Все, к чему прикасался родственник - превращалось в варьете, варьете - в балаган, а балаган - в деньги, которыми он щедро осыпал всех, кто вокруг него крутился. И карусель набирала обороты, вращаясь все быстрее и быстрее: били копытами игрушечные кони, крутились розовые слоны и расписные салазки, а родственник крепко сидел в седле в махновской папахе и стрелял в мир из двух маузеров.
Дом Городецкого распухал не по дням, а по часам - от новых пристроек, от новых людей, от ящиков с шампанским, за частоколом из заостренных бревен творилось черт знает что, и всем было интересно, но вислоусая стража в черных шароварах на представление пускала далеко не каждого, и кое-кто уже давал взятку за контрамарочку.
Разумеется, все это не могло не привлечь внимания компетентных органов.
Сначала подъехали к Матвею, у которого у самого рыло было в пуху, и очень даже, но Матвей, честно глядя в стальные глаза, поклялся и побожился, что писатель - честнейший и законопослушнейший человек, даже если и негритянка. Ну и что? Каждый имеет право быть негритянкой в демократической стране, а дружить с родственником было намного выгодней, чем с органом, даже самым компетентным.
Подъехали к Саломасову, и тот побожился примерно в тех же выражениях, что и Матвей, тем более, что в их с Матвеем прошлом было много общего, прозрачно при этом намекнув на свои широкие связи в среде демократической американской общественности, но благоразумно умолчав о том, что его собственное благополучие, с некоторых пор, зижделось на связи с модным писателем.
Подъехали к Павлу, но Павлу терять было абсолютно нечего, кроме своих цепей, поэтому он просто послал их на хер, после чего Елена впервые в жизни назвала его “Пашей” и “Настоящим Мужчиной”.
Юру приберегли на закуску, Юра был хоть и кривым, но все же родственником, но Юра оказался не по зубам - он сразу созвал ораву своих адвокатов, потребовал предъявления официальных полномочий и пригрозил пресс-конференцией: его оставили в покое.
Однако оставалось еще много путей, прямых и кривых, экономических и не очень, чтобы приблизиться к этому дальнему родственнику, засевшему в своем карточном домике, который он считал цитаделью.
- Твои книжки читают, но никто их не понимает,- сварливо сказала Бутто. - Борхеса тоже читали, пока он был в моде. На тебя существует мода, она пройдет, и от тебя ничего не останется.
Они сидели в ночном клубе “Подвал”, в углу, в который, кроме Бутто и ее друзей, никого не пускали. Даже дыма от сигарет не было видно, в пропитанном алкоголем и никотином мраке, ничего не освещая, светились ядовито-зеленые трубки.
- Правда твоя,- кивнул родственник. - От меня ничего не останется. Но книжки останутся, даже если их все свалят в кучу и спалят. Они уже существуют в нервной системе массы людей, и будут путешествовать там, как вирус в компьютерной сети, и передаваться по наследству, как хромосомы. От Ницше тоже ничего не осталось. И книжек его теперь уже никто не читает. Но его мысли бродят в западной культуре, оплодотворяя ее новой жизнью, уже после того, как сам он помер в психушке, а Шопенгауэр эту культуру похоронил.
- Ты слишком много на себя берешь,- усмехнулась Бутто.- Ты считаешь себя гением, ты хочешь оплодотворить все человечество.
- Это самое малое, что я могу сделать для человечества,- скромно сказал родственник.
- А ты не гений и не Ницше,- насмешливо продолжала Бутто,- ты просто писака, который сам себя сделал модным, своими громкими воплями. Ты чудила, скоморох и злобный клоун, вот ты кто.
- Правда твоя,- ответил родственник. - Я убиваю потребительскую культуру своим смехом, так же, как Ницше убил Бога своим сарказмом. А никто ничего и не замечает, все думают так же, как ты. Но когда заметят, поздно будет тащить меня на костер, все превратится в костер.
- Пожалуй, стукану-ка я на тебя в отдел по борьбе с терроризмом,- задумчиво сказала Бутто.
- Стучи, стучи и тебе откроют, об этом и Христос говорил,- ухмыльнулся родственник.- Только никакое гэбэстапо еще не спасло мир от перемен, на которые он обречен. Все обновляется огнем, душа моя, и нет другого пути. Ницше предрекал войны, которых мир не видел. И такая война произошла очень вскоре после его смерти. Затем вторая. А то, что осталось от старых ценностей, догорело в Хиросиме. Старый мир кончился. Он исчез в быстрой серии катаклизмов, как Атлантида, и дело тут вовсе не в новой географии, а в новом ментальном пространстве. Нищие страны голодают не потому, что земля перестала рождать зерно, а потому, что хотят жить так, как на Западе - ни хрена не делая. Старый бог умер, равно как и равенство всех люд.ей перед ним, он сгорел вместе с химерами всеобщей свободы и братства. Но в нервных системах людей родился новый бог, по имени “Потреблятство”, и каждый получил идентификационное клеймо на лоб. Потреблять любой ценой, любой ценой дотянуться до пьедестала, на котором стоит Золотой Телец - а там, хоть зерно не расти. Этот новый мир стал старым, едва родившись, история ускорилась, история понеслась вскачь...
- ...звеня золотыми подковами по черепам дураков,- насмешливо закончила Бутто. - Ты украл это у Алексея Толстого. Ты, вообще, воровит, родственник. Пассажик из Ницше, строчка из Гессе, мыслишка от Кроули - голому писаке рубашка.
- И тут правда твоя,- кивнул родственник. - Я только автор форм и толкований, но толкуемое старо, как само человечество. Мир - это темпоральная фуга, он цикличен, он обновляется огнем, но все возвращается на круги своя, и нет ничего нового под луной.
- Классная позиция,- расхохоталась Бутто.- Ты можешь выступить с ней в суде и Баха призвать в свидетели, когда тебя привлекут за плагиат.
- Так не привлекут же, - печально сказал родственник. - Не захотят, и Бах им ни о чем не скажет, да и не успеют, я был бы счастлив, как Христос на кресте, если бы меня пригвоздили к позорному столбу. Но время мучеников прошло. В конце каждого круга карусель истории ускоряется, трагедия мешается с фарсом, именно в такое время мы и живем.
- Хочешь выступить с проповедью, о, Учитель? - ухмыльнулась Бутто. - С горы, а? Публика тебя хочет. Меня зазванивают и заваливают письмами, сайт похож на центральный почтамт в выходные дни. Ты можешь изложить свои мыслеформы внятно, так, чтобы нормальный человек понял? На этом можно неплохо заработать, если не зарываться и не корчить из себя Христа.
- Ну, - родственник пожал плечами, - сбрешу что-нибудь.
- Слушай, - вдруг с любопытством, спросила Бутто, - а зачем тебе деньги? Ты же все равно выбрасываешь их черт знает на что и черт знает на кого.
- Бесплатный сыр бывает только в мышеловке,- грустно сказал родственник. - Мне приходится платить, чтобы его взяли. Но они доедают уже последний кусок, скоро мне и денег не понадобится.
Глава 23. Гроза собирается над домом Городецкого.
- На самом деле все очень просто, - говорил родственник. - Существует очень древнее знание, которое так и называют - “знание”, “гнозис” по-гречески. В соответствии с этим знанием мир и люди были созданы двумя богами. Богом тупым, которого так и называют - Саклас, то есть “Дурак”. И богом острым, которого по неким причинам называют Атанатас, то есть “Бессмертный”. Ни тот ни другой не является благим по отношению к людям. Они просто играют в свои игры. Но создания Сакласа носят качества создателя: тупость, приземленность, инстинкт собственности. И создания Атанатаса носят его качества: остроту, изощренность, игровое начало. Качества Сакласа - это качества земли. В своей совокупности это неподвижный Рай, где человек пребывает в сытости и животной тупости. Качества Атанатаса - это качества огня, пребывающего в сердцах звезд, равно как и в сердце земли. Это Ад. Человек не может повлиять на богов никаким способом. Когда он пытается делать это через молитву, культ или магию, он приводит в движение собственные божественные качества. Ни больше и не меньше. Он призывает Рай или Ад. Ни больше и не меньше. Но поскольку он не знает, чего хочет - его разрывает, как лягушку - силами, о которых он никак не осведомлен. Мир двойственен, человечество двойственно, подобно паре богов, их создавших. Боги безразличны к своим созданиям - это расходный материал. Но человек земли или человек огня может стать хозяином Рая или Ада, если осознает свои божественные качества, - через прямое знание, гнозис. Это знание является прирожденным достоянием каждого человека. Чтобы овладеть им, надо отсечь все лишнее - землю от огня, Рай от Ада. Алхимически чистые Добро и Зло - это категории верха и низа, а не морали, они идентичны, взаимозаменяемы и зависят от позиции. Занять позицию, в соответствии со своими качествами,- вот что значит овладеть гнозисом.
- Ну, хватит! - Полковник выключил телевизор и в сердцах швырнул пульт на стол. - Этот тип зарывается. Белого Братства нам тут еще не хватало. Или Черного, как будто своих серобуромалиновых мало. На что он живет? Откуда у него деньги, вообще, на весь этот балаган?
