С этого дня полторы недели длившийся суд слился в один день.
Перед Никитой – чуть правее – вертит головой Светлана Анатольевна, как теперь понимает Никита, очень добрый человек и вообще симпатичная девица. Он же ничего ей не платил и не догадался пообещать – зачем взялась за столь безнадежное дело? Сегодня она в том же старомодном костюмчике, в каком в тюрьму приходила, только на шею навертела розовый платочек, как известная московская правозащитница Падваева.
Слева от железной конуры – две женщины из прокуратуры, в темно-синей форме, в голубых рубашках, в синих галстучках. На лацканах золотистые значки, там, кажется, мечи крест-накрест. У одной, у самой важной на вид, как у подполковника, погоны с двумя звездочками.
Впереди – вдали, за столом – нахохлился сутулый судья лет пятидесяти пяти, он в черной мантии, правее – ближе к зашторенным окнам – сидят двенадцать мужчин и женщин, в два ряда, на стульях, как в театре.
Все сосредоточенно ждут начала.
Дядя Леха Деев учил:
– Улыбайся! Смейся! Люди почувствуют твою правду.
А если я теперь хочу, чтобы меня осудили? Ведь они верят, что я страшный насильник. Неужто заставят темные очки надевать? Неужто решат, что похож? Нет, не то говорю… Надо, чтобы им показалось, что вопрос ясен, что со слов представителей обвинения я должен быть осужден на полную катушку. А вот в последнем слове я и расскажу им в глаза, да еще в присутствии “папарацци”, что на самом деле представляет мое дутое дело…
Но почему словно гиря пришита к сердцу??? Сегодня ночью, в краткие мгновения бредового сна, после того как его избили в полной темноте,
Никите приснилось, что он и вправду есть тот самый непойманный маньяк. Вот он идет в сумерках по улице, приглядываясь к молоденьким красивым девочкам. Во внутреннем кармане пиджака – кухонный (почему кухонный?!) нож, обернутый в газету, чтобы не продрался карман. В боковом кармане – большой платок, затыкать рот, чтобы жертва не кричала. Да, и перчатки, перчатки… они на руках, да… белые с красными, из резины, кончиками, которые для работы на огороде покупают и какие бывшая жена купила…
– Девушка, не скажете, как пройти на автовокзал?
– Вы же в другую сторону идете!..
– Ой, какие у вас глаза… как у птицы, печальные. Вас кто-то обидел?
Каждую девочку кто-нибудь да обидел. Неужто вот так, очень просто, можно познакомиться? А то нет! Кто же знает, что ты сумасшедший?
– Девушка, – снилось дальше. – Дайте мне руку, я вам погадаю…
А рука узкая, нежная, на пальчике намотана цветная нитка, даже колечка дешевого пока нету. И глаза, правда же, доверчивые, нежные…
Боже, неужели я похож???
– Никита!.. – адвокат, обернувшись, что-то спрашивает шепотом, да он не расслышал. Все нормально. Лишь бы раньше времени не испортил игру муж бывшей жены. Придет, нацепив все ордена…
Но майора в зале суда, к счастью, не видать. Нет и его теперешней жены…
Как, впрочем, нет и руководителя ВЦ Олега Сергеевича Катаева, унылого, застегнутого на все пуговицы… уже ясно: испугался, что преступник с ним рядом работал… Да неужто никто из знакомых не явится? Нет, есть, есть… на задней скамейке, у стены, даже привстали и машут руками сосед Витя Хоботов, трезвый, в белой рубашке, при галстуке, и Юра Пинтюхов, волосы всклокочены, очки сверкают.
Спасибо, ребята! Сейчас вы всё узнаете. Если дадут сказать, конечно.
Могут ведь и лишить последнего слова по желанию общественности. Как вскочат и завопят присяжные: МОЛЧАТЬ, убийца! К высшей мере его!!!
Судья угрюмо стукнул молоточком по столу и объявил о начале слушания дела. Интересное у него лицо… как электронная панель с чипами, в красноватых бугорках, в сизых точках. Голос глуховатый, доносящийся, как из дерева… Сколько видел, наверное, этот человек перед собой разных людей, сколько слышал страшных признаний и лживых заверений!
Очнись, Никита. Дама с двумя звездочками на погонах, представитель обвинения, она же – заместительница прокурора области, рассказывает о завершенном следствии, о том, что доказательная база более чем убедительна, чего не отрицает и сам подсудимый, а главное – матери двух убитых.
– Ваша честь, позвольте вопрос? – поднялась адвокат. – Как же эти женщины могли опознать насильника и убийцу, если они не присутствовали во время преступления?
– Одна из девочек, а именно Сипатова Оля, успела подробно рассказать своей матери в больнице, прежде чем умерла…
– Как можно со слов: высокий, в очках…
– А мать другой девочки, гражданка Иванова, – загремел голос усатого капитана милиции (он здесь!), – сама видела его, крутился возле подъезда, а также из автобуса в роще, а потом при очной ставке опознала в моем кабинете!
– Ваша честь, – голос у Светланы был тих, но четок, – могу ли я задать вопрос гражданке Ивановой? – И она обернулась к маленькой, скуластой женщине: – Нина Ивановна, а вы уверены, что это был именно он? В роще, у вашего подъезда. Дело в том, что у Никиты Михайловича работа на ВЦ длится до семи вечера, а чаще всего – до программы
“Время”. Смерть девочки наступила, по данным врачей, в пределах пятнадцати-семнадцати часов. Ну, восемнадцати, никак не позже.
Низенькая Иванова обернулась и посмотрела исподлобья на Никиту, поймала его взгляд, спокойный, печальный. Никита даже улыбнулся ей: мол, говорите, говорите.
Нина Ивановна опустила глаза.
– В ненастное время года ошибки возможны и куда более значительные, – пояснила дама из прокуратуры.
И Никита не понял смысла ее слов: то ли заместительница прокурора признала, что женщина могла обознаться, то ли все же стоит на своем.
Все внимание Никиты было теперь отвлечено на лица присяжных – лица усталые, угрюмые. Правильно ли мы сделали, что настояли на таком суде? Следят ли они за тем, что здесь говорится?
– Причем, ваша честь, – продолжала Светлана Анатольевна, – мой подзащитный – левша, почему-то все об этом забыли… а удар ножом был нанесен, по единодушному мнению экспертов, человеком-правшой. Вот результат обследования, прошу приобщить к делу, – и адвокат подала судье бумагу с печатью.
– Как левша? – забормотал капитан. – Он не говорил!
В зале суда рассмеялись.
– Это неубедительно! Молодой человек, в расцвете сил… – Перекрывая шум, дама в синем со звездочками и мечами повернулась к решетке, за которой стоял Никита, и громко заявила. – Но главное не это! У нас есть признание обвиняемого с припиской от руки, что на него никакого давления не оказывали и что он дает показания по своей воле. Маньяк, судя по всему, оправдывает свои бесчеловечные поступки тем, что от него ушла жена.
“При чем тут жена?! – содрогнулся Никита. – Это Тихомиров им сообщил?.. Так же нельзя, господа!”
– Но, товарищи, – продолжала заместительница прокурора, – она ушла гораздо позже тех страшных злодеяний, которые он совершил. Ведь случаи убийства и насилия в лесном массиве Октябрьского района начались два года назад. Когда молодой человек и начал…
– Смешно!.. – вырвалось у Никиты. – Вы спятили, мадам!..
Судья стукнул молоточком по столу, гневно вскинул глаза:
– Подсудимый!.. Предупреждаю вас: за оскорбительные слова в адрес правоохранительных органов, да еще в здании суда, существуют санкции. – Заместительница прокурора в мертвой тишине продолжала: – Но и это не всё. Оказывается, Никита Михайлович и беду поставил себе на службу: уговорил солидного человека, майора
Егорова, нынешнего мужа жены, обойти присяжных и подбить их оправдать убийцу и насильника.
“Да что она такое говорит???”
Вокруг поднялся шум.
– Слышали?..
– Тихо… тихо!..
– Впрочем, товарищ майор, – звенел безжалостный голос обвинителя, – осознав, что стал орудием в руках этого человека, вчера госпитализирован с приступом ишемии в первую клиническую больницу.
Но то, что он побывал почти у всех присяжных, я надеюсь, они подтвердят.
У Никиты пол под ногами поплыл. Зачем, зачем этот придурок Андрей
Николаевич взялся, видите ли, помогать?! Это же медвежья услуга!
Люди в самом деле поверят, что Никита тот, за кого его выдают милиция и прокуратура.
Кстати, от имени следователей МВД явился лишь усатый безумный капитан, который сверкает сейчас белыми глазами и не скрывает улыбки. А Тихомирова нет! Почему, почему не пришел старший оперуполномоченный?! Или ему стыдно, что вписал в уголовное дело строки про ушедшую жену? Или он и не должен присутствовать на суде?
“Меня, конечно, посадят, – озноб пронизал Никиту. – Но все равно я должен рассказать”. Ему показалось – он даже потерял на несколько секунд сознание. Вокруг перешептывались, работница прокуратуры продолжала говорить.
Обернувшись, адвокат Светлана Анатольевна, округлив глаза, максимально артикулируя губами, участливо что-то шептала Никите. Он не слышал.
– Есть ли вопросы? – спросил судья.
Адвокат Светлана Анатольевна вскинулась, подняла руку.
