Ознакомительная версия.
– Дело говорит Уев, дело, – задумались офицера, почесывая саблями в затылках.
Высший Чин тем временем оглаживал хозяйкины шершавые бока.
– Где дывчину чую, там и заночую!
Послышался аплодисмент. Уев, не открывая глаз, тоже поаплодировал.
К тускло освещенному подъезду меблированных нумеров «СИБИРЬ» подъехала темная коляска. Из нее выскочил некто долговязый, прямой, с тростью, подполковник Ехно-Егерн в статском платье.
Он быстро прошел по скрипучему коридору и вошел без стука в № 19. Спиной к дверям сидел плотный господин в сюртуке заграничного покроя.
– Здравствуйте, Андре. Что нового в Берлине? – сказал Ехно-Егерн, усаживаясь напротив.
– Вы опоздали на четырнадцать минут, подполковник, – сказал незнакомец, – и тем подвергли меня ненужному риску. У нас ведь есть своя межпартийная контрразведка.
– Давайте тогда сразу к делу, – жандарм вынул какие-то бумаги и вдруг, вздрогнув, стал смотреть прямо в глаза незнакомцу. Потом они оба с рычанием вскочили, начали ломать друг другу руки, пытаясь добраться до горла. Продолжалось это, к счастью, недолго, и вскоре они уже мирно сидели друг против друга. Незнакомец, потирая шею, ворчал:
– Всякий раз одно и то же, подполковник…
– Ну-ну, не будем, Андре, – игриво усмехался Ехно-Егерн, вороша бумаги. – Итак, с пароходом уже все решено?
– Лиза, сознайся, ты влюблена в Горизонтова?
– Татьяна, о глупостях в такой момент!
– А тебя любит Илья, а Надя любит Павла, а Коля любит Надю, – бормотала Таня.
Она сидела в ногах у Нади, и ее коленки, обтянутые полотном, были освещены луной.
– А ты кого любишь, козленок? – Лиза схватила ее за пятку.
– Я люблю Николая Евгеньевича, потом Рахманинова и молодого поэта Александра Блока… – Таня вздохнула.
И тот же лунный свет и лунное дрожанье и сестры юные в преддверии любви канун восстания.
Введено военное положение в Варшаве, Тифлисе, Курляндии. Московский градоначальник граф Шувалов застрелен учителем Куликовским. В Нижнем Новгороде массовое избиение интеллигенции «черной сотней» при содействии полиции и казаков. Сормовцы направили для защиты рабочую боевую дружину. Опытный садовник-пчеловод с уравновешенным характером ищет место… Гастроли Шаляпина идут с неслыханным успехом. Начались игры на кубок Санкт-Петербургской лиги футболистов, состоящей под покровительством Его Императорского Высочества Великого князя Бориса Владимировича. В матче команд «Нева» и «Меркурий» у последнего был определенно хороший голкипер и форвардс, если бы господин Агеев-Карпов не смешил публику своими акробатическими ухватками…
Из ожившей фотографии выбегает футболист Агеев-Карпов, он же Витя Горизонтов. Совершив немыслимый акробатический финт, он забивает гол через голову. Бежит, счастливо хохоча. Трибуна гудит.
…
Справедливости ради следует сказать, что именно Агеев-Карпов вбил девять мячей из шестнадцати в ворота «Невы». Увы, во время этого матча мы видели господ, которые, ничем не смущаясь, орали, именно орали, игрокам всякие советы. Дикие эти выходки завершились поистине мерзким инцидентом…
Среди публики. Субъект в клетчатом кепи с огромной пуговицей оторвался от бинокля и произнес:
– Этот Агеев-Карпов прыгает с ловкостью человекообразной обезьяны…
– Не позволю! – послышался дикий крик, и субъекта схватил за грудки не кто иной, как Митенька. – Не позволю оскорблять!
– Как ты смеешь, плебей! – закричал субъект. – Князь и офицер флота!
– Жулик вы, а не князь!
Сцепившись в клубок, они покатились по земле. Свистя, к ним уже подбегали городовые.
…
Подобные эпизоды ставят под сомнение развитие замечательной спортивной игры среди нашего удивительного населения.
Из полицейского участка вышел Горизонтов. Вид его с огромными пышными усами, с длинными волосами до плеч, в полосатом пиджаке и крагах был невероятен. За плечи он держал князя и Митеньку. Последний дрожал. Провожаемые козыряющим офицером, они сели втроем в пролетку. Митя устроился в ногах. Князь и форвард, улыбаясь, посмотрели друг на друга.
– Как же ты, Ваня, галстучек у Митьки проглотил? – спросил Витя.
– Не сдержался, Витя. Можешь меня понять?
– Могу. Помнишь, Ваня, Амстердам? Пожмите друг другу руки.
– Пусть обезьяну свою назад возьмут, – буркнул Митя.
– Беру-беру, – со смехом сказал «Князь». – Дюжину галстуков вам куплю. Жду вас, друзья, вечером в «Европейской». Большие дела, дела, дела. Гуд лак!
«Князь» спрыгнул с пролетки и, вильнув напряженным задом, скрылся за углом.
– Ванька Вяричев, третий штурман Добровольного флота, а проще, аферист, – сказал Витя.
Горизонтов и Митя шли по аллее Петровского парка.
– Ты понимаешь, что по твоей милости мы сегодня были на грани провала? С операции я тебя снимаю! – сказал Горизонтов.
– Виктор Николаевич! – возопил Митя и бухнулся на колени.
Горизонтов, даже не взглянув, крутя тростью, удалялся по аллее. Потом вернулся.
– Вы мне больше, чем отец, вы меня из убийцы сделали борцом за народную долю, – бормотал Митенька. – Я за вас любому князю глотку перегрызу.
– Идиот, – усмехнулся Витя. – Мигом за ребятами. Сегодня едем.
Шумели в ночном небе огромные кроны деревьев. По темной аллее двигались две еле различимые фигуры. Впереди гибкой пружинистой походкой шла девушка, сзади постукивал тростью мужчина. Девушка остановилась.
– Зажгите, пожалуйста, спичку, – прозвучал ее хрипловатый голос.
Спичка осветила лица «Струны» и «Никитича» и маленький плакатик.
– «Сосны Сукачева», – прочла Надя. – Посадка 1886 года. Это мои ровесницы…
– Нам сюда? – суховато спросил Красин.
Они подошли к домику лесничего, откуда доносились визгливая гармошка, свист, пьяный рев.
– Имитируют пирушку, – сказала Надя.
– Хорошо придумано, – одобрил Красин.
Она постучала условной дробью в дверь, тихо сказала:
– Я «Струна». С гостем.
По темной скрипучей лестнице они поднялись в мезонин и приблизились к окну. Во дворе шла хлопотливая жизнь, двигались вооруженные люди. Силуэты Красина и Нади четко рисовались на фоне окна.
– Значит, вам всего 19 лет, – чуть дрогнувшим голосом сказал он.
Она не ответила. Через секунду он отшатнулся.
– Позвать Берга? – неприятным голосом спросила она.
– Нет. Позовите «Кандида».
– Я здесь, Леонид Борисович, – послышался из темноты смущенный голос Кириллова. – Есть сообщения из Питера. Там ждут парохода со дня на день.
– Не нравится мне этот пароход, – сказал Красин. – Там замешан Гапон, а это всегда пахнет горохом. Но ничего не поделаешь, решение принято…
Пароход сел на камни, он накренился, со стороны открытого моря его била крутая волна. Команда металась возле шлюп-балок.
– Гет аут! Данджерас! – закричали с палубы в рупор на приближающийся баркас.
– Уотс ронг? – крикнул, встав во весь рост, Горизонтов.
– У нас котлы залиты водой! Того и гляди взорвемся! – ответили с палубы.
– Давайте груз! Успеете смотаться! – завопил Горизонтов.
– К черту ваш груз! Здесь уже были русские офицеры! Спасайте свои шкуры!
Горизонтов выхватил маузер и прицелился. Экипаж баркаса, четверо рабочих пареньков последовали его примеру. Матросы тоже выхватили пистолеты. Баркас то взлетал выше палубы, то падал вниз.
– Мы не промахнемся! – гаркнул Горизонтов и хищно улыбнулся.
Матросы, матерясь по-английски, засунули оружие в карманы и взялись за ящики. Из рулевой рубки выскочил лохматый субъект и закричал по-русски:
– Рулевой был предатель! Я застрелил его! Уходите, мы вот-вот взорвемся!
…
Нагруженный ящиками баркас шел по спокойной воде под защитой лесистого острова. Совсем где-то неподалеку послышался взрыв.
– Похоже, только нам удалось загрузиться, – печально сказал Витя. – Вон эсеры плывут. Семен, просигналь им.
Митя Петунин с ужасом смотрел, как двигались в прибрежных кустах и сосняке военные мундиры.
– Только бы Виктора Николаевича спасти, только бы Виктора Николаевича… – горячечно бормотал он. – Не было уговору про засаду… обманули… шкуры царские…
Он увидел в море черную точку баркаса, заметался по песку, попытался сложить какой-то никчемный костерик, бросился в лес…
Из зарослей орешника выдвинулась конская морда.
– Митька, живой! – ахнул с седла драгун. – А мы думали, тебя жиды в проруби утопили. В сыскном служишь?
– Тише, Валя, тише, – Митя дрожащей рукой взялся за стремя.
– Ну, посмотришь, какую мы устроим социалистам пляску святого Витте, – захохотал драгун. – Как у тебя с бабами сейчас? Я тут такую чиновницу приспособил самоварную…
– Тише, Валя, тише… – с этими словами Митя всадил дружку нож в живот, под пряжку ремня. – Врешь ты все про чиновницу, – бормотал он, стаскивая тело с седла. – Шкура царская!
Ознакомительная версия.
