Жена посмотрела, говорит:
– Ну вот... более-менее.
И еще с этого дня, конечно, в доме еды ни крошки, чтобы не приваживать никого, краны перекрыли, если кто попросит воды попить. Иконечно, бриллиант каждый день с места на место перепрятываем – так спокойнее.
Ну вот, прихожу вчера домой – нету бриллианта! Схватил топор, бегаю с ним по квартире – все равно нету.
И тогда холод по спине – давно жене пора с работы прийти, но что-то нету ее. И я догадался: она же сбежала с бриллиантом! Вот оно что! Какое коварство! Какое предательство! Какая низость!.. И как я-то первый не догадался сбежать с бриллиантом?
И тут она входит. Говорит:
– Сижу на работе и вдруг ясно так понимаю, что, войди кто в нашу квартиру, тут же догадается, что бриллиант под раковиной в гофрированной трубке! И я скорее домой.
– И что?
– Что? Перепрятала бриллиант.
– Молодец! Куда перепрятала?
– Не помню.
– То есть как «не помню»?
– Да ладно. Давай ужинать, я потом вспомню. Пей компот.
– Сама сперва попей.
– Я не хочу.
– Ну и я не хочу.
– Тогда пельмени ешь.
– Сама сперва поешь.
Она:
– А зачем у тебя топор в руке? – И заплакала. Потом говорит: – Ну его к черту, этот бриллиант.
Я спрашиваю:
– А где он?
И тут она вспомнила – в компоте.
Выбросили мы его в мусоропровод, гуляем по квартире... осторожно, конечно, чтобы шею не свернуть. Обошли всё, она говорит:
– Господи! Как хорошо-то у нас!
И давай смеяться.
* * *
Про психику и про дельфинов
Психика – очень тонкое дело, оказывается. Словом можно убить человека. Люди же, оказывается, все разные.
Оказывается, если некоторым сдуру сказать, кто они есть на самом деле, то этим можно убить их. Психика! Много таит неожиданного. Например, нельзя выбивать человека из привычной обстановки. Павлов первый заметил. На собаках. Свисток – еда, свисток – еда, свисток – еды нет – инфаркт. У собак! Что про людей говорить?
Вот у нас депутатам зарплату подняли, чтобы они начали работать, или не так давно чиновникам лучшим из лучших оклады увеличили в восемь раз!.. чтобы они перестали взятки брать. Худших не стали трогать – что время зря терять, все равно они будут брать. Но и лучшим увеличили без разбора! Забыли, что люди все разные, что у каждого своя психика.
И один такой три дня ходил веселый, радовался – чего же, в восемь раз оклад увеличили! Потом – жена уже вспоминала – не то чтобы задумываться стал, а как будто все время старался вспомнить что-то и не мог. Невеселый стал. Кураж какой-то в нем пропал. Раньше – жена уже вспоминала – взятку возьмет и дома ходит пританцовывает, с детьми играет. Если много возьмет – жена вспоминала, – то только пальто снимет, тут же хочет с ней или дерево посадить, или дом построить, или еще что. А как прибавили, он на четвертый день начал хиреть. Не просто хирел – она вспоминала, – а так, что в глаза бросалось. Пятна по телу пошли, чесаться начал, вздрагивать ни с того ни с сего.
Жена повела его к психиатру. Тот сильно удивился. Как человек сильно огорчился, а как ученый сильно обрадовался: редкий случай в медицине, высокое положение у человека, а взяток не берет – что-то с психикой.
Сразу посмотрел ему в глаза, сказал:
– Ну не берете – ваше дело. А сами-то вы даете хоть, когда вам от других что-то нужно?
Тот говорит:
– Нет, не даю.
Тут психиатр чего-то зачесался и начал вздрагивать. Жена его, психиатра, потом вспоминала: «На третий день скривился, заикал и начал подванивать».
А эти вернулись от психиатра домой, она смотрит – совсем муж плохой. Что делать? Уж она ему – она потом вспоминала – и коньяк с шампанским, и водку с пивом, и закуски любые. Каждую минуту ему: «Хочешь, давай с тобой дерево посадим», – всё без толку. Ну тогда что же?.. Вызвала мать его, свекровь свою.
Та только взглянула – материнское сердце ведь не обманешь, – тут же бух – в ноги сыну повалилась и зашлась криком:
– Сынок! Пожалей меня, старуху, ты у меня один остался! Бери взятки!
Как он ни любил свою мать, как он ни любил свою жену, которой практически не изменял, хиреть начал еще сильнее.
Хирел, хирел и дохирел до конца.
Говорят, будто был еще один, которому оклад увеличили, и он перестал взятки брать. Тот недели две кровью похаркал, грыжа у него выступила, родных перестал узнавать, но потом... то ли взятку взял, то ли здоровья Бог дал немерено, выправился как-то.
А тот, первый, умер... на сороковой день, как перестал взятки брать.
Вскрытие ничего не показало. Медицина пока не знает, что обрывается в человеке, когда его лишают главной радости.
Зря, конечно, оклады подняли, а взятки запретили брать. Коррупция как была, так и осталась, а люди гибнут.
Дельфины вот тоже иногда ни с того ни с сего выбрасываются на сушу. Что-то дорогое в их жизни исчезает, и они на белый свет смотреть больше не хотят – психика.
* * *
Мы сейчас сексуальную сторону своей жизни знаем лучше, чем социальную. По сексуальной много появилось литературы: «Он и она», «Он и оно», «Оно и оно». А вот отношения между государством и народом, явления общественного порядка не всегда и не всем понятны. Если попытаться социальные явления объяснить терминами из сексуальной жизни, то, возможно, многое прояснится.
Ну, например:
митинги, демонстрации – это оральный секс;
действие указов президента – это импотенция;
рост цен – изнасилование в изощренной форме;
защита малоимущих – проституция;
то, что государство делает с нами, – секс;
то, что мы делаем с государством, – мазохизм;
отношения между властью и мафией – любовь.
И так далее.
– Разрешите?
– Разрешаю.
– Товарищ директор, я к вам с дерзкой мыслью.
– Хвалю.
– Что, если нам у входа повесить плакат: «Пусть помнит каждый из нас: работе – время, потехе – час»?
– Мне нравится. «Пусть помнит каждый из нас: работе – время, потехе – час». Очень хорошо, смело и кстати.
– Сказать, чтобы написали?
– Сказать.
– Большими белыми буквами на синем фоне?
– Лучше синими на белом.
– Понимаю.
– И небольшими.
– Понимаю.
– И короче.
– «Каждому из нас: работе – время, потехе – час»?
– Еще короче.
– «Работе – время, потехе – час»?
– А ну, еще короче!
– «Потехе – час».
– Мне нравится.
– Сказать, чтобы делали?
– Сказать. Только «Потехе – час» как-то непривычно. Напишите: «Обед с часу до двух». Так будет хорошо, смело и кстати. Ну, идите, дерзайте дальше.
* * * * * *
Милосердие, наверное, оттого у нас плохо прививается, что всякому каждый раз по привычке думается: «А что ж мне с этого удастся урвать?»
* * *
Сегодняшняя семья: бабушка – колдунья, дедушка – юродивый, мать – гадалка, отец – хиромант, внучка – ушуистка, зять – секретарь какой-нибудь партии.
* * *
Загадка. В какой стране живет человек, если его завещание меняется следующим образом: «Похоронить меня в дубовом гробу!.. в сосновом... липовом... в целлофановом пакете»?
* * *
Мы чрезмерно привержены изжившим себя мудростям. Например: «Сила есть – ума не надо».
Все так и говорят: «Нам нужна сильная исполнительная власть, сильная президентская власть, сильная законодательная власть!»
А нам давно уже нужна умная власть.
* * *
Сегодня должна была состояться передача власти народу... Не состоялась. Сегодня передачи не принимали.
* * *
Цены растут, как чужие дети: думаешь, что они еще в яслях, а они уже давно в тюрьме.
* * *
Раньше поставь рядом прохвоста и порядочного человека – сразу видно было, где кто. Сейчас ни за что не отличишь. Иной раз очень хороший человек, но Господь такой рожей наградил – люди увидят, за кошельки хватаются.
У нас сосед – бухгалтер в детском саду, ему, пока вечером всех детей не разберут, запрещено из комнаты выходить – дети пугаются до икоты.
Недавно у них с женой мальчик родился – вылитый папа. Акушерка старенькая на руки его подняла, он возьми и улыбнись ей – она его выронила. Хорошо, рядом врач стоял, успел подхватить. Мальчик и врачу улыбнулся, но врач молодой, современный – ни в Бога, ни в черта не верит, – крепко держит его... одной рукой, другой крестится.
А мальчик такой ласковый получился, всем улыбается. Мама мечтает, говорит:
– Вырастет, станет диктором на телевидении.
Хорошо бы! Может, отвадит всех телевизор смотреть.
Ну а бывают люди, как в старину говорили: на лицо – яйцо, а внутри говнецо.
У нас сосед с другой стороны – красавец! Ему надо в кино играть героев, спасателей, министров, а у него пять судимостей. То есть министров еще может играть, а спасателей – вряд ли. Тысячу рублей дает кассирше, та у всех проверяет, у него нет, потому что лицо хорошее. А у него-то как раз все деньги фальшивые.