Оставив свою машину, мы поехали на моторке-такси в отель, находящийся недалеко от Canal Grande[31], самого большого канала в Венеции. Номер нам папашка заказал ещё из Комо.
Мы оставили свой багаж в самом маленьком и безобразном номере из всех, в каких мы останавливались за эту поездку, и пошли гулять вдоль каналов и переходить через бесчисленные мосты.
Нам предстояло провести в этом городе каналов две ночи. Я прекрасно понимал, что нам угрожает опасность, если папашка не устоит и начнёт знакомиться с крепкими напитками, которые предлагают туристам в Венеции.
Мы пообедали на площади Святого Марка, и я уговорил папашку совершить долгую прогулку на гондоле. Он показал на карте, куда мы поедем, и мы отправились в путь. Гондольер не пел, и это единственное, что не соответствовало моим представлениям о Венеции. Но меня это не огорчило — говорят, пение гондольеров напоминает кошачье мяуканье.
Во время этой прогулки произошло нечто, по поводу чего наши с папашкой мнения решительно разошлись. Как раз когда мы должны были проплыть под очередным мостом, над его перилами показалось знакомое лицо. Я был уверен, что это карлик, которого мы видели на бензоколонке, и на этот раз мне стало по-настоящему неприятно. Я понял, что за нами всё время следят.
— Карлик! — воскликнул я, вскочив в гондоле и показывая на него рукой.
Сегодня я понимаю, почему папашка рассердился, — гондола чуть не перевернулась.
— Сейчас же сядь на место, — приказал он мне. Но когда мы проехали под мостом, он всё-таки повернулся и тоже посмотрел на мост. Однако карлика там уже не было, совсем как в тиволи в Комо.
— Я видел, что это он, — сказал я, и у меня потекли слёзы. Я тоже испугался, что гондола могла перевернуться. Кроме того, я был уверен, что папашка мне не поверил.
— Тебе просто показалось, Ханс Томас, — сказал он.
— Но это был тот же самый карлик, — стоял я на своём.
— Возможно, тот, а возможно, и другой, — возразил папашка, хотя он его вообще не видел.
— Ты считаешь, что вся Европа кишит карликами?
Вопрос попал в цель, потому что папашка хитро улыбнулся.
— А кто его знает? — сказал он. — Все мы по-своему странные карлики. Такие загадочные человечки, которые ни с того ни с сего появляются на мостах Венеции.
Гондольер, у которого за всё это время в лице не дрогнул ни один мускул, высадил нас на площади, где под открытым небом было много небольших ресторанчиков. Папашка угостил меня мороженым и лимонадом, а себе взял кофе и что-то, что он назвал "Веччиа Романья". Я нисколько не удивился, обнаружив, что этот поданный ему к кофе напиток оказался тёмного цвета и был налит в бокал, напоминавший круглую чашу для золотых рыбок.
После трёх или четырёх таких бокалов папашка пристально посмотрел мне в глаза, словно собирался открыть главную тайну своей жизни.
— Ты не забыл сад возле нашего дома на Хисёе? — спросил он.
Я и не подумал отвечать на такой глупый вопрос, но он и не ждал никакого ответа.
— Хорошо, — продолжал он, — а теперь слушай внимательно, Ханс Томас. Давай представим себе, что в одно прекрасное утро ты вышел в сад и среди яблонь обнаружил маленького марсианина. Предположим, что он был немного меньше тебя, а вот был ли тот маленький человечек жёлтым или зелёным, ты решишь сам.
Я послушно кивнул, протестовать против темы разговора, которую выбрал папашка, было бесполезно.
— Этот незнакомец стоял и смотрел на тебя, как обычно смотрят на людей пришельцы с чужих планет, — продолжал он. — Вопрос в том, как ты будешь на него реагировать?
Я должен был сказать, что пригласил бы пришельца на земной завтрак, но признался, что, наверное, я бы так испугался, что издал бы громкий индейский клич.
Папашка кивнул, очевидно, он был доволен моим ответом. В то же время я понял, что на этом разговор ещё не окончен.
— А ты бы не задумался, кто этот карлик и откуда он здесь взялся?
— Конечно задумался бы, — сказал я.
Он ещё раз кивнул, словно оценивая всех людей, сидящих на этой площади. А потом спросил:
— Скажи, тебе никогда не приходило в голову, что ты и есть такой марсианин?
Я был готов услышать что-нибудь в этом роде и тем не менее схватился за край стола, чтобы не свалиться со стула.
— Или землянин, — продолжал папашка, — Какая разница, как мы называем планету, на которой живём! Главное то, что ты — двуногое существо, которое живёт на одной из планет космоса.
— Совсем как тот марсианин, — подхватил я.
Папашка опять кивнул.
— Даже если ты и не встретил в своём саду марсианина, возможно, ты встретишь самого себя. В тот день, когда это случится, ты, может быть, тоже издашь индейский клич, потому что далеко не каждый день человек встречает живого инопланетянина на маленьком островке в космосе.
Я понял, что он имел в виду, но добавить к этому мне было нечего.
— Помнишь, мы смотрели фильм, который назывался "Личный контакт"?
Я кивнул. То был дурацкий фильм о людях, которые нашли летающую тарелку, прилетевшую с другой планеты.
— Увидеть космический корабль с другой планеты называется личным контактом первой степени. А если к тому же ты увидишь, как из этого корабля выходят двуногие существа, это будет уже личным контактом второй степени. Но через год после того, как мы посмотрели "Личный контакт", мы с тобой увидели другой фильм…
— И он назывался "Личный контакт третьей степени", — сказал я.
— Вот именно. Потому что люди встретились с представителями семейства гоминидов из другой солнечной системы. Такое, соприкосновение с неизвестным можно назвать личным контактом третьей степени. Согласен?
— Согласен, — сказал я.
Папашка долго смотрел на площадь, уставленную столиками кафе и ресторанов.
— Но ты, Ханс Томас, пережил личный контакт четвёртой степени, — сказал он наконец.
Я застыл как живой вопросительный знак.
— Ибо ты сам являешься таким таинственным пришельцем из космоса, — сказал папашка с ударением на каждом слове. Он поставил чашку на стол с такой силой, что мы оба удивились, что она не разбилась. — Ты и есть это таинственное существо и знаешь его изнутри.
Я был удивлён, но вместе с тем понимал, что папашка совершенно прав.
— Государство должно платить тебе жалованье как философу, — сказал я от чистого сердца.
Когда мы вечером вернулись в отель, у нас по полу полз большущий таракан. Он был такой огромный, что полз с громким шуршанием.
Папашка нагнулся над тараканом.
— Прости, приятель, но тебе не придётся спать здесь в эту ночь. Мы заказали номер на двоих, и для третьего тут просто нет места. Решает тот, кто платит.
Я испугался, что папашка спятил, но он взглянул на меня и улыбнулся:
— Он слишком жирный, чтобы его просто убить. И такой большой, что его можно назвать индивидом, а индивидов не убивают, даже если их присутствие не доставляет никакого удовольствия.
— Ты хочешь, чтобы он ползал по комнате всю ночь?
— Нет, конечно. Нам придётся выпроводить его отсюда.
Что папашка и сделал. Выпроводил таракана из комнаты. Сначала он поставил сумки и чемоданы, отгородив таракана от остальной комнаты. Потом начал щекотать его спичкой, чтобы поторопить. Через полчаса таракан был уже в коридоре. Папашка счёл, что этого достаточно и нет нужды провожать незваного гостя до самого портье.
— А теперь спать! — сказал он, закрыл дверь, упал на кровать и тут же заснул.
Я не погасил свою лампочку и, убедившись, что папашка благополучно миновал границу в страну грёз, начал читать свою книжку-коврижку.
ТУЗ ТРЕФ
…как раз такие фигуры бывают на игральных картах…
♣ "Весь день я бродил по цветущему саду. Наконец вдалеке показались два человекоподобных существа. На мгновение сердце у меня остановилось.
Кажется, мне страшно, подумал я. Кажется, я всё-таки попал в Америку.
Я направился к ним, хотя и думал, что мы едва ли поймём друг друга. Я говорил только по-немецки, немного по-английски и кое-как понимал норвежский, выучив его за те четыре года, что плавал на "Марии", однако жители этого острова, безусловно, говорили на не известном мне языке.
Подойдя поближе, я увидел, что они рассматривают что-то лежащее на земле. Теперь я увидел, что они гораздо меньше меня. Может быть, это дети?
Оказалось, что они собирают и кладут в корзину какие-то красные корни. Неожиданно они оглянулись и уставились на меня. Это были два полных человека, оба ростом мне по грудь. У обоих были каштановые волосы и жирная кожа орехового цвета. Одеты они были в одинаковую тёмно-синюю форму. Они отличались друг от друга только пуговицами, у одного на форме их было три, а у другого только две.