Галерея в конце концов вывела их к узкому коридору без крыши. В устье этого прохода их встретил гигантского роста негр с замотанным в полосатое покрывало лицом, которого Анай представил своему гостю как главу всех этих кузнецов-хаддадов. Тот поздоровался с каждым из пришедших за руку и из-за его спины вдруг показался отрок с медным подносом в руках, предлагая им стаканчики зеленого чая. Они присели на корточки в этом коридоре, великан скрылся с глаз в полутьме галереи, и Анай сказал:
— Мне хотелось показать тебе галерею, чтобы ты успокоился насчет будущего нашего города.
Гость улыбнулся. Поправил суконную феску на голове, погладил неторопливо бороду у самых корней волос. Однако не сказал ни слова.
— Научился я в Томбукту той истине, — продолжал Анай, — что уверенность в надежности рынка — самое главное оружие в торговле. Никто еще, кроме тебя, не заходил в эту галерею. И позвал я тебя сюда не для того просто, чтобы ты снабжал нас и впредь зерном, тканями да старыми шерстяными покрывалами и прочей ерундой, которую продать недолго, а чтобы сам на деле убедился, что мы народ, которому доверять можно.
— Я в этом никогда и не сомневался, — ответил гость с прежней улыбкой на лице.
— Ну, вот. Мы ожидаем прибытия новых караванов в ближайшие недели. Получишь обработанный металл по самой низкой цене, о какой только мечтать можно, да еще на полпути от земель, где его производят.
— Что же, я и вправду не отрицаю, что удачлив сегодня, коли меня первым Аллах познакомил с этим вашим рынком.
— Уговор только, чтобы дело было скрыто.
Гость вздернул голову, не понимая, о чем речь, и Анай закончил:
— Народ на нашей равнине не имеет дела с золотом, туареги полагают, что это металл злосчастный, признают медь да серебро. Я не хочу, чтобы они знали о настоящей цене нашей торговли.
Шейх закивал головой в знак согласия, сообразив, в чем дело, и спрятал улыбку.
На рыночной площади, в стороне, прилегающей к домам, стояли рядом вождь и имам. Показался султан с гостем. Стайка теней растворялась понемногу в толчее рынка. Надменный диск выплыл над горной вершиной, нырнул опять и — скрылся за тучей пыли.
Эти двое соперников пожали друг другу руки — надменно и прохладно.
Постояли немного, созерцая беспросветную массу рынка и соблюдая таким образом обряд приличия. Затем Анай счел должным представить гостя вождю:
— Это — хаджи Беккай[105]. Богатый купец.
Имам повернулся к хаджи, поправил покрывало своей белой чалмы возле заостренного носа.
Вождь, продолжая смотреть в толпу, словно разглядывал мираж, сказал:
— Неплохо было бы нам всем увидеть разом Гадамес, Мурзук, Тамангэст[106] и Триполи вот здесь, на нашей равнине. Но такое чудо сотворить разве только одни купцы в силах.
Улыбка вновь осветила лицо хаджи, он сделал несколько шагов вперед, по направлению к вождю, спеша ответить на комплимент:
— Люди равнины — вот кто на этот раз сотворил чудо. Вы к нам в Томбукту из чащоб явились. Вернули затерянный Вау из небытия. Ха-ха-ха… Мне говорили, ты назвал его Вау. Ха-ха-ха! Что ж, я согласен — подходящее название!
— Мой дом еще не достроен, — произнес Анай, — но для меня будет честью, если вождь почтит его своим посещением и разделит со мной чай.
Вождь в ответ приспустил вниз на глаза полосу своей голубой чалмы и извинился:
— Не бывало у меня еще такого, чтоб под крышу дома заходить.
Он остановился на миг, потом продолжил:
— Не думаю я, что придется мне когда-то сделать такое, даже если бы был твой дом дворцом из затерянного Вау.
Все вокруг рассмеялись, а хаджи Беккай заметил:
— Что, неужто до такой степени боишься, что дома рухнуть могут?
— Не только рухнуть… Мне они все с потолками ваши тюрьмы напоминают — там, на Севере. Люди Сахары много сказок о них рассказывают…
Хаджи спрятал улыбку. Сказал, соглашаясь:
— Твоя правда. Живущий на воле в песках Сахары без причины не осядет…
Вождь двинулся по направлению к горе. За ним отправилась вся компания. Анай шагал рядом, позади следовали имам и Беккай. Они пересекали северную половину рынка, вопли мальчишек перемежались с блеянием коз и криками продавцов, призывавших купить их товары.
Воздух был весь пропитан запахами: козы и негры, пряности и зеленый чай, верблюжья моча осаждали со всех сторон. На раскинувшееся за рыком пространство несколько чернокожих пастухов выгнали стадо стреноженных верблюдов, подгоняя их в сторону пастбищ в долинах, где росли акации — «райские бананы». В воздухе мелькали длинные посохи и плети пастухов.
Вождь уселся на землю у подножия обманутой людьми горы. Все расположились кружком возле него на камешках — поудобнее, кто как сумел. Беккай нашел место напротив вождя. Завел беседу на самую подходящую тему:
— Не видала Сахара еще такого жестокого Гиблого, как в этом году. Уж дождетесь ли вы ему конца?
Вождь, поигрывая деревянным посохом, произнес в ответ:
— Верно, мы ждали, что вы к нам все-таки явитесь, караванов владельцы, с помощью талисманов да заклинаний этих факихов из оазисов. Или они там ловки только воду с небес заговаривать, а?
Купеческий богатей рассмеялся. Поиграл бородой, потом сказал:
— Правду говоришь, шейх наш. Я никого круче их не видал в составлении всяких посланий да заклинаний, чтобы дождь отвратить. Люди на Севере все жалуются на действия их дьявольских амулетов — вот уже два года подряд вся Хамада от засухи стонет.
Вождь повернулся к Анаю:
— Ты про волшебство, чтобы гиблый наш ветер утихомирить, у людей Аира спрашивай. Все чары Сахары родом оттуда.
Анай улыбнулся, прежде чем ответить на шутку:
— Чары наши в силах повязать самого зловредного джинна, только Гиблый — ифрит[107] незаурядный, грозится нас одолеть.
Единственный, кому вздумалось вступиться за Гиблого, был имам, заявивший вдруг с важным видом:
— Гиблый тоже вправе свое взять. Никто не отрицает, у него свои интересы имеются. Неспроста ветер дует.
Подошел один из чернокожих слуг с медным подносом, уставленным стаканчиками зеленого чая, увенчанными аппетитными колечками пены… Он обошел всех по кругу, и имам, пригубив пену и сделав глоток, продолжал свое:
— Землю от болезней ветер очищает и опыляет пальмы в оазисах и растения всякие на Хамаде.
Вождь зажал стаканчик чая в руке, а второй рукой стянул с губ покрывало лисама, приготовившись сделать глоток, и произнес:
— У твоего ветра одна злая черта все добрые перекрывает.
Он замолк, привлекая внимание сидящих вокруг, и сделав свой глоток, закончил:
— Засыпает он источники вод и колодцы хоронит!
Однако имам не сдавался:
— Говорят также, он откапывает погребенное.
— Он это и вправду делает, — сурово произнес вождь, не прекращая натиска, — да только раз в тысячу лет. Когда поколения людей сгинут. Вот так оно и было в прошлом с нашим колодцем.
Молчание воцарилось надолго. Его нарушали лишь жужжание мух да доносившийся издалека шум рынка.
— Если мы не найдем средства для защиты колодца, — заговорил вновь шейх, — то я не поручусь за дальнейшее существование Вау на этой земле.
Он рассмеялся:
— А может, это силы тайные, с того света, намеренно на гиблый такую задачу возложили — вернуть назад свой таинственный город?..
Анай, с трудом скрывая беспокойство, сказал:
— А что вождь думает — как нам город наш от исчезновения уберечь?
— У меня ответ готов. Давайте кончать отпаивать всех верблюдов из колодца. И караван надо направить в долину аль-Аджаль[108], чтобы люди там помогли равнине и возместили здешнюю нехватку воды. А еще надлежит им также послать людей в помощь — укрепления вокруг колодца возводить, да сравнять эти холмы песчаные, барханы, вместо того, чтобы дать им расти все больше, а со строительством медлить.
Анай допил до конца свой стаканчик и объявил:
— Я не вижу в словах шейха ничего невозможного. Все предупредительные меры будут тотчас же приняты.
Вождь поднял взгляд в небо, словно прочитывая послание ветра, а потом произнес в загадочной манере:
— Раб божий предполагает, а Аллах вершит. Гиблый временами — посланец, а в иную пору — чистое проклятье!
Поднимаясь на ноги, он сказал:
— Гадалка в этом году отказалась раскрыть нам его тайну. Надо вам попробовать жертвы принести.
Пыльная туча опала — ветер надумал перевести дух.
Вся компания разделилась, рынок рассеялся, и Анай пошел проводить вождя. К северу от подножия горы они пересекли целую цепочку песчаных волн, надвигавшихся на колодец. Вокруг толпились караваны в полном обличье, женщины и дети. Все боролись с ветром и страстно пытались отвоевать свою долю воды. На вершине холма мужчины трудились над уничтожением песчаной гряды. Наполняли песком огромные меха, маленькие корзины из пальмовых веток и обыкновенные мешки и скрывались один за другим внизу, на другой стороне холма.
