– Он сказал, что статья написана недурно, Джен.
– Боже, и ради этого я прождала тебя до поздней ночи? – возмутилась Дженнифер. – Он хотя бы прокомментировал твою методику, стиль, хоть что-нибудь?
– Нет, он просто сказал, что написано «недурно».
– Тогда зачем ты проторчал в этой редакции столько времени?!
Я лукаво подмигнул ей:
– Мне надо было уладить одно дельце. С Беллой Ландау!
– Да неужели? – Что-то я не очень разобрал ее тон.
– Ты что, ревнуешь? – сразу спросил я.
– Нет, конечно. Ноги у меня красивее! – ответила Дженни.
– А краткие резюме для суда ты писать умеешь? – подколол я ее.
– А она умеет печь лазанью? – задала она встречный вопрос.
– Да! – с гордостью ответил я. – Как раз сегодня вечером она принесла пару кусочков в редакцию. И все признали, что лазанья шикарна настолько же, насколько у тебя красивые ноги.
Дженни кивнула:
– Про ноги не поспоришь!
– И что на это скажешь? – поинтересовался я.
– А за твою квартиру тоже платит Белла Ландау? – в свою очередь поинтересовалась Дженни.
– Черт, – сдался я. – Ну почему я не могу остановиться, пока счет в мою пользу?
– А потому, дорогуша, – ответила моя любящая супруга, – что счет никогда не бывает в твою пользу!
Мы закончили Школу права в том же порядке.
Эрвин, Белла и я. А следом настало время триумфа – собеседования, предложения, мольбы, полчища работодателей, готовых запудрить мозги. Казалось, везде меня встречали с разноцветными лозунгами: «Иди к нам работать, Барретт!»
Однако я рассматривал всерьез только «зеленые» лозунги. Конечно, я не был так уж жаден до денег, но сразу отмел престижные варианты типа должности секретаря судьи или службы в министерстве юстиции. Я всего лишь искал хорошее прибыльное место, которое позволило бы нам с Дженни забыть, как о страшном сне, о том, что такое экономия.
Хоть я и был третьим, в борьбе за хорошую должность у меня имелось одно неоспоримое преимущество – я был чистокровным американцем. Как известно, все юридические конторы готовы целовать задницу любому белому американцу англосаксонского происхождения и протестантского вероисповедания, который сумел хоть как-то сдать экзамен на адвоката. А теперь посмотрите на вашего покорного слугу: тут вам и Гарвард, и «Юридическое обозрение», и спортивные регалии, и черт знает что еще. Толпы работодателей сражались за возможность нанять такого, да еще с фамилией Барретт. Мне все это очень нравилось.
Особенно интригующее предложение поступило от одной конторы из Лос-Анджелеса. Глава отдела кадров этой фирмы, некий господин по фамилии Н. (имя не назову – еще засудит), постоянно твердил:
– Барретт, мой мальчик, в наших краях мы получаем это все время. Днем и ночью. Можно даже сказать, чтобы прямо в офис прислали!
Не то чтобы нас с Дженни привлекала возможность уехать в Калифорнию, но было интересно, что за «это» имел в виду Н. Мы строили самые сумасшедшие догадки, однако для Лос-Анджелеса они, видимо, были недостаточно сумасшедшими. В конце концов, чтобы отвязаться от этого прилипалы, мне пришлось сказать ему, что меня абсолютно не интересует его загадочное «это». Он даже дар речи потерял.
В общем, мы решили остаться на Восточном побережье. Оказалось, что десятки фантастических предложений были и в Бостоне, и в Нью-Йорке, и в Вашингтоне. Одно время Дженни ставила на первое место столицу («Ты мог бы присмотреться к Белому дому, Оливер»), но я склонялся в пользу Нью-Йорка. Наконец, с благословения жены, я сказал «да» Джонасу и Маршу, солидной фирме (Марш когда-то был генеральным прокурором штата), специализирующейся на защите гражданских свобод. («Только представь: делаешь добро и наживаешь его одновременно», – съязвила Дженни). И потом, они меня так обхаживали. В смысле, старик Джонас сам приехал в Бостон, угостил нас обедом в лучшем ресторане города, а на следующий день прислал Дженни цветы.
Дженни потом целую неделю ходила и напевала песенку в три слова: «Джонас, Марш и Барретт». Я просил ее не спешить, но она сказала мне: «Не валяй дурака!», ведь наверняка у меня в голове вертятся те же три слова. Надо ли говорить, что она была права.
Позвольте к тому же заметить, что «Джонас и Марш» положили Оливеру Барретту Четвертому одиннадцать тысяч восемь сотен баксов в год – самое высокое начальное жалованье, предложенное кому-либо из нашего выпуска.
Как видите, третьим я был только по успеваемости.
Извещаем Вас о перемене адреса.
С 1 июля 1967 года
мистер и миссис Оливер Барретт IV
проживают по адресу: Нью-Йорк, 63-я улица, дом 263, 10021
– Какое-то все здесь чересчур нуворишеское! – жаловалась Дженни.
– Так мы и есть нувориши! – настаивал я.
Тот факт, что теперь ежемесячная выплата по кредиту за мою машину почти равнялась сумме, которую мы платили за всю нашу квартиру в Кембридже, еще больше подогревал мою эйфорию, которая и без того цвела пышным цветом. Дорога от нашего с Дженни нового дома до офиса занимала десять минут пешком. Ровно столько же было до самых фешенебельных бутиков, вроде Bonwit’s и тому подобных. Я сразу же приказал Дженни открыть там счета и начать покупать шикарные шмотки.
– Да зачем они мне, Оливер?
– Затем, Дженни, черт возьми! Я хочу, чтобы мной пользовались.
Я вступил в нью-йоркский Гарвард-Клуб, куда меня рекомендовал Рэй Стрэттон, который недавно вернулся с войны во Вьетнаме и с восторгом рассказывал, что выпустил пару пуль во вьетнамских солдат. («Не уверен, конечно, что это были именно солдаты – в кустах что-то зашуршало, вот я и открыл стрельбу!») Мы с ним завели привычку играть в сквош не реже чем трижды в неделю, и я дал себе зарок, что в ближайшие три года стану чемпионом клуба. То ли потому, что я вновь объявился на гарвардской территории, то ли потому, что пошли слухи о моих успехах (хотя жалованьем я, честно, не хвастался), но у меня вновь объявились «друзья». Мы переехали из Кембриджа в самый разгар лета (мне надо было спешно подготовиться к экзамену для поступления в нью-йоркскую адвокатуру), поэтому первые приглашения были на уикенды.
– Да ну их к черту, Оливер. С какой стати целых два дня проводить в обществе этих тупых выскочек?
– Ладно, Дженни, но что я им скажу?
– Скажи, что я забеременела.
– Правда?
– Нет. Но если мы эти выходные проведем дома, кто знает.
…Мы уже выбрали имя для нашего будущего ребенка. Ну, то есть выбрал-то я, а потом уговорил Дженни согласиться.
– Слушай, только ты не смейся, – сказал я ей. Она что-то делала на кухне. Кстати, кухню мы оформили в желтых тонах, и выглядела она роскошно. Мы могли даже позволить себе такую вещь, как посудомоечная машина.
– Что? – спросила Дженни, продолжая стругать свои помидоры.
– Мне все больше и больше нравится имя Бозо, – сообщил я.
– Ты это серьезно? – не поняла Дженни.
– Ага. Точно, ужасно нравится, – с улыбкой ответил я.
– То есть ты реально собираешься назвать нашего сына Бозо? – переспросила она.
– Да. Нет, правда, Джен, лучшего имени для суператлета и не придумаешь! – упорствовал я.
– Бозо Барретт, – прикинула она.
– Говорю тебе, он такой здоровяк будет, – продолжал я, с каждым словом все больше и больше уверенный, что это и правда прекрасное имя для малыша. – «Бозо Барретт, команда Гарварда, университетская сборная», – с гордостью произнес я, смакуя каждое слово.
– Звучит, конечно, неплохо, Оливер… А вдруг у него будут проблемы с координацией? – предположила Дженни.
– Это невозможно, Джен. У парня слишком хорошие гены, точно тебе говорю!
Я и вправду был в этом уверен. Мысли о Бозо в последнее время стали посещать меня все чаще и чаще. Гордо шагая в контору, я нередко грезил о нем наяву.
…За обедом (кстати, в качестве столовых приборов выступал новенький датский фарфор) я продолжил:
– С координацией у Бозо все будет в ажуре! А уж если ему достанутся твои руки, то его можно будет смело ставить защитником.
Она насмешливо заулыбалась, наверняка собираясь съехидничать и развеять в прах мои романтические мечты. Но, не придумав по-настоящему убийственной реплики, просто разрезала торт и положила мне кусок, продолжая выслушивать мои доводы.
– Только представь, Джен, – продолжал я с набитым ртом. – Целая сотня кило натренированной ударной мощи!
– Сотня? – удивилась она. – Откуда у него такие гены? Мы с тобой даже вместе на столько не тянем, Оливер.
– Так мы ж его откормим! Протеины, витамины, высокопитательные смеси – в общем, правильная диета.
– А если он не захочет есть?
– Ну вот еще! – нахмурился я, заранее сердясь на моего воображаемого малыша, как будто тот уже вздумал перечить отцу. – Как миленький съест, а то отлуплю!
Тут Дженни посмотрела мне прямо в глаза и усмехнулась:
– Вряд ли, если в нем действительно будет сто килограммов.
