало известно, что студентов университета, которым до сих пор позволяли учиться, призвали в армию — кроме студентов научно-технологического факультета. Многие пытаются увильнуть от воинской повинности и переходят на другой факультет. Кроме того, увеличили призывной возраст: в армию должны идти все мужчины до сорока пяти лет. Господин С., который преподает в нашей школе, говорит:
— Запомни, Юкио. В следующем году мне исполнится сорок пять. Если на фронте нужны даже такие старики, как я, Япония, считай, проиграла.
Каждые две или три недели от папы приходили письма. Он рассказывал о своей работе в лаборатории, о городе, где он жил, о китайцах, с которыми случалось общаться. Писал, что хорошо ладит со своими соседями-китайцами — они приглашают друг друга на ужин, — и начал учить китайский язык. Мама просит меня отвечать на папины письма, потому что сама она делает много ошибок. И я пишу несколько незатейливых фраз: «У нас все в порядке. Господин Хорибе и его жена очень внимательны к нам. Не беспокойся». Мама спрашивает разочарованно: «И это все?» — «Да, это все», — отвечаю я.
Господин Хорибе и его жена действительно очень внимательны к нам. Госпожа Хорибе делится овощами, которые присылает ей кузина из центра города. Ее муж водит меня в лабораторию и показывает оборудование. Иногда он объясняет мне, что происходит в мире, — как это делал мой папа. Оказывается, он, когда учился в университете, ездил в Европу и в Северную Америку. «Ясно, что рано или поздно Япония проиграет войну. По уровню военной техники и количеству вооружения Америка давно нас обогнала. Страшно находиться в неведении», — то и дело повторяет он.
Господин Хорибе дает мне научные книги. И это хорошо, ведь теперь нигде не найти тех книг, которые мне интересны: правительство запретило продавать некоторые издания, прежде всего иностранные.
Однажды он показал мне три книги с названиями на японском языке: «Манифест коммунистической партии», «Капитал» и «Гражданская война во Франции». «Вы коммунист?» — спрашиваю я его. «Нет, — отвечает он. — Но даже из таких книг можно почерпнуть ценные сведения. Чтение расширяет кругозор. Нельзя прекращать читать только потому, что идет война. Эти три книги я прочел в оригинале. Довольно интересно». Он передал мне книги, предупредив, что их не стоит никому показывать.
Господин Хорибе пригласил меня к себе домой. Юкико по-прежнему не выходит из комнаты.
С тех пор как папа уехал, прошло несколько месяцев. Вчера мама получила письмо, в котором он сообщал, что ему придется остаться в Маньчжурии на более долгое время. Жаль, что я обидел его в последнее утро и писал ему ничего не значащие письма.
Положение на тихоокеанских островах ухудшилось. Если мы проиграем войну, то жителям японских колоний грозит полное истребление. Я беспокоюсь за папу.
— Неужели кто-то может ненавидеть такого человека, как твой отец? — говорит мама.
Теперь я стараюсь писать папе чаще.
* * *
На прошлой неделе я первый раз разговаривал с Юкико. Она пришла в бамбуковый лес, когда я сидел там на камне и читал книгу. Хотя поначалу Юкико мне совсем не понравилась, в лесу она говорила со мной очень искренне.
Теперь мы встречаемся в том месте, где я раньше любил бывать один. Прохожие попадаются редко. Вокруг тишина, слышен только шелест ветра в кронах деревьев. Листья бамбука закрывают небо, и вместе с ветром приходит и исчезает солнечный свет. Зимой здесь цветут цубаки. Юкико говорит, что это ее любимые цветы. Мы гуляем, разговариваем, читаем, сидя рядом на камне.
— Удивительно, до чего тут спокойно! — говорит Юкико.
— Да, правда, — отвечаю я. — Здесь забываешь обо всем, что происходит в мире.
Наступил новый учебный год.
Но занятий больше нет. Всех наших ровесников, а также учеников постарше отправили работать на завод, который теперь обслуживает нужды армии. Каждое утро директор дает нам новые распоряжения. Иногда на завод приезжает военный комендант — он проверяет, как идет работа, и произносит длинную речь, выкрикивая: «Япония выиграет войну, в этом нет сомнений! К победе нас ведет не только сила оружия, но и сила духа! Пожертвовать жизнью ради императора — высшая доблесть. Знайте же, что перед ним ваша жизнь легче перышка. — Лицо коменданта краснеет, он кричит — Работайте не покладая рук! Помните о солдатах, которые готовы бороться с врагом насмерть!»
Все молча слушают. Отзываться об армии с неодобрением запрещено. За возражение коменданту получают пощечину.
С завода я спешу в бамбуковый лес: мне не терпится увидеть Юкико. Если ее нет, мне становится грустно.
Юкико рассказывает, что комендант приезжал и на ее завод. Она говорит:
