Нет, ответила она.
Н-да, сказал я. Ясно. Ясно, что ясности никакой. Была и пропала. А ведь я мог бы и дальше полагать, что она есть. Что же, ладно. Но все-таки не понимаю, как это? Как это? - повторил я. И что, собственно, ему известно?
Я видоизменил вопрос: что ты хочешь сказать? - спросил я. Я мог бы перестраивать этот вопрос снова и снова, лишь бы она не отвечала, лишь бы не договаривала фразу, когда бы ей пришло в голову таковую начать, потому что, если Симону все было известно еще позавчера или раньше, то я не понимал и понимать не хотел, довольно с меня людей, которым все известно. И тогда Одри сразила меня наповал, легко и изящно, как давеча отламывала хлеб, слишком уж легко, сказал я себе, но я себе много чего говорил. Я ушла с его согласия, объяснила она, он меня не ждал, это ты меня ждал, и даже дети знали, знали, что я уехала на некоторое время, они видели, как я выходила из дому, только, конечно, не знали, куда и зачем. Они меня ждали, но не беспокоились, единственное, чего они не знают, это про нас с тобой и что мы с Симоном собираемся расстаться, но скоро узнают, не сегодня, разумеется, особенно если ты зайдешь. Погоди, сказал я, мне, в сущности, непонятно, зачем бы мне туда идти, и потом, можно задать тебе один вопрос?
Мне стало тесно в нише подъезда, она не вмещала моего замешательства - за неимением лучшего назовем это так, пока я не определю, что именно я испытывал, - было ясно лишь, что здесь нам не хватает пространства, мы стоим слишком близко и не можем выявить то, что вырисовывается, проступает, как при проявке снимка, на котором мне предстояло увидеть самого себя. То есть проявиться должен был я, такой, каким меня видел Симон, сейчас или раньше, точнее, несколько дней назад. Как же это? - спросил я, ведя Одри по улице в сторону от бульвара. Давай присядем здесь в сквере, предложил я, так будет удобнее.
Мы присели, рядышком, напротив пустой песочницы и горки, по которой никто не съезжал, на горизонте - ни одной мамаши, и никого во всем сквере в разгар воскресного дня, только она да я, но руку ее я все же выпустил, куда важнее было послушать. Если не считать городского гула, место оказалось тихим, и заговори она, я бы ничего не упустил.
Как же это? - повторял я. С каких пор? Что, собственно, он знает?
Что я ушла ждать тебя, сказала она.
Я даже шока не испытал. Я пытался понять, понять во что бы то ни стало, а уж после разобраться, какое это на меня производит или могло бы произвести впечатление, лишь бы понять, остальное приложится, видно будет, я бы хотел, чтобы ты объяснилась, сказал я.
Я говорила ему о тебе, сказала она. То есть обо мне.
В сквере по-прежнему ни души. Нас будто намеренно оставляли одних. Будто весь город был в курсе и нарочно не вмешивался.
Что значит говорила? - спросил я. Что ты могла ему сказать?
И вечно у меня эта потребность все уточнять, раскладывать по полочкам, чтобы самому не запутаться, потому что, разумеется, я ее по-прежнему любил, подумать только, уже «по-прежнему», мелькнуло в голове, и если нужно пройти еще какой-то путь, я его пройду, это не помешает мне ее любить, я не о том, тут проблема иного рода, мне требовалось связать все воедино, не знаю, кто сказал, что логика и любовь несовместимы. Очень даже.
Я сказала ему, что ты мне нравишься, ответила Одри, что я хочу встретиться с тобой и предпочитаю уйти. Я бы все равно ушла, но в данном случае так получилось даже лучше. Симон считал, что лучше мне уйти не просто так, а с какой-нибудь целью. С тех пор, как мы начали расставаться, он мне сочувствует и старается помочь.
Допустим, сказал я. До сих пор понятно. Более или менее.
Скорее менее. Со мной разговаривала в эту минуту совсем другая женщина. Н-да. Я ее едва узнал, а она уже меняется. Я смотрел на нее, пытаясь разгадать секрет перемен, но ничего не получалось, у нее было в точности то же лицо, и это лицо я любил.
Теперь мне предстояло любить другую. В том-то и фокус.
Ладно, утрясется. Еще одно усилие. Ну, чтобы любить ее так же. Дело даже не в усилии. Я уже к ней привык, и, хотя я не против неожиданностей в качестве закваски, мне сейчас надо было приспосабливаться заново. Прибавить ей какую-то черту. Ну так не жадничай, прибавь, сказал я себе. Дополни ее.
К тому же меня смущал Симон. Не терплю, когда мне врут. И когда лезут в мои дела. А теперь оказывается, я ему еще и обязан. Уж лучше бы я его обманывал сам.
Чего я не понимаю, добавил я, так это зачем он меня пригласил ждать вместе с ним.
Затем, чтобы ты меня ждал, ответила она. Я сама попросила. Чтобы мне помочь. Чтобы ты подготовился. Говорю тебе, мы с ним хорошо ладим с тех пор, как стали расходиться.
А потом он позволил мне вернуться вечером домой и получить твое сообщение, сказал я.
Нет. Домой ты вернулся сам.
Приятно слышать.
В таком случае объясни мне, возразил я, почему на следующий день он пытался воспрепятствовать нашей встрече, посадив меня с твоими детьми вместо...
Няньки? - спросила она.
Да, сказал я. Почему он пытался нам помешать?
Потому что ты ему был нужен, ответила Одри, она давала наконец разъяснения, и я это ценил. Не так уж важно, встретились бы мы в тот вечер или в какой-нибудь другой. Главное, чтобы встретились. Мы и встретились, кстати. Но даже если б и нет.
Что?
Ты меня ждал.
Да.
Я никогда не думала, что тебе обязательно меня любить, сказала она.
Да, ответил я. Но желательно.
И весьма.
Мне самому так больше нравится, сказал я. Мне нравится тебя любить. Воображаю, если бы сорвалось.
И что же ты воображаешь?
Ничего, сказал я. Вообще-то, так только кажется, что у меня богатое воображение. Я просто живу и всë, когда получается. Никогда не мог бы себе представить, что Симон в курсе.
А теперь?
Теперь представляю, не мудрено, в сущности.
И что?
А то, что без этого все было бы как час назад.
То есть иначе?
Да.
А теперь?
Не знаю, сказал я. Привыкнуть надо. Привыкнуть, что мой личный выбор оказался частью коллективного замысла. Твои друзья с баржи, Симон, ты, и я к шапочному разбору, хотя, если все получилось так, как кажется, а оно, кажется, так и получилось, то я все-таки существую, похоже. Существую с тобой. Только инфраструктура тяжеловата. Народу много. Чувствуешь себя пешкой.
Ты меня больше не любишь, сказала она.
Да нет же, сказал я. Люблю. Это как бы испытание. Махонькое испытаньице. Преодолеть такое - одно удовольствие. Симона, впрочем, предпочел бы разлюбить, хотя не важно. Я собираюсь стать открытым для общения. Могу начать с него.
Ты зайдешь сегодня вечером?
Зачем? Что еще за идея? Зачем мне туда идти?
Это не идея, сказала она. Просто мне не хочется с тобой расставаться.
Я был потрясен таким объяснением. Оно выглядело правдоподобно.
Предпочитаю все-таки не заходить, сказал я. Я тебя провожу. Ты надолго?
Не знаю. Подожди меня дома, так будет проще. Я тебе оставлю сообщение.
Заманчиво. Я никогда еще никого не ждал дома.
Я думаю пойти часам к шести, сказала она.
А если их нет?
Подожду.
Звонить не будешь?
Страшновато как-то. С тех пор, как ты тут, мне действительно надо многое им сказать, но сейчас я не собираюсь ничего говорить. Не сегодня, сегодня я просто загляну. Это моя семья.
Хорошо, сказал я.
Впереди еще два часа. Пойти в кино? Не успеем. Нужно попасть на другой конец Парижа, подходящего сеанса наверняка не окажется, к тому же я совершенно не представлял, что смотреть.
Она представляла, но ничего привлекательного для себя не находила. Оставалось просто быть вместе.
Мы вышли из сквера. Скверик этот мы уже использовали на все сто. Дорогу пешком я знал смутно, но времени было предостаточно. Я держал ее под локоть и шел, чуть поотстав, чтобы не мешать ей сосредоточиться, подумать, как там у них все сложится. Я и сам об этом думал, но не особенно. Больше о будущем. Пропускал этот вечер. Прикидывал, как они там все решат, с кем останутся дети, кто будет с ними сидеть. Я живу далековато. Кроме того, Одри не работает. С точки зрения материальной перспективы не лучшие.
Тебя что-то беспокоит?
Так, пустяки, ответил я, просто я подумал, что мог бы переехать поближе.
Было бы здорово.
Успеем еще обсудить.
Не хотелось сразу начинать с размеров жилплощади. Мальчики меня примут, сомнений нет, собственно, уже приняли, а вот чтобы увеличить площадь, придется напрячься.
На тротуарах было людно. Нас толкали. Мы брели вдоль закрытых магазинов. Одри остановилась посмотреть куртку. Сочла, что дороговато. По мне, тоже. Я уже думал о новой квартире.
Мы вышли на берег Сены. Намного западнее, чем предполагали. Отклонились порядочно. Но время позволяло, и я предложил что-нибудь выпить.
Она не возражала. Вот только пить не хотелось. Заказали кофе. На террасе.
Тебе не скучно? - спросил я.
