– Неужели тебе нравится?
– Еще как!
Раньше полы во всем особняке и в том числе на их этаже натирали мастикой два здоровенных дядьки, а теперь Аннет выговорила себе право натирать на их этаже полы сама.
– Они пусть натирают на первом этаже и на втором, а у нас – я сама, в свое удовольствие.
– Попробуй, – с улыбкой согласилась Мария, – если силы девать некуда. – Чужие люди в доме теперь были бы для нее действительно в тягость. В последнее время Мария стала слишком раздражительной. Только Нюся и Аннет не мешали ей, а на остальных глаза бы ее не смотрели. – Попробуй, Анечка. Но ведь нужны мастика, щетка…
– Купим в магазине, – сказала тетя Нюся.
– В магазине так в магазине, – незлобливо передразнила ее Мария. – Купите.
И они купили.
Нужно сказать, что с появлением в доме Аннет, и Марии, и Нюсе жить стало гораздо веселее, чем прежде. От девушки прямо-таки веяло недюжинной жизненной силою и неисчерпаемой ежеминутной доброжелательностью. В каждом слове, в каждом движении, в каждой ужимке ее милого остроносого личика в ореоле рыжих кудряшек, в слегка плутоватом блеске серо-зеленых глаз сквозили веселье и отвага юного существа, наделенного редким чувством обладания жизнью. Ей нравилось, когда светило солнце, когда шел дождь, а ветер гнал по низкому небу мглистые облака, нравились прохожие, дома и улицы, нравилось заниматься на подготовительных курсах в университете. Видя ее веселый нрав, некоторые студенты пытались ухаживать за ней, как за легкой добычей. Она хохотала в ответ на их простенькие шутки, а тому, кто пробовал распускать руки, сразу давала по этим рукам ребром ладони, да так больно, что у ухажеров аж искры из глаз сыпались. Ребра ладоней она постоянно била обо что-нибудь твердое – этому ее когда-то еще отец научил, так что она была вооружена не на шутку.
– Нюся, у меня соски нагрубли, – светясь от счастья, сказала Мария, когда они были на кухне вдвоем, если, конечно, не считать Фунтика, что лежал на коврике у дверей.
– Тай слава Богу! – троекратно перекрестилась тетя Нюся. – До профессора ще чуток осталось. Потерпи.
– Потерплю. Еще целая неделя… Сегодня ведь среда?
– Середа, середа. Тай ты справна стала, добре то. Добре…
– Точно, справна. Я сегодня рассматривала себя в большом зеркале в ванной, со всех сторон осмотрела… Живот вырос, соски огрубели и потемнели.
– Все так, все так, – улыбаясь, проговорила тетя Нюся. – Господи, як я понянчу цу дитину! – И она молитвенно прижала обе руки к груди.
Легко сказать, потерпи. Днем-то еще ничего, то в бюро на втором этаже можно найти занятие, то погулять с Фунтиком. Ночью ждать нестерпимо. О чем только не передумала Мария в долгие ночи! В популярной брошюре про беременность она прочла, что, ожидая ребенка, надо стараться думать только о хорошем, вспоминать хорошее, смотреть на красивое, есть все чистое и простое, выращиваемое в той местности, где будущая роженица живет, – и никакой экзотической пищи, никаких изысков, а о табаке и алкоголе просто надо забыть. Слава Богу, Мария никогда не курила, да и к выпивке не было у нее тяги, только так – поддержать компанию. Вся ее жизнь теперь была словно нацелена в одну точку.
Конечно, она много вспоминала о днях своего детства и отрочества в России. С особенной нежностью вспоминала свою семью и годовалую сестричку Сашеньку – кудрявую, белокурую, в белоснежной пелеринке. В том роковом 1920-м Сашеньке исполнился всего годик. Она родилась уже после гибели папa. А маме было тогда чуть ли не сорок лет. Это казалось так много… Сейчас Марии самой за сорок, и это не кажется много. Лица сестренки она толком не помнила, да и фотография осталась единственная. И даже не фотография мамы у камина с Сашенькой на руках, а только обрывок: лицо мамы и вся ее фигура в длинном траурном платье, ручонка Сашеньки в белой пелеринке и часть камина. Половина маминой головы, плечо, к которому прижималась Сашенька, да и сама сестричка исчезли вместе с другой частью фотографии. Эта ручонка Сашеньки с перевязочками на пухлых пальчиках, белая пелеринка сейчас так умиляли Марию, что, ложась спать, она клала этот обрывок фотографии к себе под подушку, с правой стороны головы – Мария спала на правом боку, и ей удобно было поглаживать часть старой фотографии левой рукой, очень удобно. Это нежное прикосновение успокаивало ее, вселяло силы и надежды.
Вянет лист, проходит лето,
Иней серебрится.
Юнкер Шмидт из пистолета
Хочет застрелиться.
Как странно устроена жизнь: еще неделю назад она знать не знала и слышать не слышала об этом профессоре Шмидте, а теперь вдруг на нем свет клином сошелся. Даст Бог, все будет в порядке, она разрешится от бремени и купит доченьке много белых пелеринок. А почему доченьке? А если сын? Нет, сына Мария даже не могла вообразить. Почему-то все ее существо говорило о доченьке. Назвать в честь мамы Анной? Нет. Нельзя. Мама жива – это она точно чувствует. Именами живых новорожденных не называют – примета плохая. Тогда как назвать? Ладно, поживем – увидим.
Усилием воли она переключила свои мысли на Аннет. Надо завтра же открыть ей счет, а лучше два счета: один на текущие мелкие расходы, а второй, большой, долговременный, под хороший процент. Почему она вдруг решила немедленно открыть банковские счета на имя Аннет? На этот вопрос Мария и сама не могла бы ответить, но интуиция подсказывала, что так надо. А она доверяла своей интуиции.
– Аннет, сегодня ты не идешь на занятия, – объявила на следующее утро Мария. – Бери свои документы, и поедем по делам.
– Сегодня у нас нет занятий, и я хотела натирать полы. Это мне на три дня, тем более в первый раз.
– Ничего, полы подождут. Есть дела поважнее. Нюся, ты поведешь машину.
– Хорошо, – безропотно согласилась тетя Нюся, знавшая за своей подругой и покровительницей склонность к резким движениям в этой жизни.
Когда Мария назвала адрес, тетя Нюся поняла, что они едут в один из крупнейших банков Франции. Однажды Мария уже возила ее туда, а вот теперь очередь Аннет. Все понятно… Но зачем такая спешка?
В банке они открыли на имя Аннет два счета: текущий – для житейских расходов во франках и накопительный – под хороший процент в американских долларах. Потом, как когда-то и в случае с тетей Нюсей, они поехали в другой банк, конкурирующий с первым, и проделали там ту же процедуру.
– Зачем мне накопительные счета? Какие шиши я буду там копить? Откуда у меня возьмутся деньги?
– От верблюда, – с усмешкой отвечала Мария. – Мне так надо. Ты можешь пойти мне навстречу?
– Тебе? С радостью, – отвечала Аннет. – Но зачем?
– Так мне спокойнее с моими деньгами. Вдруг я увлекусь азартными играми и начну ездить в Монте-Карло? Пойди, Анечка, посиди в машине, а у меня тут еще кое-какие мелочи.
Выпроводив Аннет, Мария перевела на ее счета, как в том, так и в другом банке, крупные суммы денег. И сразу стало хорошо у нее на душе, спокойно.
– Зачем мне такие деньги? – опять спросила Марию на обратном пути Аннет. – Я любопытная и мучаюсь от того, что не пойму.
– А вдруг я умру в родах? – весело отвечала Мария. – А вдруг…
– Типун тебе на язык, Маня! – сурово оборвала ее тетя Нюся.
– Шучу, – принужденно засмеялась Мария.
– Этим не шутят, – сказала тетя Нюся, – я чуть руля не бросила! Въехали бы в фонарный столб.
– Но не бросила же?! Не бросила. Значит, и говорить не о чем. Давай домой, я с Фунтиком давно не гуляла в саду Тюильри. А вы пока обед приготовьте, – миролюбиво сказала Мария. – Просто мне нужно, чтобы деньги лежали на ваших счетах, в твердой валюте, для удобства, для большей сохранности.
На следующей неделе, в понедельник, Аннет наконец принялась за натирку полов. По ее разумению, к вечеру среды она должна была все закончить. Мастика оказалась действительно хорошей, пахнущей лишь воском, а этот запах Мария переносила вполне терпимо. Поскольку Аннет начала с дальних гостевых комнат и всякий раз плотно притворяла за собой дверь, на этаже запаха почти не было, во всяком случае, он не угнетал даже тонкое обоняние Марии.
Аннет натирала полы в легкой бумазейной рубашонке и широких хлопчатобумажных шароварах, не сковывающих ее движения. Фунтик, как правило, ассистировал девушке. Как только она открыла мастику, пес несколько раз чихнул, а потом принюхался, смирился и с интересом наблюдал, как мощно двигает Аннет щеткой, надетой на ногу в тонком носке. Сначала Аннет терла правой ногой, потом левой, потом опять правой и снова левой. Фунтик повизгивал от удовольствия, так ему нравилось следить за работой Аннет. Мастика ложилась тонким ровным слоем и хорошо втиралась в паркет.
В среду, к 14.00, тетя Нюся, как и две недели тому назад, повезла Марию в клинику к профессору Шмидту.
День выдался теплый, солнечный, чувствовалось приближение весны. По дороге в клинику они проехали улицу с могучими светлокорыми платанами, на которой когда-то стоял банк господина Жака, в подвалах которого было так много прямоугольных разноцветных бумажек, именовавшихся деньгами. Теперь вместо банка в доме расположилась какая-то американская фирма, наверное, очень значительная. Мария не успела рассмотреть вывеску.
