Глаза закрывались, голова трещала так, будто по ней стучали молотками десятки человек. Внутренний голос молил остановиться и прилечь. Хотя бы на несколько секунд. Но он знал, что если позволит слабости одержать над собой верх, то все будет напрасно. «Лебедев», — все тише и тише произносил он, — «Лебедев»…
— Я — Лебедев, я, — раздался вдруг какой–то голос, — что с вами? Вам нужна помощь?
Но даже взглянуть на этого человека телохранитель так и не смог. Его глаза отказывались фокусировать изображение, и образ распадался на тысячи мелких деталей.
— Папка, — прошептал Андрей.
— Что за папка? — воскликнул Лебедев.
— Бархатов…
— Валентин Борисович просил предать мне эту папку?
— Спрячь ее, — из последних сил произнес Воеводин.
— От кого?
Но ответить на этот вопрос человек так и не сумел. Он замертво рухнул на землю и закрыл глаза. Он выполнил свое последнее задание и теперь с полным правом мог оставить этот грешный мир…
Проснувшись утром с больной головой и вспомнив о вчерашних событиях, Соловьев решил, что его единственное спасение — полностью уйти в работу и ни о чем не думать. Проверенное годами средство и такое же ненадежное как бутылка водки, но, черт возьми, что ему еще оставалось делать? По сути, он лишился всего, кроме этой злосчастной работы. Но раскисать нельзя. Если он будет жалок, это вызовет лишь сочувствие и насмешки, чего Соловьев никак не желал.
Однако забыть о проблемах не получалось. Шел ли он по улице, ехал ли в машине, бегал ли по этажам телецентра, ему казалось, что люди косятся на него и показывают пальцем. Посмотрите, это, мол, тот самый Соловьев, который предал друзей. Посмотрите и запомните: этому человеку нельзя верить. Александр знал, что все это ерунда, что никто так конечно же не думает и ни о чем не догадывается, но упорное видение не желало исчезать …
Когда на столе раздался звонок, Соловьев вздрогнул от ужаса. Он даже отошел от телефона подальше, словно это был не механический аппарат, а змея, готовящаяся к броску. Но, поборов нелепый ужас, Александр все же снял трубку и услышал голос Красницкого.
— Ну что, обломался твой Париж? — спросил он.
— А… вы откуда знаете?
— Ну как же. Даша мне все рассказала.
— Да? А вы что, настолько близкие друзья?
— Теперь уже не только друзья, Саша.
— Я очень рад, — ответил Соловьев, еле сдерживая свой гнев.
— Ну и прекрасно. Но звоню я тебе совсем по другому поводу. Мне не нравится, что в нашей интернет–конференции ругают сюжет Беляева. Говорят, там какая–то лажа.
— Нашли кого слушать! Какая разница, что там кто–то думает?
— Не понял тебя! Это же наш зритель, мы работаем на него.
— Мы работаем на нормальных людей, а не на бездельников в интернете. Кроме того, Беляев делал материал за Дмитриева. А лажа произошла не по их вине, а из–за спецслужб, которые нагрянули в Останкино и мешали нормально работать, решая за нас, что пойдет в эфир, а что нет.
— Но это же не повод выдавать в эфир ерунду!
— Ну приезжали бы тогда и сами разбирались с этими цензорами. Я бы посмотрел, что у вас получилось.
— Не заводись, Соловьев, сбавь обороты. Я тебе всего–навсего говорю, что зрители в конференции негодуют. Мог бы почитать ради интереса.
— У меня других дел хватает.
— Ну смотри сам. Я предупредил.
— Предупредил он! — крикнул Александр, повесив трубку. — Подонок!
«А ведь я знал, что Красницкий давно к Дашке присматривается! Какая скотина! И еще кичится этим! Ну да ничего, и на вас всех управа найдется! Тоже мне, богатый Буратино, Рокфеллер сраный. Думаете, можно со мной, как с собачкой? Подразнить, пинка под зад дать? Только ведь собачка может и тяпнуть. И больно тяпнуть! Ах, мрази! Как же я всех вас ненавижу!» — терзал себя Соловьев.
Подойдя к куртке и достав кошелек, Александр отправился в столовую. Там можно было посидеть в тишине и покое, не опасаясь телефонных звонков или неожиданных визитеров. Заказав еду, Соловьев уставился в какую–то точку и смотрел на нее, не отрывая взгляд. Он даже не заметил, как к нему за столик присел его коллега с ТВ-Н Виктор Николаев.
— Привет! Что это с тобой, дружище? — поинтересовался Виктор.
— Да так, не обращай внимания, — ответил Александр, встряхнув головой. — Рад тебя видеть!
— Не против, если я присяду?
— Конечно, нет проблем.
— Ну рассказывай, как дела, как жизнь? — поинтересовался Николаев.
— Да помаленьку… Нечего в общем–то рассказывать.
— А к тебе вчера ГБ-шники не наведывались?
— Как же, наведывались. А ты откуда знаешь?
— Так, они у всех были. И у меня в том числе. Вообще работать не дают.
— Это точно. А еще говорят, что раньше, в союзные времена, цензура была. Так сейчас ее в сто раз больше — и от государства, и от владельцев канала. А мы, знай, крутись, как белка в колесе, чтобы от всех отбрехаться, и при этом еще нормальный материал в эфир поставить.
— Да у тебя, видать, наболело?
— Да задрало все, Вить. Иногда таким идиотом себя чувствуешь!
— Это еще что. Вот всем ведущим политических ток–шоу недавно запретили выходить в прямом эфире.
— Маразм. Пора завязывать с этой профессией.
— А что делать будешь? Кому ты нужен?
— Наверное, никому…
— Вот то–то и оно…
***
Сегодня у Дмитриева был выходной, и он решил использовать его на полную катушку: до обеда понежиться в кровати, почитать интересную книгу, до которой никак не доходили руки, посмотреть телевизор, в конце концов. Трудно передать возмущение Алексея, когда настойчивый телефонный звонок вырвал его из сладких грез и заставил подняться с постели. Мысленно обматерив человека, нарушившего его покой, Дмитриев нехотя подошел к столу и снял трубку.
— Леша, это я.
— Кто я?
— Дмитрий Лебедев из «Вечерней зари», журналист. Помнишь меня?
— А, это ты к нам на ЛТН приезжал, а потом о нашей компании в своей газете писал?
— Ну да, он самый. Ты мне еще телефон свой оставил на всякий случай.
— Было дело. Так чего ты хочешь?
— Леша, я сейчас от телецентра звоню. Мне нужно срочно с тобой увидеться.
— Ну, во–первых, я сейчас дома, а не в телецентре. А что стряслось–то?
— У меня в руках компромат на нашего губернатора Полищука. Компромат страшный, Леша. Если его опубликовать, полетит не одна голова.
— Да ладно! — воскликнул Алексей. — А чего ж ты его в своей газете не хочешь обнародовать?
— Я еще жить хочу, Леша.
— Все настолько серьезно?
— Ну в общем, да. Просто ЛТН — крупная компания, вас наверняка прикроют в случае чего. А вот «Вечерней заре» с губернатором точно не справиться.
— Ну хорошо. Записывай адрес и приезжай со своим компроматом ко мне домой. Разберемся.
— Отлично. Уже еду.
Сон как рукой сняло. Через час в дверь позвонили, и на пороге появился Лебедев. Выглядел он не самым лучшим образом: растрепанные волосы, уставшие глаза. Парень заметно нервничал, и Алексей тут же предложил ему выпить, дабы тот мог расслабиться и спокойно обо всем рассказать.
— А ты чего так волнуешься? — спросил Алексей, когда они позавтракали и опустошили несколько бутылок пива.
— Потому что из–за документов, которые я тебе привез, у нас в области завалили уже несколько человек.
— Да ладно!
— Слыхал про Бархатова?
— Это ваш местный олигарх? Слышал краем уха. Так там вроде несчастный случай был.
— Ага, как же! Это по указке Полищука было сделано — не иначе.
— А ты откуда знаешь?
— Слухи, Леша. Бархатов с нашим чиновником крепко поцапался. Виктор Сергеевич сначала его в прессе грязью облил, затем налоговую натравил, а когда не помогло, случилось то, что случилось.
— Ну и дела у вас творятся!
— Вот поэтому я и нервничаю. У меня на руках, считай, человек Бархатова умер. А перед смертью папочку мне передал любопытную. Я ее как открыл — мне дурно стало. Знал я, что губернатор наш не святой человек, но чтоб такое… В общем, Леша, я тебе ее оставлю, а ты изучай. В своей газете я точно не смогу это опубликовать, поэтому, если тебе это по силам — хорошо, а нет, так, глядишь, и жить спокойнее будешь.
— Ты меня прямо застращал.
— Да не в этом дело. Просто Полищук — страшный человек. Если узнает, что кто–то против него недоброе затевает — пиши пропало. Поэтому аккуратнее с этими документами и никому их не показывай.
— Что ж я, маленький, что ли, не понимаю? Ну ты хоть в двух словах опиши, что там?
— Не хочу, Леша. Я лучше домой поеду. Дела.
— Что ж ты такой запуганный, Дима?
— А вот прочитай и узнаешь. Спасибо за бутерброды и пиво. Пора мне.
— Ну хорошо. Счастливо.
Проводив Лебедева, Алексей взял папку и принялся тщательно ее изучать. Уже от первых страниц волосы на голове Дмитриева зашевелились. Теперь он понимал беспокойство своего приятеля из «Вечерней зари» и в полной мере осознал, что случится, если опубликовать эти бумаги. Здесь было все: миллионные зарубежные счета губернатора, фотографии любовных утех с мальчиками и девочками, доказательства незаконных сделок и многое другое. Одним словом, настоящая бомба, взрыв от которой мог аукнуться даже здесь, в Москве…
