Однажды я увидела на улице знакомую девушку — в свое время нас держали в одном борделе. Проходил Праздник воды: река Тонлесап поворачивала свои воды вспять, освобождая затопленные ранее земли, на которых начинал вызревать рис. В Пномпене событие это празднуют фейерверками, устраивают всевозможные гонки. В такое время я обычно продавала на улице еду и напитки. Девушку звали Кун Тхеа. Ей, как и мне, удалось выбраться из борделя, и теперь она жила с мужчиной, от которого родила двоих детей. Их дом находился всего в пятнадцати минутах ходьбы от нашего ресторанчика. Я пригласила ее заглянуть к нам, когда выдастся свободное время. Мы с ней успели сдружиться.
К тому времени я понимала французский гораздо лучше и могла общаться с посетителями. Иностранцы часто приходили в компании кхмеров, работавших в разных неправительственных организациях, ооновской системе и миротворческих формированиях. Я видела, что живется этим кхмерам отлично — они хорошо одеты, их уважают… Мне подумалось: неплохо бы подучить французский и в один прекрасный день устроиться на работу к иностранцам.
Я регулярно помогала родителям, причем деньги брала не у Пьера — зарабатывала сама, честным трудом. Однажды я поехала в Тхлок Чхрой. Отвезла меня моя давняя подруга Чхетриа на заднем сиденье своего мотоцикла. Приехали мы ранним вечером; отец в шортах все еще молотил рисовые колоски, выбивая зерно, — спешил закончить работу в быстро сгущавшихся сумерках. Со стороны дома сестры доносились полные боли крики Сопханны, ее маленький сын заходился в плаче на пару с ней. Когда я вошла к ним, увидела, что муж Сопханны избивает ее.
Я велела ему прекратить. В ответ он злобно крикнул мне в лицо: «Не смей учить меня, шлюха!» Я схватила нож-секач и замахнулась — еще немного и раскроила бы его череп надвое. Он убежал.
Наверняка отец тоже иногда вмешивался. Я знаю, ему было очень больно думать, что это он выбрал для дочери такого мужа. Но тем не менее все оставалось по-прежнему.
Я посоветовала Сопханне развестись, она отказалась. Не знаю, может, она стала бы в своей деревне первой женщиной, получившей развод. Однако сестра и думать о таком не могла. Я оставила родным деньги и с тяжелым сердцем вернулась в Пномпень. Через несколько месяцев я узнала, что Сопханна беременна. Она ждала второго ребенка.
Прошло немного времени, и Пьер нанял нового официанта, который мне сразу не понравился. Официант смотрел на меня свысока — ведь я была из пнонгов. И это невзирая на то, что моим мужем был сам владелец ресторана. Как-то раз мы поспорили, и официант бросил мне в лицо: «Кхмао!» Но когда я пожаловалась Пьеру и попросила защиты, он сказал: «Меня это не касается, умей сама за себя постоять». Я разозлилась. Кончилось все тем, что Пьер ударил меня. Прямо на глазах у того официанта. Вот когда у меня мелькнула прежняя мысль: я не могу по-настоящему доверять Пьеру. Кхмер или баранг — все мужчины одинаковы.
* * *
Для меня нет ничего необычного в том, чтобы работать семь дней в неделю, однако Пьеру было тяжело трудиться без перерыва. Он захотел отдохнуть. Однажды мы поехали на побережье, в Кеп, там работал его приятель Жан-Марк. Они встретились, потом говорили и пили всю ночь, а спали до самого полудня, как это принято у французов. Затем к нам присоединились еще несколько друзей, и мы все вместе поехали на катере к Заячьему острову, находившемуся совсем недалеко. Ночь мы провели в доме одной пожилой женщины. Вокруг было очень красиво: полная луна над водой, прямо как в деревне на берегу Меконга, а на поверхности морской воды качались плетеные ловушки для крабов.
Вода в море оказалась соленая. Я зашла в воду как была, в одежде, — так у нас принято. Мне неловко было даже глянуть в сторону других женщин, надевших бикини. Соленая вода щипала кожу и совсем не походила на речную. Мне стало любопытно: неужели соль насыпали в воду специально? Может, чтобы легче было готовить?
В другой раз Пьер решил, что пора уйти в отпуск. Он оставил ресторан на друга, а мне сказал, что мы отправляемся в Сиемреап, чтобы осмотреть тысячелетние храмы Ангкор-Вата. Я о них ничего не слышала, знала только. что силуэт храма напечатан на банкнотах.
Мы сели на катер и поехали вверх по реке, потом пересекли огромное озеро, где люди живут прямо на воде, целыми плавучими деревнями, и кормятся тем, что поймают в озере. Ехали всю ночь. В Сиемреапе остановились в доме, который снимал друг Пьера, работавший на неправительственную организацию. Камбоджийцы. хозяева этого дома, были со мной сама любезность. Для них я не была дрянью, подобранной с улицы, они видели во мне спутницу белого человека, заслуживающую уважения.
Ангкор-Ват поразил меня. Руины оказались прекрасными, но больше всего мне понравился густой лес вокруг. Я совсем забыла огромные деревья с большими листьями, росшие на холмах Мондулкири. Здесь же я увидела просторные дворцы и проходы между ними; прямо посреди всего этого росли невероятно толстые, изогнутые деревья, увитые лианами. Верхушки деревьев терялись высоко вверху, над резными стенами каменных храмов. Меня вдруг пронзила радость узнавания — я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Из-за фугасов мы не смогли посмотреть все, но и так было видно, что окружавший нас лес настоящий.
Две недели мы бродили среди храмов. Казалось, Пьер знал о них все, он рассказывал мне, какой махараджа построил тот или иной храм. Я поражалась тому, что я, камбоджийка, так невежественна, а этот иностранец знает столько всего. Я спросила Пьера: может, он жил в Камбодже в прошлой жизни? Пьер ответил, что читал книги по истории Камбоджи, и если я выучу французский как следует, сама смогу их прочесть. Но при этом бросил на меня насмешливый взгляд. Пьер был уверен, что я никогда не выучу французский настолько, чтобы читать такие книги.
В Камбодже запросто можно увидеть на одном мотоцикле трех человек, так что Пьер нанял человека повозить нас. Иногда нам приходилось слезать с мотоцикла и толкать его через рытвины и колдобины на дороге, проложенной в густом лесу. Мы доехали до Бантей Сей, небольшого храма из красного камня, расположившегося в лесной чаще на расстоянии двенадцати миль. На обратном пути я погрузилась в воспоминания и давно забытые ощущения. Мне было так хорошо и спокойно, что я готова была остаться в лесу навсегда, наслаждаясь перекличкой птиц, прохладой, ароматами свежести и, главное, состоянием полной умиротворенности…
Пьер решил, что в Пномпень нам лучше вернуться самолетом. Я никогда раньше не летала, так что идея его не пришлась мне по душе — я так и не смогла понять, что же заставляет самолет держаться в воздухе. Всю ночь я переживала, думая о предстоящем перелете. К тому времени, как мы приехали в аэропорт, я вся извелась; когда же увидела самолет вблизи, он показался мне какой-то металлической птицей, консервной банкой, игрушкой. Пьеру пришлось силой усадить меня в кресло и пристегнуть ремень: я же при этом почувствовала себя заключенной в тюрьме. Сразу вспомнился бордель, где нас связывали. Во время взлета и посадки я очень волновалась и к концу путешествия позеленела от страха и тошноты. Едва на ногах держалась.
* * *
Когда мы вернулись в Пномпень, меня навестила Кун Тхеа. Я глазам своим не поверила, до того она изменилась. А ведь прежде убеждала меня, что все у нее хорошо, что она счастлива. Оказалось, муж завел себе любовницу, а Кун Тхеа поколачивал, да еще и обозвал при детях шлюхой. Дошло до того, что Кун Тхеа уже и жить не хотела. Меня она попросила присмотреть за детьми, если с ней самой что-либо случится. Я пыталась отвлечь ее от подобных мыслей, однако спустя три дня услышала, что Кун Тхеа отравила себя таблетками.
Хотела бы я знать, возможно ли навсегда избавиться от прошлого? Или же вечно придется вспоминать, как обошлись с тобой и что сделал ты сам?
Где-то в феврале 1993 года — наше заведение к тому времени работало уже больше года — Пьер вынужден был признать, что наш бизнес потерпел крах. Ни он, ни я никогда не имели собственного дела, думаю, поэтому мы не особо преуспели. К тому же будущее внушало Пьеру тревогу. На май были назначены выборы, организованные ООН. Пьер считал, что невозможно предсказать дальнейшее развитие политических событий: была реальная угроза того, что в любой момент могут вспыхнуть беспорядки, а то и война. Нас ничего особенно не удерживало в Камбодже, и мы решили поискать удачи во Франции.
Я не была готова к таким значительным переменам, но в то же время хотела увидеть все то. о чем мне рассказывал Пьер. Он говорил, что мир гораздо больше, чем я себе представляю. Я уже усвоила основы французского и думала, что особых трудностей с языком у меня не возникнет. К тому же, проведя некоторое время во Франции, я могла вернуться и работать переводчиком или кем-ни- будь еще. В осуществлении наших планов было только одно препятствие: я могла получить и паспорт, и визу, но только став женой Пьера.
