Когда они с бабушкой шли домой через лес, мглистое ночное небо уже перестало озаряться мигающим светом маяка. Стояла глубокая тишина; между темными кронами сосен поблескивали звезды. Только море еще не совсем успокоилось, и с обеих сторон мыса доносился его глухой гул.
– Ветер на снег поворачивает, – заметила бабушка. – Не иначе будет белое рождество.
Оке боялся верить ей. Однако в первый день праздника он проснулся утром от того, что северо-восточный ветер принялся хлестать по окнам колючими ледяными крупинками. Под вечер вьюга сменилась густым снегопадом. Явилась стайка снегирей и уселась на лотке в развилке старой рябины. Синички неохотно потеснились перед важными красногрудыми чужаками.
Интересно, сколько мяса может получиться из одного снегиря? Бенгт похвастал как-то раз, что его старший брат подстрелил целую стаю и они потом зажарили их Фине, когда она лежала больная. Ведь это надо же придумать!
Тетя Мария крикнула Оке, чтобы он не слонялся без дела, а помог привезти дрова на санках. Дядя Стен специально нарубил их за несколько недель до рождества. Дров было столько, что они быстро заполнили дровяные ящики. Весь уголок у печи тоже заняли оранжевые чурки.
От чурок пахло так же хорошо, как от смолистой зеленой елочки, которая стояла еще неукрашенная в своем углу.
Бабушка сновала от кладовки к плите, распаренная и взволнованная.
– Коли станешь отказывать себе во всем, даже когда в доме есть что-нибудь, то так и проголодаешь весь свой век! – шутливо оправдывалась она.
За свою жизнь она наготовила столько вкусного у чужих людей, что ей теперь захотелось показать и дома, на что она способна, когда деньги позволяют немножечко разойтись.
Жаркое шипело на противне в золотистом облачке, на плите вкусно побулькивал большой котел. Оке начал волноваться, что дядя Стен не поспеет вовремя домой, чтобы нарядить елку.
Наконец кто-то затопал под окном, и дверь распахнулась настежь, так что кухонный чад вырвался наружу и расплылся на морозе белым облачком.
– Смотрите, он действительно пришел еще до того, как с елки осыпались все иголки и выкипел котел! – воскликнула бабушка медовым голосом. – В прежние времена люди на рождество сидели дома, а не шатались по соседям за выпивкой.
Дядя Стен только засмеялся и взялся за хлебную корзину.
– Не бойтесь, мама, старик Мандюс не очень-то щедр на спиртное.
Кончив стряпать, бабушка сразу забыла свое недовольство, а при виде сверкающей елки обрадовалась совсем по-детски. Живые огоньки свечей наполнили комнату теплом и светом, отражаясь в глазенках близнецов и множась в темном зеркале оконных стекол.
Оке с любопытством потрогал сверток с рождественским подарком бабушки. Нет, это никак не могут быть обычные чулки… Он поспешил сорвать обертку и вынул из нее книгу. «Знаменитый роман Фенимора Купера», – прочел он на обложке и тут же набросился на первую главу.
– Ну нет уж, придется тебе потерпеть, – вмешалась бабушка, поддержанная остальными. – Завтра ведь тоже свободный день, успеешь еще начитаться. А сегодня будем веселиться вместе.
После обеда тетя Мария подала всем инжир и яблоки, а когда дошел черед до глинтвейна и кофе, дядя Стен запел, не дожидаясь, когда его попросят.
Но вот уже близнецы начали сонно моргать, и разговор старших потек все ленивее и тише; заметались огоньки свечей.
– Чем лучше день, тем быстрее он пролетает, – заметила бабушка и принялась тушить свечи.
В комнате сразу стало как-то сумрачно, хотя фитиль керосиновой лампы был вывернут больше обычного.
Дядя Стен и тетя Мария поднялись наверх, бабушка постелила постель, но Оке ничего не замечал. Он весь погрузился в чтение и представлял себя лежащим под прикрытием большого Дерева, откуда были видны маневры краснокожих воинов. Индейские лодки бесшумно скользили вниз по реке…
– Ну-ка, раздевайся, я уже гашу лампу, – прервала его бабушка на самом интересном месте.
Она уснула не сразу – сначала прочла шепотом рождественский псалом и вечерние молитвы, которые заучила еще в детстве. Они мирно уживались в ее памяти с многочисленными историями о священниках и странствующих проповедниках, которыми бабушка любила повергать в ужас богобоязненных людей.
Вкруг нашего дома ангел идет,
Три яркие свечки в руках он несет…
Вспыхнуло в последний раз рождественское полено, по потолку и стенам пробежал багровый отсвет. Оке соскочил с кровати и подкрался к окну.
Может быть, этот ангел и в самом деле существует? Тогда он непременно должен появиться сегодня ночью – со снежно-белыми крыльями и отливающими золотом, словно огонек свечи, кудрями.
Над холмом взошла луна. Какие-то причудливые силуэты колыхались на опушке леса, сверкающие инеем кусты протянули длинные пальцы по снегу, а за сараем притаилась густо-синяя тень. Двор казался таким прекрасным в задумчивом серебристом свете, что у Оке защемило в груди.
Дождавшись, когда бабушка уснет, он взял со стола книгу. Долго не спал он в эту рождественскую ночь в обществе круглой луны и последнего из могикан.
* * *
Каждую осень самолеты покидали свою базу в Бредвика, совсем как перелетные птицы, и каждую весну возвращались обратно. Оке страшно хотелось, чтобы хоть один из них сел в Скальвика. Случалось, что самолет устремлялся вниз, изображая нападение на Страндосен, но каждый раз, очутившись над морем, снова взмывал вверх.
В сумрачный сырой вечер одинокий разведывательный самолет пролетел так низко над верхушками деревьев, что Оке смог различить кожаный шлем пилота. Мотор кашлянул несколько раз, потом стих совершенно. Можно было подумать, что самолет упал по ту сторону холма.
Оке помчался в страшном возбуждении в том направлении, где, по его мнению, опустился самолет. Первый весенний шторм нагнал большие волны, они с грохотом обрушивали на берег свои пенистые гребни, заглушая все остальные звуки. Колючие ветви молодых сосенок хлестали Оке по лицу, к одежде прилипла клейкая паутина.
Чей-то суровый голос помог ему сориентироваться:
– Лодки ни к чему! Лучше подайте сюда пару тросов!
Самолет успел дотянуть до залива и теперь беспомощно качался на прибое, сильно накренившись на один бок. Он казался удивительно маленьким и хрупким.
Из Мурет уже подоспела целая толпа на помощь необычному гостю. Со стороны Архаммарен примчался на велосипеде статный молодой мужчина. Он проехал около самой воды, где песок был твердый и ровный, и сразу же бросился в воду, как только поравнялся с остальными спасателями. Несколько сильных взмахов руками – и голова его скрылась за гребнями волн. Когда он показался снова, то был уже около самолета. Благополучно доставив тросы, он принялся крепить их к поплавкам.
Высокая волна подбросила самолет вверх. Спасатели потеряли было равновесие, но тросов не выпустили. Прибежал запыхавшийся Мандюс – он тоже хотел помочь. Молодежь закричала, чтобы он не лез в воду:
– Сегодня погода не купальная, уважаемый Мандюс!
Промокшие насквозь, стуча зубами, они подтащили самолет к дюнам. Только после этого Мандюсу и Оке было разрешено помочь отнести домой мокрые канаты. Мандюс поглядел с видом знатока на приборную доску и спросил пилота, что случилось.
Остальные расхохотались и стали перемигиваться у него за спиной.
– Он думает, что разбирается во всех машинах на свете, да только на этот раз, видно, нос не дорос!
Отважный пловец вышел вперед и вызвался позвонить в Бредвика, чтобы прислали механика. Костюм из дорогого материала обвис вокруг стройного тела, словно мокрый мешок. Оке сдернул фуражку: это был Русен, учитель старших классов.
…Месяц спустя все газеты писали о молодом американце, который один перелетел через Атлантический океан. Не было того школьника, который не строил бы из щепок «самолеты», перевоплощаясь в отважного покорителя Атлантики.
Однако знакомство с Америкой коснулось и других сторон. Смутный холодный ужас овладевал Оке каждый раз, когда дядя Стен заговаривал о приговоренных к смерти рабочих в этой стране.
– Они оба совершенно невиновны. Убийца кассира уже сам сознался, да только ничего не помогает! Их все равно хотят убить за то, что они социалисты и бедные эмигранты.
Оке не знал, что такое социалисты, но потихоньку плакал над страшной судьбой, которая ожидала приговоренных.
Как, бишь, их зовут? Сакко и Мацеппи?… Нет, Ванцетти![14] Сакко легче было запомнить, потому что эта фамилия напоминала употребительное на Готланде сокращение имени Захарий. Их будут казнить на стуле… Готберга – пресловутого грабителя с острова Сандэн, который основал хутор Гамлагорден, – тоже казнили сто лет назад. Но ведь он был кровожадный убийца, и о нем даже готландцы вспоминали только с ужасом.
– В следующую субботу у нас в Бредвика митинг протеста, так что я буду дома поздно, – сообщил дядя Стен в одно августовское воскресенье.
