— Ты спишь? — прошептал он.
— Да. Нет. Мне до сих пор снятся кошмары, это не прекращается.
Он сидел на моей кровати. Локти на коленях, туловище подалось вперед, он проводит руками по лицу, у него широко открытые ладони, он растопырил пальцы, казалось, что он хочет скрыть глаза. Потом он опустил руки, глядя напряженным взглядом в темноту.
— Ну и как, ты по-прежнему собираешься идти на рыбалку? — спросил он.
— О, я надеюсь, что так и будет, я надеюсь, что мне это удастся.
— Это будет совсем грустно, когда ты уйдешь. Я опять останусь один, как и прежде. — Он вздыхает. — Иногда я хожу в приют брата Франциска, когда я больше не могу находиться здесь, или же когда я хочу горячей пищи, чтобы не есть в одиночку, или же когда у меня нет ни гроша… В другой раз, если я при деньгах, я ночую в мотеле «Звезда». Я заказываю пиццу и смотрю телевизор. Я также скучаю, но потом это все меняется. Время от времени приходят мои друзья. Но в остальном мне здесь нравится, я чувствую себя спокойным.
— Да, — говорю я. — Это все неплохо. Я бы спала даже в ржавой машине там, в поле, потому что здесь я чувствую себя в ловушке. Но в машине слишком холодно. И это было бы невежливо по отношению к тебе.
Он тихо рассмеялся. Мы говорим очень тихо, как будто опасаемся разбудить кого-то в этом безмолвном здании. Я вылезла из своего спального мешка и села рядом с ним. В темноте я хватаю сигареты со стола. Он вытаскивает свою зажигалку. Пламя освещает изгиб его щеки, длинные тени от век.
— Спасибо. Возьми одну.
— Я много курю, ты, наверное, уже знаешь. — И он зажигает еще одну сигарету. — А еще я слишком много пью.
— Что со мной будет, если судно не возвратится?
— Ты найдешь другое. Совсем скоро начнется сезон ловли лосося.
— Но мне нужен только «Мятежный», только его я жду. Именно с теми, кто на его борту, я хочу продолжить рыбную ловлю.
— Сезон закончился, в любом случае они разъедутся.
— Это правда. Тогда я тоже уеду на мыс Барроу.
— Что ты там собираешься делать, на этом чертовом мысе Барроу?
— Это край. Дальше него нет больше ничего. Только полярное море и ледяное поле. А также полуночное солнце. Я хотела бы попасть туда. Посидеть в конце концов на краю света. Я всегда себе представляла, как позволю себе усесться, свесив ноги в пустоту… Я съем мороженое или попкорн. Выкурю сигарету. И буду смотреть. Я знаю, что я не смогу идти дальше, потому что Земля уже закончилась.
— А потом?
— После этого я спрыгну. Или, может быть, я спрыгну на землю, чтобы удить рыбу.
Он усмехнулся:
— Твой рассказ немного сумасшедший. Сказать больше нечего.
Стив опустил голову и уставился в пол. Ветер свистит снаружи под жестяной крышей и ударяет по брезенту. Я думаю о светлой ночи и льде, о черном судне, испытывающем ужасную бортовую качку под огромным небом, которое движется дальше, о суровых людях на палубе и о нас двоих, говорящих шепотом в темной комнате — грязной маленькой коробке, спрятанной в большой коробке, установленной на земле, об оставленном судне с трюмами на борту, которое заботится о нас, о спящих привидениях затонувших грузовиков.
— Он должен двигаться в море, — шепчу я.
— Нуда. Неплохо.
— А ты? Ты останешься на берегу?
Он смущенно рассмеялся.
У меня морская болезнь, знаешь ли. Я больше сухопутный человек. Все не должны быть моряками, чтобы любить эту страну.
— Откуда ты приехал?
— Из Миннесоты. Почти два года как я здесь.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать шесть. Я не покидал своего дома до двадцати четырех лет. Иногда бывали поездки в Чикаго, этим все и ограничивалось. Кампания, однако. Мои родители, ты знаешь, у них было ранчо. Я всегда жил рядом с лошадьми. Так что было хорошо… — Его глаза загораются в темноте. — Я хорош в родео. У нас дома всегда были соревнования. Я часто выигрывал.
— Тогда почему ты уехал?
Ну, у меня четыре сестры. Я чувствовал себя немного одиноким среди этой большой прерии, — он усмехнулся. — Я должен был уехать. Я ясно представлял себе свое будущее — без сомнений, без приключений, напоминающее горизонт, плоский и прямой, как большой луг, который простирается на много миль. Я занимался бы делами ранчо для своих родителей тут без вариантов. А что мои сестры? Они выйдут замуж и переедут жить в город. Это в принципе устроило бы всех. Тогда я уехал.
— Но почему на Аляску?
— Я хотел стать человеком. И не существовало лучшего места, куда можно было отправиться с такой целью. В противном случае я чувствовал бы себя потерянным, все было слишком похожим, всегда одно то же. Ранчо — это не для меня. Я немедленно приехал в Кадьяк. И я поклялся никогда больше не возвращаться туда. Никогда. Мои домашние не понимают, думают, что в один прекрасный день я вернусь обратно. Они пишут мне время от времени. Впервые они, возможно, волнуются за меня — мне даже икается от этого, но это ничего не меняет. Ничего, — прошептал он. — Теперь я здесь, я узнал механику кораблей, я хорошо разбирался в машинах отца, поскольку я хороший механик. Энди доволен мной… Он требовательный, Энди, он не так прост, но он усердно работает, и он испытывает уважение к тем, кто работает. Он похож на моего отца.
Он замолчал. Он закурил очередную сигарету.
— Иногда я хожу смотреть на восход солнца. Мы могли бы пойти вместе, если ты хочешь. Это будет через нескольких часов, у нас есть время поспать. Я часто вижу косуль.
Мы ехали к концу дороги, с десяток миль на север. Перед лесом остался след от гравия. Я сошла с грузовика, с удивлением обнаружив, что совсем забыла, какой он — мир вне палубы. Мы шли под деревьями. Мы мало разговаривали. Потом мы решили поехать вдоль побережья. Самка оленя пробежала перед нами. И сразу же сквозь листву пробилось солнце.
Мы вернулись в город пообедать. «У Фокса» молодая официантка, подающая сахар и посуду, узнала меня. Она бросила на меня мрачный взгляд, такой же, как и тогда, когда я приходила с Вольфом, утром он вылетел в Нидерланды. Казалось, что она думает: «Сколько же она, наверное, поимела мужчин».
Стив оставил меня. Он собирался работать.
— Этим утром я буду раньше, чем обычно, — весело сказал он, — я приеду раньше, чем все остальные. Во всяком случае, наплевать на все сейчас, все корабли уплыли. Чертов мелкий ремонт, вот и все, чем можно заняться.
Он повернул голову, указал на дом через дорогу.
— Смотри, смотри, вот это здание — приют брата Франциска.
Ветер, ветер… Я спустилась по улице Шелихов, чайки с криками кружили очень низко. Орлы парили в небе порта, мачты поскрипывали от ветра. Деревянные дома представляли собой яркие пятна на зеленеющей горе. Я съела растущих вдоль склона бойзеновых ягод. Они еще не созрели, и пыль скрипела на моих зубах. Я подъехала к порту. Корабли качались на волнах, яростно тащили швартовы, как если бы они желали вырваться из доков, чтобы отправиться в открытое море. Кто-то должен был быть сильным. Уже на выходе из рейда пенистые гребни волн сообщали о непогоде на морском просторе.
В настоящий момент были установлены стенды праздника. Женщины смеялись, ветер трепал их волосы во все направления. Я пересекла дорогу. Кабинет врача открылся.
Мне сделали надрез пальца. Рыбья кость вышла полностью. Я ее тщательно хранила. Это был большой шип, похожий на стекло. Они сказали, что этот шип мог бы запросто меня убить.
— Встреча через пять дней, нужно будет снять швы. Сохраняйте свою руку сухой и чистой.
Я была на правильном пути для возвращения к рыбной ловле.
Я снова вернулась в ангар. Я почти бежала. Я собрала свой багаж, мешок для мусора, чтобы засунуть туда спальный мешок и непромокаемые плащи. Сапоги были уже у меня на ногах. Я приготовила себе последний кофе, красный термос, темно-красное кресло. Я вышла и побежала в порт. Я нашла свой бывший пост на набережной консервного завода Западной Аляски. Я ждала в доке, смотря на море, у моих ног лежала сумка, порезанная моим ножом «Victorinox»[11]. Пикап затормозил за моей спиной. Из него вышел мужчина, неистово хлопнув автомобильной дверью. Он очень спешил. Он направлялся к офису, и тут он увидел меня.
— Девушка, ты хочешь поехать на рыбную ловлю?
— Ох, — пробормотала я.
Я колебалась. Я была, однако, готова. Я не уехала с ним, потому что хотела именно на свой корабль. Я долго его ждала.
Он не прибывал. И все-таки я решила встать и прогуляться по городу.
Меня потянуло на праздник краба. Мои сумки загружены. Я съела заднюю четверть индейки, приготовленную на мангале береговой охраны. Молодые мамы лакомятся сладкой ватой, в то время как дети играют в пыли, сзади я вижу розовые пухлые бедра девочки-подростка, которая заливисто смеется над прыщавым мальчиком. На скамье напротив изнывает от жары один мужчина. Он только что съел упаковку чипсов. Он вытирает свой багровый лоб, у него очень ясный взгляд. Его глаза наблюдают за праздником, неожиданно останавливаются на ногах девчонки, на чересчур узких шортах, потом его взгляд бросает якорь на мне. Он заканчивает пить свою кружку пива, улыбается мне.
