— Что, пощады захотели? — разгоряченный боем, кричит сверху Союн. — У кого просите? Ведь у вас сила…
Пленники молчат. Кони, потерявшие всадников, бродят внутри ограды, ошалело мечутся по такыру.
ЗВЕЗДНЫЙ ПУТЬ
«Аулом смутьянов» обычно называли туркменский аул Ак-яб, на северо-западе Керкинского бекства.
«Не приведи всевышний иметь дело с жителями этого Ак-яба! всплескивая руками, говорили друг другу эмирские чиновники, бекские холуи. — Там ни налог собрать, ни лутчеков разместить на постой… Такие скандалисты — совсем не признают властей!» Сами дехкане Ак-яба тоже не слишком пеклись о безупречности своей репутации. «Верно, мы спуску никому не даем, — говорили они. — Не трогай нас, так и мы не тронем. Но уж если тянут у нас из дому последнее — дадим по заслугам. Вот почему эмирские кровососы нас не жалуют!»
«Смутьяны» особенно осмелели после того, как из России дошли вести о революции. Верховодили Бехбит-палван, побывавший в Керки, и кузнец Ниязкули. В кругу дехкан за чаем, с пастухами в степных отарах, у рыбачьего костра на Аму-Дарье — всюду они призывали односельчан, гнать эмирских налогосборщиков, разоружать лутчеков, отнимать золото и хлеб у баев. Власть эмира к беков — гнилая власть, она опиралась на поддержку белого царя. Рабочие и дехкане России прогнали царя — так долго ли продержится эмир со своими подручными? Надо приблизить сто гибель. Так говорят большевики — самые умные и храбрые из русских.
И когда в мае девятнадцатого года за Чарджуем развернулись бои, красные солдаты пошли в наступление, а керкинскому беку и баям караваны повезли английское оружие из-за границы, тогда Бехбит-палван и Ниязкули собрали больше сотни молодцов из Ак-яба и ближайших аулов, увели в прибрежные заросли. Вооруженные кто чем, партизаны ожидали начала боев у русской крепости Керки, куда стягивались отряды лутчеков. Тогда же дехкане собрали деньги в виде налога Чарджуйскому Совету — самому крупному и влиятельному в русских поселениях не Аму-Дарье, и отправили Бехбита к комиссару Крайнову.
Время от времени партизаны группами выходили из зарослей, тайком наведывались в родные аулы, к семьям. В этот день с несколькими товарищами приехал к себе домой сам Ниязкули-кузнец, оставшийся за командира. Вечером, при светильнике, завесив двери одеялами, пили чаи в отдаленной комнате, беседовали.
— Пора бы уже вернуться Бехбиту, — сказал один из партизан. — Если дольше ждать, опоздаем под Керки. Отряд белогвардейцев уже вторую неделю под городом, лутчеки стягиваются туда же.
— Завтра вернемся, обсудим со всеми. — Ниязкули не успел поставить недопитую пиалу с чаем, как на дворе послышался шум.
— Какой-то вооруженный к нам! — крикнул, вбегая, сынишка хозяина.
Все повскакивали с мест. Сейчас же вслед за мальчишкой в дверях показался плечистый парень в халате, с маузером у пояса, папаха надвинута на лоб. Сдвинул папаху на затылок — и все с облегчением вздохнули: Бехбит!
— Позови волка — он тут как тут! — пошутил кто-то.
Бехбит обошел всех, каждому крепко пожал руку. Потом, ни слова не говоря, сел и принялся за чай с лепешками. Спустя минут пять отложил угощение, выпрямился.
— Вот теперь поговорим! — Он весело оглядел присутствующих. — Все живы-здоровы? Слушайте добрые вести: у Одинокой башни нам приготовлено оружие — винтовки с патронами, пулемет. Английские, правда, по послужат народу! Медлить нельзя: к Одинокой башне подбираются лутчеки. Путь неблизкий, сами знаете.
…Восток едва засинел, а крупные звезды ещё не потухли, когда до сорока всадников, покинув зону орошаемых земель, Углубились в пески. Кпереди отряда рысью ехал Бехбит. Партизаны скакали, вооруженные кто чем — трехлинейками, английскими винтовками. У некоторых охотничьи ружья, пистолеты, револьверы. У каждого — сабля.
Отряд спешил к северу к скоро вышел на тропу, ведущую прямо к Одинокой башке. Перевалив две гряды барханов, начали взбираться на третью. На гребне Бехбит разглядел силуэты двух всадников. Они, не таясь, приближались к отряду.
— Едете? — крикнул один из них. — Живее, Шакулимурт потерял терпение.
— Пусть еще потерпит немного! — отозвался Бехбит. Он понял, что перед ним дозор лутчеков. Шепотом скомандовав обойти врагов и кончить дело без выстрела, сам приблизился к дозорным.
Однако один из них узнал Бехбита по голосу. Повернув коня, пустился было наутек. Но впереди, на гребне, уже виднелись партизаны — путь к отступлению был для врагов отрезан. Выхватив хорошо отточенную саблю — ее своими руками выковал Ниязкули, Бехбит бросил коня вперед. Меткий глаз и тяжелая рука были у Бехбита. Второй лутчек бросил винтовку и поднял руки.
Остановив отряд, Бехбит принялся допрашивать пленного.
— До двадцати наших пытались атаковать Одинокую башню и почти все погибли, — рассказывал лутчек по имени Баллы. — Казия убили в его доме… Искандер-паша и Шакули-мурт собрали всех, кто остался, готовят новый штурм. Часть отряда здесь, невдалеке.
Бехбит вполголоса посовещался с партизанами. Потом обратился к лутчеку:
— Баллы, дехкане знают тебя. Ты не причинил народу зла. Хочешь теперь совершить доброе дело?
— Хочу! Будь прокляты баи! А я не пропащий человек.
Бехбит приказал ему скрыто подвести отряд к стоянке лутчеков и обмануть бдительность дозоров. Все тронулись в путь. Перед рассветом остановились. По знаку Бехбита спешились восемь человек, с ножами и револьверами пошли вслед за лутчеком.
— Здорово, Сердар! — окликнул Баллы кого-то из дозорных.
В стороне, у догоравшего костра, дремало до десяти лутчеков.
— От Шакули-мурта? — спросили от костра.
— Да! Ну-ка, идите все ко мне! — Баллы достал из-за пазухи кошелек с заранее приготовленными монетами. Увидев золото, лутчеки сгрудились вокруг него.
Бехбит взмахнул рукой. Выскочив из засады, партизаны набросились на ошеломленных врагов. Никто из них не успел даже схватиться за оружие. Связывать их деятельно помогал Баллы.
Шакули-мурта с этой частью отряда не оказалось. Бехбит решил больше не мешкать, без остановок двигаться к Одинокой башне. Связанных пленных усадили на коней, захваченных здесь же.
С первыми лучами солнца отряд спустился на такыр, посреди которого возвышалась Одинокая башня. Отряд шел крупной рысью, мимо трупов, темневших на глинистой земле. Союн с Хайдаром уже успели переловить лошадей и верблюдов, собрать оружие убитых врагов.
Озаренная нежно-розовыми лучами раннего утра, высилась башня, ставшая крепостью революции. Все ближе отряд. Вот на верхушке башни встают во весь рост двое. Союн Сулейман, завидев Бехбита, радостно машет фуражкой. Хайдар палит в воздух из винтовки.
Передовые всадники перемахивают через ограду. Бехбит соскакивает с коня и обнимает Союна, друга и товарища по борьбе. Обросший черной бородой, с воспаленными глазами, Союн Сулейман приветливо жмет руку каждому из сорока партизан.
— Отдыхать! — командует Бехбит своим.
Выслав дозоры, партизаны принимаются поить коней, варить похлебку.
— Ну, получай подарок революции, товарищ командир Бехбит! — Союн Сулейман весело хлопает друга по плечу.
Вместе с тремя партизанами они разбивают ящики, пересчитывают винтовки, коробки с патронами, гранаты.
После обеда и отдыха отряд сходится у башни. Стоят кучей — строя пока не знают. Союн и Бехбит, подтянутые, аккуратные, обходя людей, каждому вручают оружие и патроны. Неумеющим показывают, как обращаться с винтовкой.
Когда церемония закончена, Союн вскакивает на ящик и поднимает руку:
— Товарищи партизаны! Выполняя приказ революции, оберегая оружие, которое вы сейчас получили, погибли два красных бойца, два дорогих товарища наших… Нурягды Сапар-оглы — труп его здесь. Вельмурад-мерген — его похоронили в песках. Почтим же память героев!
Он снял фуражку, склонил голову. За ним обнажил голову Бехбит, потом остальные.
— И поклянемся, — продолжал минуту спустя Союн, — что не выпустим из рук оружия, пока хоть один враг останется живым на нашей земле!
— Клянемся! До победы станем биться! — закричали партизаны, потрясая винтовками.
В это время Хайдар и еще трое вынесли из мазанки завернутый в белое труп Нурягды, тихо ступая, вышли за ограду и опустили в заранее вырытую могилу.
— Отряд, слушай команду! — Бехбит, надев папаху, вышел вперед, поднял маузер.
Четыре десятка винтовок грохнули в небо нестройным залпом. Еще раз. И еще… Над могилой бойца вырос холмик, Хайдар установил на нем шест с неумело вырезанной звездой.
Перед вечером Союн Сулейман, Бехбит и еще трое партизан — более пожилых и уважаемых, по выбору всего отряда, — сели, уединившись в углу двора. Сюда же привели связанного по рукам Абдурашида. Разбор дела был коротким. Сын бая, бухарский подданный, старший толмач кан-целярии генерал-губернатора, подпоручик русской службы Абдурашид Карасаллах-оглы после революции бежал из Ташкента в Бухару. Здесь его приблизил к себе советник эмира, британский агент Искандер-паша. Направил для агентурной работы в Чарджуй. Под именем Мемика Абдурашид проник в Красную Армию. Выслеживал сторонников советской власти в Чарджуйском бекстве. Помогал мирахуру. Препятствовал доставке оружия коркинским партизанам, шпионил, вредил. Застрелил красноармейца Нурягды.
