Вот ты и на дне. Между пальцами ног струится прохладный песок, угрюмый угорь, скользкий и черный, как кровяная колбаса, тычется тебе в живот и пощипывает купальник, подаренный папой на день рождения.
Как же было замечательно, когда праздновали твое десятилетие! Только вот мама ничего не прислала, даже плохонькой открытки. Феба подарила свитер, разрисованный крадущимися кошками, тетя Джорджина заявилась с целым ворохом отпадных безделушек от Смитти Смайла: гвоздикой с брызгалкой, солнцезащитными очками с дворниками, шляпой с тульей в виде подставки для кувшина и длинной пластиковой соломинкой, чтобы можно было пить колу, даже катаясь на велике.
Извиваясь, как тюлень, ты заплываешь в пещеру. Тебе не нравится быть пухленькой: ну совсем как кабачок, а так хочется быть морковкой. Вот Феба — точно морковка.
Твои питомцы здесь, сползаются и подплывают к тебе, с готовностью подставляя спинки, чтобы их погладили. Случайно ты ловишь обрывки их мыслей. Камбала проголодалась, звезда хочет, чтобы у нее были детки, паникер-омар, как всегда, чем-то встревожен.
«Привет, Джули», — телепатирует губка Аманда. «Нам нельзя разговаривать», — отвечаешь ты. «Почему?» — «Это похоже на чудо». — «Поговорить с обычной губкой — это тебе не солнце остановить», — возражает Аманда. «И все-таки лучше не стоит».
Ты скользишь дальше, все глубже и глубже в шоколадно-ледяную тьму.
Как-то, с год назад, вы с папой сидели на тахте и листали альбом шедевров живописи. На твоей любимой картине «Рождение Венеры» в огромной ракушке гребешка стояла женщина с длинными волосами такого же цвета, как начинка из тыквенного пирога «Тейстикейк». И тогда ты решила, что именно вот так к тебе приплывет когда-нибудь твоя мама. Здесь, на дне пролива Абсекон, раскроется гигантская ракушка и из нее выберется Бог, поднимется на поверхность и начнет расспрашивать людей: «Вы не знаете, где живет моя девочка, Джули Кац?» — «Да, да, она ждет вас. Отправляйтесь к маяку на мысе Бригантин». Каждый вечер перед сном воображение рисует тебе одну и ту же картину: на пороге домика появляется Бог, с белого мокрого платья стекает вода, волосы собраны сзади узлом и переплетены лентами из водорослей. «Джули?» — «Мама?» — «Джули!» — «Мама!» Потом мама с папой женятся, и вы все вместе живете на маяке, что расположен как раз над пещерой с морскими питомцами.
Однажды на полу пещеры что-то забелело. Ты осторожно потрогала ногой — что-то твердое, похороненное под слоем песка. И ты принялась разгребать песок. Так надеялась, что обнаружишь сейчас нечто такое… Будешь копать и копать, пока на поверхности не покажется та самая гигантская ракушка, и она откроется, и из нее…
Увы, перед тобой не врата в райскую обитель, а череп, белая безжизненная маска, как те, в которые наряжаются на Хэллоуин. Пустые глазницы, безгубый оскал. Ты продолжаешь копать. И вот леденящая душу находка полностью предстает твоему взору, каждая косточка на месте. Тебя пронимает дрожь. Это, наверное, моряк с одного из тех кораблей, о которых часто рассказывал папа. Бедняга пошел ко дну вместе с «Уильямом Роузом» или «Люси II». Ты сжимаешь костяную длань, грубую и холодную, как коралл, жмешь все крепче, крепче…
Оживлять нельзя. Они все ждут от тебя чуда. Совершишь чудо, и тебя заберут.
Возвращение требует большой осторожности. Всплывать сразу нельзя. Если спасатели увидят ребенка на опасной глубине, они такой трам-тарарам устроят! Поэтому ты медленно бредешь по дну, пока над головой не появляются чьи-то ноги, болтающиеся в воде, словно корни кувшинок.
Ты всплываешь, разбивая зеркальную поверхность, и ощущаешь на лице чистый горячий воздух. На Променаде толпа отдыхающих, снующих из одного казино в другое. А на дне залива солнце, словно чья-то мама, присматривающая за тобой, мягкое, спокойное, терпеливое. Здесь же оно горячее и безжалостное. Именно так многие представляют себе Бога. Бог — твоя мама, но что толку, если она ни разу не прислала тебе открытку на день рождения. С чего вдруг ей вздумалось запихнуть тебя в эту дыру, в этот грязный старый город, где взрослые только тем и занимаются, что играют в разные глупые игры? Это нечестно. Вот у Фебы есть мама. У всех есть.
Ты, прищурившись, поглядываешь на слепящее солнце и думаешь: что, если в этот момент Бог украдкой поглядывает с небес и видит, как здорово его крошка умеет плавать?
В конце четвертого класса Джули и ее одноклассники должны были написать сочинение на тему «Мой лучший друг». Проблема прежде всего состояла в том, как рассказать о Фебе и не навлечь при этом на себя и на подругу неприятностей. «Прежде всего, — начала Джули, — мне нравится дружить с Фебой Спаркс, потому что с ней всегда весело».
Благодаря Фебе Джули умела мастерски забрасывать камни в окна пустовавших бунгало и забираться в плавательные бассейны отелей. Только за последний месяц Феба научила Джули курить, разрисовывать из пульверизаторов фургоны, запускать бумажных змеев с написанными на них ругательствами, а еще, стоя на железнодорожном мосту, писать, как мальчишки, искристой струйкой.
«С моей лучшей подругой мы любим продавать герл-скаутское печенье», — продолжала Джули.
Корни этих многочисленных проказ уходили в магазин «Смитти Смайл». Редким вечером тетя Джорджина, которая точно знала, как должна вести себя добропорядочная мать, не приносила домой какую-нибудь забавную пищалку, аэрозоль-пукалку или что-нибудь не менее познавательное.
— Полусирот, вроде нас с тобой, всегда балуют, — заметила Феба, вручая Джули свои сокровища, которые хранила в седельной сумке, переброшенной через деревянного львенка. Этого львенка она в свое время стащила с разобранной карусели на Железном пирсе.
— Что значит «балуют»?
— Мы всегда получаем все, что захотим. Просто наши родители чувствуют себя виноватыми, что не женились или не вышли замуж.
— Ты что же, надеешься, что твой папа когда-нибудь заявится? Вот так возьмет и войдет однажды вечером в дверь, наверное, во время ужина?
— Я все время об этом думаю. Мама говорит, что он биолог-маринист, очень умный и талантливый. — Феба вытащила обойму дымовух, имитирующих сигареты. — Чудно, я никогда даже фотки его не видела, но запросто представляю, как он стоит в своей форме и смотрит в микроскоп.
— Знаешь, что я думаю? — Джули выудила из сумки резиновую какашку, которую они иногда засовывали в лотки игровых автоматов. «Машина какает!» — визжали они, непременно собирая толпу любопытных. — Я думаю, твоей маме и моему папе нужно пожениться.
Феба распечатала одну дымовуху и залихватски сунула в рот, как «Мальборо».
— Невозможно.
— Почему?
— Ты еще маленькая, чтобы понять.
— Я старше, чем ты.
— Все равно не поймешь, — отрезала Феба, попыхивая дымовухой.
«Мы любим играть в классики, прыгать через скакалку. Мы с моей лучшей подругой Фебой знаем столько разных игр», — писала Джули.
За два дня до своего десятилетия Феба решила отвязаться «на небольшой вечеринке, только ты и я, Кошка [5]», в пустующем отеле «Довиль», чьи рассыпающиеся останки купило новое стильное казино под названием «У Данте».
Обвисшая дверь на Сент-Джейкоб-авеню была слегка приоткрыта, и худая как тростинка Феба без труда проскользнула внутрь. Как следует долбанув ногой по двери, она заставила створку отойти настолько, чтобы толстенькая Джули с ее увесистой продуктовой сумкой тоже смогла протиснуться.
В подвале было темно и сыро, воняло, как из помойной ямы. Они поднялись по стонущей лестнице в ресторан под названием «Аку-Аку». Пол был усеян битым стеклом, на столах — грязные белые скатерти и кругом, словно выпавший снег, толстый слой пыли. Феба скинула армейский рюкзак матери на ближайший стол и извлекла из него шесть алюминиевых баночек, обтянутых полиэтиленом. У Джули все похолодело внутри. Это была не кола.
— Откуда это у тебя? — спросила она.
Пиво. «Будвайзер».
— Халява. — Феба придвинула запыленный стул и плюхнулась на него. — Для воров все бесплатно. — Противоположная стенка была оклеена фотообоями с изображением каменного идола в окружении пальм, явно на каком-то экзотическом острове. Синие волны облизывали песчаный берег, такой чистый и белый, словно из сахарозаменителя. — Давай мотнем туда когда-нибудь. — Феба вынула из упаковки две баночки. — Мы же не можем провести всю свою жизнь в этом вонючем городе. — Она открыла банку пива, продев тонкий палец в ушко крышки.
— Неплохая идея, — кивнула Джули. Глаза у идола были в форме полумесяцев, словно окошки на дверях двух поставленных рядом сараев. Пухлые губы образовывали ровный круг. Феба успела выдуть полбанки.
— «Буд» — самый класс, Кошка, я тебе говорю. То, что надо. — Удовлетворенно рыгнув и довольно улыбаясь, она тыльной стороной ладони вытерла «усы».
