Василий встал со стула и расстегнул пальто. Он начинал немного нервничать. Разве так ведет себя ответственный человек? – спросил он себя. Он пришел разбирать вещи брата, ему уже следовало бы сейчас заканчивать, а он вместо этого целый час, не меняя позы, просидел на стуле. Интересно, что бы делал брат на его месте? Вообще не пришел бы в его квартиру. Он бы даже на похороны не пришел.
Василий хотел было снять пальто, но передумал. Он прошел в ванную, открыл аптечный шкафчик, сгреб все тюбики и флаконы в картонную коробку, чтобы забрать с собой, и почувствовал себя вором. Потом сдернул полотенца с сушилки, убрал коврики с пола и запихнул все это в огромный мешок для грязного белья. Когда нужно было выбросить зубную щетку брата, ему стало дурно, и он не смог этого сделать.
Неделю спустя Василий проснулся в подходящем, как он решил, расположении духа, чтобы закончить дело, и вернулся в квартиру брата. Но и в этот раз сделал не больше, чем в предыдущий. Что-то в самом воздухе квартиры парализовало его. Через несколько часов он ушел, унося с собой фотографию деда в рамке – он нашел ее на каминной полке, фотография лежала лицом вниз. Вернувшись домой, он написал сестре письмо с просьбой выполнить за него поручение отца.
В тот вечер он лежал в постели на спине и разглядывал фотографию, рядом на полу устроилась его собака. Уставившиеся на него глаза деда мерцали из темноты. Василий был не в силах пошевелиться, словно вся безысходность жизни его семьи навалилась ему на грудь. Слой за слоем его придавливала печаль – оттого, что он так мало общался с братом, что не любил его, что брат умер в одиночестве, что член его семьи жил в таком убожестве. Но будь это не брат, а чужой человек, какое значение имело бы все остальное? Не в первый раз его озадачила природа семьи как таковой – семейные узы связывали людей, у которых было мало общего.
Он бы никогда не выбрал в друзья никого из членов своей семьи. Ему казалось странным, что он был обязан идти в квартиру этого неопрятного чужака и разбирать его вещи. Он посмотрел на портрет деда: затаенная улыбка, тщательно повязанный галстук. У самого Василия не было ни малейшего желания создавать семью. Он тяжело поднялся с кровати и пошел на кухню. Вернулся с несколькими толстыми бутербродами, которые стал есть прямо в постели, настолько сонный, что с трудом мог держать глаза открытыми. Пока он спал, видя во сне умеренные кошмары, его собака подползла поближе к кровати и с жадностью съела все, что осталось от бутербродов.
По всему городу было полно чернокожих старух, которых наняли, чтобы они звонили людям в семь часов утра и приглушенным голосом просили позвать к телефону Лайзу. Таким образом они получали работу, которую могли выполнять дома. Эти женщины составляли лишь часть многочисленного корпуса городских служащих, нанятых, чтобы делать ложные звонки. Больше всего зарабатывал индиец из Индии, который умел надолго растягивать разговор, настаивая, что он отнюдь не ошибся номером.
Других – главным образом пожилых людей – нанимали для того, чтобы они развлекали прохожих своими причудливыми шляпами. Они носили их так, словно не отвечали за то, что происходит у них на голове. Две шляпы колышутся рядом – высокая фетровая шляпа на старике и черное сооружение с вуалью и вишенками на маленькой женщине, а под шляпами ссорятся старики. Другая старушка, сгорбленная и слабая, медленно переходит улицу перед вашей машиной, вид у нее сердитый, потому что она вынуждена носить огромную конусообразную красную шляпу, которая тяжело давит ей на лоб. В это время по разбитому тротуару, внимательно глядя под ноги, ковыляет еще одна пожилая дама. Она без шляпы, потому что потеряла работу.
Людей всех возрастов город нанимает изображать сумасшедших, чтобы остальные чувствовали себя душевно здоровыми. Некоторые сумасшедшие изображают еще и нищих, чтобы все мы могли почувствовать себя здоровыми и богатыми одновременно. Количество рабочих мест для изображающих сумасшедших ограничено. И все эти места заняты. Много лет сумасшедшие были заперты в психиатрических лечебницах на островах нью-йоркской гавани. Потом городские власти выпустили их в огромном количестве, чтобы создавать на улицах ободряющую атмосферу.
Естественно, некоторые сумасшедшие с легкостью играют две роли: шаркая ногами и чудно́ подпрыгивая, носят при этом странные шляпы.
Все хотели бы, чтобы этого не случалось, и было бы куда лучше, чтобы этого действительно не случалось, но иногда выходит так, что в семье рождается вторая дочь, и появляются две сестры.
Конечно, каждая дочь, кричащая в час своего рождения, – это несбывшаяся надежда. Отец встречает ее с тяжелым сердцем, потому что мужчины хотят сыновей. Еще хуже, когда дочь вторая: ведь потом может родиться третья и даже четвертая. Мужчина чувствует себя несчастным в сплошь женском окружении. Он живет в отчаянии посреди своих несбывшихся надежд.
Счастлив тот мужчина, у которого есть сын и дочь, хотя в попытке завести еще одного сына заключен большой риск. Самый счастливый мужчина тот, который имеет одних сыновей, потому что он может производить на свет сыновей снова и снова, пока не родится дочь, и тогда у него будет столько сыновей, сколько он пожелает, и еще доченька для украшения стола. А если дочка так и не родится, что ж, одна женщина у него уже есть, жена и мать его сыновей. У него самого нет мужчины. Этот мужчина есть только у его жены. Она может мечтать о дочери, не имея женщины рядом, но до ее мечты никому нет дела. Потому что и сама она дочь, хотя у нее может уже не быть живых родителей.
Единственная дочь, единственная сестра нескольких братьев слышит обращенные к ней доброжелательные голоса членов своей семьи, она всем довольна и счастлива. Ее нежность на фоне грубости братьев, ее спокойный нрав на фоне их стремления к разрушению вызывают восхищение. Но когда в семье две сестры, одна обязательно будет некрасивей и нескладней, менее умной и более распущенной, чем другая. Даже когда все лучшие качества сосредоточиваются в одной из сестер, как чаще всего и случается, она не бывает счастлива, потому что другая сестра, как тень, всегда следит за ее успехами своими зелеными глазами.
Сестры взрослеют в разное время, и старшая презирает младшую. Они ссорятся и краснеют от злости. Если в семье только одна дочь, она навсегда останется Анджелой, но если их две, они теряют свои имена и в результате становятся более независимыми.
Нередко сестры выходят замуж. Одна считает мужа другой неотесанным. Другая использует своего мужа как щит против сестры и сестриного мужа, которого боится из-за его проницательности. Хоть сестры и стараются подружиться, чтобы у их детей были двоюродные братья и сестры, часто они становятся чужими друг другу.
Они разочаровываются в мужьях. Их сыновья превращаются в неудачников и растрачивают материнскую любовь по дешевым городишкам. Крепкой, как сталь, остается лишь взаимная ненависть сестер друг к другу. Она выживает, и когда чахнут их мужья, и когда их покидают сыновья.
Запертые в одной клетке, сестры сдерживают свою ярость. У них одинаковые характеры.
Две сестры, обе в черном, вместе ходят за продуктами в магазин, мужья у обеих умерли, сыновья погибли на какой-то войне; ненависть друг к другу так срослась с ними, что они ее почти не замечают. Иногда они даже бывают нежны друг с другом, потому что забывают о своей ненависти.
Но в смерти лица у обеих по давней привычке злые.
Девочка написала рассказ.
– Насколько лучше было бы, если бы ты написала роман, – сказала мать.
Девочка построила кукольный дом.
– Насколько лучше было бы, если бы ты построила настоящий дом, – сказала мать.
Девочка сделала для отца маленькую подушечку.
– А не практичней ли было бы сделать одеяло? – спросила мать.
Девочка выкопала в саду маленькую ямку.
– Насколько лучше было бы, если бы ты выкопала большую яму, – сказала мать.
Девочка выкопала большую яму и легла в ней спать.
– Насколько было бы лучше, если бы ты уснула навечно, – сказала мать.
Я переехала в город накануне Рождества. Я жила одна, и это было для меня внове. Куда подевался мой муж? Он жил в маленькой комнате на другом берегу реки, в районе складов.
Я переехала сюда из деревни, где бледные, туповатые люди все равно смотрели на меня как на чужую и где бесполезно было пытаться с кем-нибудь заговорить.
После Рождества снег засыпал тротуары. Потом растаял. Несмотря на это мне было трудно ходить, потом на несколько дней стало легче. Мой муж переехал поближе ко мне, чтобы иметь возможность чаще видеться с нашим сыном.
Здесь, в городе, у меня тоже долго не было друзей. Поначалу я только и делала, что сидела в кресле, стряхивая с одежды волоски и пыль, потом вставала, потягивалась и садилась снова. По утрам я пила кофе и курила. По вечерам пила чай и курила, потом шла к окну, возвращалась, ходила из комнаты в комнату.
