— Шукура Данавсыза необходимо было прикончить, — словно в чем-то оправдываясь, говорил Абдурашид. — Он мог выдать меня красным. Вообще он ненадежным стал — я это давно заметил…
— Ну и черт с ним! — сказал казий. — Но вот этот, что к мирахуру в доверие втерся, наделал бед. Сколько людей потеряли зря!
— Зато уж и я закрутил головы большевикам! — снова начал похвальбу Абдурашид. — Солдаты почти поверили, что везут товары в Афганистан и что командир — предатель…
Они еще долго беседовали, потом пришел Искандер-паша. Все трое вышли в другую комнату, позвали слугу с тазом и кувшином — мыть руки. Бехбит наблюдал сквозь приоткрытую дверь за двором: там сновали лутчеки, и невозможно было выйти незамеченным.
Хозяин и гости поели, Абдурашид собрался в путь. Вызвали лутчеков, снарядили верблюдов; караван отправился. Потом на дворе поднялся шум, потасовка с родственниками мирахура. Наконец все стихло. Казий стукнул в стену.
— Жена! Эй, Бике-джан!
Ему никто не отозвался. Бехбит понял, что сейчас казий войдет сюда, открыл дверь, спрятался у самого выхода с ножом в руке. Казий, выйдя во двор, скоро появился у дверей в женскую половину дома; заложив под язык порцию жевательного табака — наса, он спрятал в карман шаровар табакерку из тыквы, шагнул в дверь. «Ых-х…» — и мягкий звук падающего тела. «Это тебе за всех керкинских бедняков, которых ты грабил!» — со злобой подумал Бехбит. Снова выглянул за дверь: никого. Бегом пересек двор и спрятался за широким стволом шелковичного дерева. У забора стоял амбар, доверху наполненный сеном. С него можно было прыгнуть за забор. Только в этот момент-по двор вышел и сел на завалинке лутчек.
Бехбит выжидал. Вот показался оборванный узкоплечий парень-слуга. Чуть выйдя из-за дерева, Бехбит поманил его. Парень подошел.
— Отнеси охапку сена в хлев! — вполголоса приказал ему Бехбит. Он рассчитывал на то, что слуга, увидев мертвого Курта Сулюка, поднимет шум.
Парень потащил сено — и через секунду, как и ожидал Бехбит, выскочил из хлева с истошным воплем. Лутчек испуганно вскочил. Бехбит в два прыжка достиг амбара, перемахнул через забор. Несколько оседланных коней привязано у самых ворот. Он выбрал коня покрупнее, менее уставшего, и, прежде чем лутчеки, столпившиеся во дворе, начали приходить в себя, только пыль вдали на дороге заклубилась по следам дерзкого беглеца.
СРЕДИ БАРХАНОВ
Вельмураду показалось, что прошло много часов с того времени, когда ватага лутчеков, собрав оружие и раненых, удалилась и наступила тишина. Он то приходил в себя, то снова терял сознание. Наконец полностью очнулся, с трудом открыл словно налитые свинцом веки. Нестерпимо ноет раненый бок, горит голова. Но самое мучительное — жажда…
Со стоном перевалившись на здоровый бок, Вельмурад огляделся. Кругом пески, безлюдье. Испепеляющий зной летнего полудня.
Вдруг совсем рядом послышалось конское ржание. Значит, он не одинок в пустыне! С трудом повернув голову, увидел: к нему идет его конь, принадлежавший некогда лутчеку Шукуру. Вот он остановился. Собрав последние силы, Вельмурад дотянулся до стремени, потом до седельных сумок. Здесь небольшой мех с водой. Дрожащими руками развязал, поднес ко рту. Стало легче, глаза посветлели. Он взглянул на своего спасителя: умный конь большими темными глазами наблюдал за тем что делает человек. «Пей, Акгулак!» Вельмурад поставил мех с водой на песок, конь выгнул шею, отхлебнул, оставив немного воды на дне меха.
Вельмурад не знал клички коня и назвал его по внешнему признаку: Акгулак — Белоухий.
Вполголоса окликая его, Вельмурад ухватился руками за стремя, поднялся на колени. Передохнув немного, вскарабкался на коня, лёг животом поперек седла, тронул поводья. Акгулак шагом двинулся вперед. «Одинокая башня отсюда недалеко, — думал Вельмурад, — кажется, направление не потеряно…»
Конь бодро взбирался на барханы, спускался, снова взбирался. Стиснув зубы, Вельмурад старался не стонать.
Но скоро начало ныть и дергать так сильно, что, наконец, раненый потерял сознание.
Наступили сумерки. Притомившийся копь замедлил шаг. По-прежнему кругом, насколько хватает глаз, лежало застывшее море барханов, им не было конца и края.
Вельмурад, без сознания, понемногу сползал с седла головой вперед и вдруг тяжело рухнул на песок. Умный конь сразу же остановился, звонко заржал, вспугнув извечную тишину пустыни.
Глубокой ночью Вельмурад снова пришел в себя. Слабо мерцали звезды. Близился рассвет. Часа два спустя сквозь тяжелую полудремоту вдруг он услышал где-то далеко: Туг-дуг-дуг дуг… Тук дук… Туг-дуг-дук…» Пулемет!
Вельмурад приподнялся на локтях, достал мех с водой, выпил все, что оставалось, вывернул мех и облизал изнутри. Но дотянуться до стремени, влезть в седло уже не смог. Нестерпимо, остро болела рана.
Перевалившись на бок, Вельмурад вынул нож — последнее оружие; его он купил у пастухов вместе с мехом воды и запасом пищи…
Нет! Ведь товарищи совсем близко. Он должен дойти, рассказать, все, что узнал. Должен ползти вперед, пока есть хоть капля сил!
И раненый боец пополз. Конь медленно шагал сзади. Уже совсем рассвело. Впереди виднелись густые заросли саксаула. Но доползти до них Вельмурад не смог опрокинувшись навзничь, он снова потерял сознание.
А верный Акгулак бродил вокруг хозяина. Вдруг конь поднял ухо, прислушался — и рысью помчался на бархан.
Едва волоча ноги, с бархана спускался человек в красноармейской порванной гимнастерке без ремня, с непокрытой головой. Конь подбежал прямо к нему. Взяв его за узду, человек пошел по следам и увидел раненого, без движения лежавшего на песке.
— Вельмурад! — с изумлением и радостью воскликнул красноармеец и, опустившись на колени, осторожно приподнял голову лежащего. Тот на секунду открыл глаза, помотал головой. Почти без звука выдохнул:
— Воды…
Вельмурад в полубеспамятстве не узнал пришедшего. Да будь он и в памяти, нелегко ему было бы признать в осунувшемся изможденном бродяге с полубезумными глазами недавнего однополчанина, красноармейца Нурягды.
— Пить… — снова проговорил раненый.
— Нет у меня воды! — еле слышно пролепетал распухшими от жажды губами юноша. Он уже давно понял, что заблудился и не сможет выйти на Керки. Поэтому решил вернуться, но, кажется, потерял свой след.
Услыхав голос, раненый чуть приметно вздрогнул, шире открыл глаза и — вдруг узнал того, кто склонился к нему.
— А, предатель! — проговорил он сквозь стиснутые зубы, слабеющей рукой поднял нож. Но рука тотчас, же упала на песок.
— Вельмурад, погоди! — отскочив, крикнул Нурягды. — Я не предатель. Это они… Везут краденое продавать в Афганистан…
— Что? — переспросил раненый.
Тогда Нурягды сел на песок и сбивчиво пересказал все, что слышал и что надумал за время пути и пребывания под арестом. Вельмурад слушал внимательно. Когда юноша кончил, он поманил его к себе:
— Слушай хорошенько. Значит, я ошибался насчет тебя. Тебя обманули. Запомни: Мемик — предатель… Запомни и передай нашим!.. А я…
Он откинулся на спину, руки вытянулись по швам. Нурягды, сдерживая рыдания, наклонился над умирающим, обеими руками приподнял голову. Открытое, при-ветливое лицо Вельмурада неузнаваемо изменилось — вытянулось, нос заострился. Навек остекленели зоркие глаза. Нурягды приложил ухо к груди — ни звука.
— Хорошо же, гады! — со стиснутыми кулаками проговорил он и медленно поднялся на ноги. — Поквитаемся!
Горстями откидывая песок, Нурягды долго копал яму. Похоронив товарища и насыпав могильный холмик, вскочил на коня, отпустил поводья. Догадливый конь сам выбрал направление — видимо, чуял невдалеке людей, воду. Однако, пройдя с полверсты, начал спотыкаться. Тогда Нурягды соскочил и пошел пешком, ведя в поводу обессилевшего от голода и жажды Акгулака. Но они прошли совсем немного — у коня стали подламываться передние ноги.
Как раз в этот момент над ближайшим барханом промелькнула чья-то папаха, послышалось ржание. «Враги», — пронеслось в сознании Нурягды. Он стиснул нож — оружие, оставленное погибшим другом. Но тревога оказалась напрасной: из-за гребня навстречу ему выехал в чужом, желто-зеленом халате, на рослом коне сам Бехбит-палван.
— Ты?.. — смог только изумиться Нурягды.
Не говоря ни слова, Бехбит достал мех с водой, протянул юноше. Потом дал напиться и Акгулаку.
— Годится под седло? — спросил, указывая на коня, Бехбит…
— Пожалуй… Бехбит-ага, слушай! Сейчас я похоронил Вельмурада…
Бехбит вопросительно глянул на него. Нурягды рассказал о последних минутах товарища.
— Какой товарищ был! Какой человек!.. — Бехбит стянул с головы папаху — так делали русские бойцы, прощаясь с павшими. — И умер, как герой.
