Вот это глоток свободы!
Раскидав охранников, как детей, он разгромил, а потом и поджег офисы конкурентов.
Потом ринулся к налоговикам. Но тут ребятушки были не промах, встретили его автоматным огнем.
Пришлось ретироваться…
А по пути домой, на Тверской, наткнулся на табунок путан.
Павел по быстрому, по-военному, овладел семью девицами.
— Ты с карнавала? — ночные бабочки благодарно щекотали его своими крылышками.
— Ы! Ы! Ы! — рычал Паша.
— Какой мужчина! — вскрикнула самая кудрявая.
Домой попал так же, как и вышел, через окно.
Смазал йодом плечо, слегка оцарапала пуля, а потом яростно набросился на круг краковской колбасы, на варенец, на печеные куриные лапы.
Почесав заурчавшее брюхо, завалился спать.
Господа, гориллам не так уж худо живется!
5.
Утром проснулся в своем нормальном облике, в человечьем.
О буйной ночи напоминало лишь оцарапанное плечо, да густая шерсть на груди.
Затрезвонил телефон.
— Это я, — обеспокоено мяукала Юленька. — Ты где был? Я тебе до двух часов ночи звонила.
— Правда? Наверно, заснул и не слышал.
— А что у тебя с голосом?
— Охрип. От вентилятора.
— Береги себя.
— Я себя чувствую о-го-го!
Павел хотел пригласить Юленьку к себе, но низ живота сладостно ныл от вчерашних утех с путанами, и он раздумал.
На работе в фирме внимательно пролистал входящие и исходящие бумаги, вызвал на ковёр десяток сотрудников, и понял кто именно стучит налоговикам и бандитам.
Первый вице-президент… Васька Шелопутин. Он давно уже на Пашино кресло метил.
Визит на дом к Васеньке решил отложить на ночь.
6.
Гориллья сущность сделала Пашу умнее и злее.
Он поразился себе прежнему.
Как дурно он вел дела! Каких подчиненных нанял! И какой же он был рохля!
О стукаче Васютке можно было догадаться гораздо раньше.
Ничего, теперь он всех будет держать в ежовых рукавицах. Точнее — в горилльих лапах.
На “Альфа-Ромео” возвращался домой, руля и исключительной легкостью. Лавировал между автомобильными заторами, как гонщик “Формулы- 1”.
Страшно хотелось есть.
Жутко хотелось бабу.
И руки чесались разобраться со стукачом Васькой.
Дома оказалась Юлька.
Сграбастал и овладел ею прямо в прихожей.
Потом кинулся к холодильнику.
Проглотил кастрюльку щей со свиными косточками, слопал заливную щуку, закусил пловом с бараниной.
Глянул на руки — стала отрастать шерсть.
Быстро выпроводил Юленьку, на часок прикорнул, и уже в своем величавом горилльем обличье поскакал к стукачу Ваське.
Убивать его не хотел. Но напугать до смерти — любо-дорого.
Вася жил холостяком, и в этот час мирно почивал в огромной кровати.
Паша стряхнул его с постели, схватил за ногу, вертолетным пропеллером закрутил под лепным потолком.
От ужаса Васька онемел, и в комнате раздавался лишь свист рассекаемого воздуха.
Обморочного Ваську кинул в кровать, а сам озорным припрыгом к налоговикам.
На пулеметные очереди нарываться не хотелось. Поэтому пробрался в величественное здание через форточку.
Отвел душу!
Перекувырнул столы, расколотил хрустальные люстры, сейфы сбросил в отхожее место.
Прибежавших на шум охранников слегка покрутил, как стукача Ваську, а потом их бесчувственные тела развешал на крюках разбитых люстр.
В довершение всего проник в кабинет главного начальника и на его столе наложил отменную кучу.
Пищеварение-то у горилл — завидное!
7.
В следующую ночь операцию устрашения проделал с бандитами. Самого крестного отца пустил в неглиже по улице, подзадорив смачным ударом под зад.
Жизнь налаживалась.
Конкуренты стали тише воды. Налоговики не заикались о проверках. Бандюки предлагали безвозмездную крышу.
А Васька Шелопутин, весь в зеленке и пластырях, стал рьяно стучать на сотрудников.
Пашина фирма прибавляла час от часа.
Даже западные воротилы, акулы и койоты забугорного бизнеса, стали искать с Павлом дружбы.
— Почему мы добились столь сокрушительных успехов? — вопрошали подчиненные на общем собрании.
— Господа, — улыбнулся Паша, — раскрою вам маленькую тайну.
— Ну?!
— Я стал гориллой.
Легкий смешок прокатился по рядам.
Босс, как известно, большой шутник…
А гориллья сущность стала проявляться в Паше, увы, все реже.
В неделю раз, не чаще.
Смотаться на Гавайи? Нарвать еще плодов кактуса?
— Милый, — Юленька прижалась к нему грудью, — что-то ты стал холодным. Я так скучаю по твоему ураганному сексу.
— Разве? Я полон сил.
— Вот и поцелуй меня. Сюда и сюда. Крепче. Ну, же!
— Слушай, лапушка, а смотаться ли нам на Гавайи?
1.
Семён Рокотов, малоизвестный поэт-песенник, по вечерам выходил на троллейбусную остановку, что рядом с домом, затаривался пивком, и сидел на лавочке, наблюдая за народом.
Чего тут только Сеня не нагляделся! И заздравных весельчаков, возвращавшихся со свадебной попойки. И грузно хмельных с похорон. И страстно целующиеся влюбленные парочки. И подслеповатых, шаркающих пенсионеров. И всадников с парка культуры на лошадях и даже пони.
Однажды ближе к полуночи к Семену подсел рыжий парень с живописным синяком под глазом. Представился Василием Пучковым.
— Угости, я? — попросил новый знакомый.
— Пиво?
— Боже упаси! Водочку! Только возьми поллитровку. Я пью много.
Сеня смотался в ближайший шандал. Себе прихватил три пивка, а Васе “Московскую” и сухарики.
Крышку беленькой Василий скрутил огромной ручищей. Глотнул из горла. Потер брюхо:
— Хорошо легла!
Сеня посмаковал пиво, спросил:
— Дома чего?
— Жена выгнала. Хотела отобрать загашник.
— Ничего… Наладится.
Вася болтанул бутылку, вытянул почти до донышка, озорно захрустел сухариками:
— Ничего не наладится. Из Чечни я. Психика неуравновешенная. К мирной жизни никак не привыкну.
— Вернись в Чечню.
— Пытался. Врачи сказали, с башкой у меня чего-то. После контузии.
Семен опасливо отодвинулся от Василия.
Ночной знакомый подметил это, усмехнулся:
— Не боись. Не шизик.
Семен придвинулся к Васе.
А тот допил из бутылки последние капли. Сухарики из пакетика высыпал в, блеснувшую золотом коронок, пасть. Попросил:
— Угости еще, а?
— Не много?
— В самый раз!
Сеня пошел к ларьку, затарился пойлом.
Теперь Василий пил по чуть-чуть, достойно.
— Ты чем занимаешься? — спросил он Сеню.
— Тексты для попсы пишу. Поэт.
— Удачно?
— Не очень. Таланта нет, — честно признался Семен.
— Я тебе помогу, — Василий погонял “Московскую” по рту.
— Как? — опешил Сеня.
— Скажи телефон. Подкину темы. Свежие рифмы. Прославишься, медные трубы услышишь.
“Точно шизик!” — подумал Семен и решил соврать:
— Триста семьдесят…
— Врешь, парнишка! — усмехнулся Вася. — У меня после второй водяры паранормальные способности открываются. Твой номер — двести восемьдесят девять…
И точно назвал телефон Сени.
— Откуда ты знаешь? — похолодел поэт.
— Покедова! — Василий протянул широченную лопатку ладони. — Пойду мириться с Маруськой. Жди звонка.
И в матросской раскоряке удалился за углом пятиэтажки.
2.
Он и впрямь позвонил. Назвал парочку тем для песенок и десяток рифм. Шутки ради Сеня сочинил текстушки и оттаранил на телевидение.
Успех пришел сокрушительный.
Песня “Предательство колдовской любви” попала в десятку весенних хитов. А шлягер “Влюбленный — это слон в посудной лавке” купила знаменитая британская поп-группа.
До этого Сеня перебивался с хлеба на квас, а тут серебряной речушкой потекли деньги.
Несмотря на мгновенно повысившийся статус, Сеня не переставал выходить на троллейбусную остановку и, прихлебывая пивко, зорко наблюдать за родимым народом.
Хотелось, и даже очень, встретить благодетеля Васю, пожать его щедрую руку. Но Василий не приходил, видно, помирился с женой.
Но в одну из ночей Вася позвонил и попросил выйти на остановку. Сеня не заставил себя упрашивать, скатился по лестнице кубарем.
Теперь у рыжего Васи лилово переливались уже два фингала.
— Жена-стерва, — пояснил Василий.
Семен прикупил две водочки “Столетней”, себе пивка, сел с благодетелем под тополем на скамеечку.
— Не той дорогой идешь, — после второй бутылки сказал Василий.
— Как не той! Успех же?! — поразился Сеня.
— Это не успех. Слезы… Музыку надо писать. На досуге можешь и стишками баловаться.
