Мы рассчитывали, что выстрелы по прожекторам отвлекут внимание и силы англичан. Пока наши товарищи будут, отстреливаясь, отступать, мы сможем незаметно подойти к складам.
— Когда мы выйдем отсюда?
— Как договорились, — ответил я, — в десять вечера.
Вдруг один из наших товарищей, как будто очнувшись от сна, выхватил пистолет и бросился на дорогу. Мы устремились за ним. По дороге двигалась небольшая английская машина. Когда машина поравнялась с нашим товарищем, он выстрелил в шофера и убил его наповал. Машина перевернулась. Не успел стрелявший спрятать пистолет, как к месту происшествия подбежала группа крестьян. Я сказал:
— Сделаем вид, будто мы, как и они, услышали выстрел и прибежали сюда, чтобы узнать, в чем дело.
На дороге собралась толпа. Пришла и наша знакомая с сыном. Крестьяне разбили машину, а затем подожгли ее, восклицая при этом: «Убирайтесь вон, колонизаторы!» Потом все вернулись в деревню.
Когда мы подошли к дому, женщина сказала:
— Я знаю, что шофера убил кто-то из вас, но это не беспокоит меня.
Мы пробовали возражать ей. Она настаивала на своем. Тогда я сказал:
— Ты ведь сама призывала нас к мести. Вот один из нас и поступил так, как ты хотела!
Женщина улыбнулась и произнесла грудным голосом:
— Ну, слава аллаху! Вот теперь вы настоящие мужчины!
Но пришлось признаться, что убил не я и что я не успокоюсь, пока не отомщу за друга собственными руками.
— Будь храбр! — сказала женщина.
Спустя некоторое время на дороге показалась колонна английских машин. Она двигалась по направлению к деревне.
— Англичане… — догадалась женщина. — Наверно, узнали о случившемся и едут за трупом мерзкой собаки…
Необходимо было спрятаться, потому что нас могли заподозрить. Словно прочитав наши мысли, женщина сказала:
— Вы должны укрыться.
— Но где? — спросил я.
— На кладбище, — живо ответила она. — Оно тут, неподалеку от деревни. Вон, налево… Там могилы, видите?
— Тогда пошли скорее туда!
— Я провожу вас, — предложил Абдуль Кадер. — А ты, мать, оставайся дома…
— Нет, — решительно возразила женщина, — я тоже пойду.
Взяв свои сумки, мы направились на кладбище.
Багровым заревом догорал закат. Воздух был густо насыщен пылью, но уже начинало доноситься свежее дыхание ночи. Наконец мы добрались до кладбища. Узкая тропинка вилась между рядами могил, среди густо растущих акаций и ив, со всех сторон окаймляющих этот мертвый город. Царившая тишина нарушалась лишь криками ворона. Наша проводница остановилась и сказала:
— Вот пустая могила. Она большая, широкая… Полезайте в нее. А я вернусь в деревню, узнаю, что там происходит, и сообщу вам…
Один за другим мы приблизились к яме и спрыгнули в нее. Женщина с сыном ушли, а мы, пленники земли и тьмы, остались в могиле. Минуты ожидания казались нам часами. Мы сидели молча. Сердца наши горели ненавистью.
Сколько египтян кончили здесь свой век, не вынеся ужасов империализма! Сколько мучеников пролили свою кровь в борьбе с англичанами! Поистине, голос прошлого из этой могилы взывал к мести!
Вдруг до нас донеслись звуки выстрелов. Мы поняли, что англичане пришли в деревню и оцепили ее. Время стало тянуться еще медленнее. Нам очень хотелось узнать, что же произошло в деревне, что сделали каратели с ее жителями.
Один из нас предложил:
— Давайте выберемся из могилы и пойдем навстречу этим собакам.
— Ты что, предлагаешь отложить взрыв складов в лагере? — спросил другой.
Снова наступило молчание. Мы без конца задавали себе один и тот же вопрос: «Что сделали англичане с жителями деревни? Сумели ли крестьяне оказать им отпор или смиренно покорились своей участи? Что же там в конце концов произошло?»
О, если бы ветер прилетел к нам и шепнул об этом…
Внезапно мы услышали шаги. Они приближались к нам. Стояла непроглядная тьма, но мы сразу узнали, кто идет. Это она, мужественная крестьянка! Но почему так нетверд ее шаг?
Женщина тяжело опустилась, почти упала. Один из нас спросил ее:
— Ну, мать, какие новости ты принесла?
Женщина молчала. Голова ее беспомощно склонилась на грудь. Через некоторое время она с трудом, словно выдавливая из себя слова, произнесла:
— Убили меня… убили… идите… мстите!
Мы наклонились над ней. Я положил ее голову к себе на колени и спросил:
— Что случилось?
— Идите… Идите… — вновь прохрипела она.
Я провел рукой по ее плечам и вдруг почувствовал что-то теплое и липкое. Я понял, что это кровь, и мне стало жутко. Я задрожал… Больше эта женщина никогда не произнесет ни слова… Кончилась ее жизнь… Она умерла. Мы сидели в каком-то оцепенении. Потом один из нас сказал:
— Что же мы здесь ждем? Возьмем эту мученицу и пойдем отсюда!
Как они убили ее, за что?
Мы выбрались из могилы и направились в деревню, неся убитую крестьянку на руках. Теплая кровь капала на землю. В тишине зловеще раздавалось кваканье лягушек. Навстречу нам шел один из жителей деревни. Увидев нас, он испуганно спросил:
— Что вы несете?
— Героиню, отдавшую жизнь за родину! — ответили мы.
Крестьянин узнал ее и сказал:
— Англичане убили ее сына, а потом стреляли в нее… Героиня она, эта женщина, настоящая героиня!..
В деревне нам рассказали, что произошло. Узнав об убийстве шофера, англичане оцепили деревню и отправили в нее солдат, которые угрожали разрушить дома и смести деревню с лица земли, если крестьяне не выдадут убийцу. Видя, что их угрозы не действуют, они открыли огонь и убили десять крестьян. Тогда один из жителей деревни сказал:
— Лучше выдать того, кто действительно убил, чем погибать всем. — И, обращаясь к нашей знакомой, закричал: — Признавайся! Где убийца?
Английские солдаты окружили ее вместе с сыном. Лицо юноши исказилось от страха, и он шепнул матери:
— Расскажи все!
Кровь прилила к лицу женщины. Обращаясь к крестьянам, стоящим возле нее, она сказала, указав на сына:
— Уберите его от меня!
Англичане решили, что шофера убил ее сын. Один из офицеров выстрелил в него, и юноша, сраженный пулей, упал. Кто-то дико закричал:
— Негодяи, вы убили невинного!
Поняв, что убийца еще не наказан, офицер подошел к женщине:
— Так где же убийца? Говори!
Как раненый зверь, крестьянка бросилась вперед, крича:
— Сын мой, сын! Я не скажу ничего…
Раздался еще один выстрел… Женщину перенесли туда, где лежало уже несколько человек убитых и раненых.
Когда англичане покинули деревню, женщина с трудом поднялась и, истекая кровью, цепляясь за все, что попадалось на пути, незамеченная пробралась к нам…
Лицо моего друга было мрачно. Он немного помолчал, а потом сказал:
— Эта кровь не высохнет! Ее не смоешь! Мы никогда не забудем мужественную крестьянку и ее призыв к мести!
Что же ты сделал, Ханафи?
Перевод Н. Прошина
Перед глазами Ханафи неотступно стояло страшное видение — труп человека с вылезшими из орбит глазами, резко выступающими венами и одеревеневшими конечностями… Он даже чувствовал резкий запах лекарств. Он знал, что никто не покроет этот труп саваном, не положит его на погребальные носилки[7], никто не отнесет его на кладбище, не опустит в могилу. Это жуткое видение наводило на Ханафи безграничный ужас и заставляло бояться и жизни, и смерти, и он кричал: «Не хочу умирать! Не хочу жить!» Люди не понимали его и думали, что он сумасшедший.
Ханафи было пятьдесят пять лет, но он выглядел изможденным стариком. Он не ждал ничего от жизни, его преследовал страх голодной смерти.
Сейчас Ханафи снова на улице. Его заставили уйти из больницы, и он очутился на краю глубокой пропасти. Каждый шаг вызывал у него крик отчаяния: «Не хочу умирать! Не хочу жить!»
Ханафи страстно желал остаться в больнице до последних дней своей жизни и проклинал санитарку, из-за которой вынужден был бежать оттуда.
Врач в больнице часто подходил к Ханафи, лежащему на постели, снимал со спинки его кровати дощечку и иногда говорил:
— Ханафи, ты выздоровел. Я напишу, чтобы тебя выписали.
Ханафи мгновенно вскакивал, ему казалось, что сама смерть подходит к нему, он умолял врача:
— Нет, нет, господин!
Врач не мог устоять перед мольбой, раздирающей душу, не мог спокойно смотреть на несчастного. Он понимал, что Ханафи не хочет покидать больницу потому, что стар, что у него нет ни очага, ни семьи, ни работы. И врач вешал дощечку обратно, так и не написав на ней ничего.
Санитарка была источником всех несчастий Ханафи. Эта женщина хотела поместить в больницу своего молодого любовника. Распространяя аромат духов, она наклонилась над Ханафи и сказала:
