— По-моему, надо переходить по тем полоскам, — говорит он.
— Это для пешеходов! — оскорбляется Вела. — Ну, решайтесь же.
— А если попадем под колеса? — беспокоится Атала, которая недавно перенесла перелом педали.
— Будем прорываться, — заявляет Артуро.
Прежде чем Лучо успевает его удержать, он бросается наперерез машинам. Первым на его пути возникает автомобиль Сандри. Рэмбо Три жмет на тормоз кашалота и разражается яростными воплями; будь у него на капоте пушка, он бы задал этому наглецу жару, но за ним выстроились в ряд другие Сандри, они тоже сигналят и кричат:
— Да проезжай же, дубина!
И Артуро проскальзывает, лишь на волосок избежав столкновения с японским «Макарамото» (его ведет робот в кожаной куртке), затем протискивается между двумя мотоциклистками-модистками в комбинезонах, прижимается щекой к крылу рейсового автобуса № 21, расталкивает две машины, еще один рывок — и он приземляется у подножия памятника Кадорне, где замирает, будто выброшенный кораблекрушением на остров, вокруг которого вихрем вьется хоровод акул. А вдалеке Лучо стремится к нему, ведя Велу под уздцы.
Появляется полицейский на мотоцикле.
— Я все видел! Вы что, спятили? Кто так пересекает площадь?!
— А как ее пересекать? — надсадно кричит Рак.
— В ваши годы дома сидеть надо! — рявкает полицейский, не в силах сдержать раздражения, оттого что все нормальные люди в отпусках, а он вынужден париться на работе.
— Не указывайте мне, где сидеть!
— А я говорю, вы староваты для того, чтоб кататься по центру на велосипеде.
Тем временем Лучо попал в западню между двумя встречными автобусами.
— Значит, по-вашему, пожилых людей запирать надо?! — кипятится Рак. — Нет такого закона!
Полицейский принимает внушительную позу — руки в боки, ни дать ни взять амфора.
— Прошу не повышать голос!
— Вокруг черт знает что творится, а вы мне рот затыкаете! Да идите вы...
Из-за громовых выхлопов проезжающего автомобиля полицейскому так и не суждено узнать, куда он должен идти.
— Что?! — переходит в наступление страж беспорядка. — А ну-ка покажите руку! Ага! Протез! Вы не имеете права ездить на велосипеде. Это опасно как для вас, так и для окружающих.
— Я не за карточным столом лишился руки, а на производстве!
— Меня это не касается! — (Страж беспорядка всегда найдет себе что-нибудь, что его не касается.)
— Вместо того чтоб цепляться к моей руке, шевелите лучше своими, вам за это платят!
Регулировщик оскорблен. Меж тем Лучо уже на подступах к ним борется с водоворотом немецких автомобилей. Подъезжает полицейский фургон, страж беспорядка указывает на Артуро и громко требует:
— Отправьте этого полоумного домой, а то, не ровен час, его задавят!
Рак тщетно трясет клешней, призывая друга на помощь.
Последним усилием Лучо обходит Фиата-таракана и прорывается на пешеходный островок возле памятника Кадорне; велосипед выскальзывает у него из рук и с грохотом падает. Слышится отчаянный крик Велы и рев полицейского:
— Полюбуйтесь, еще один! Богадельню тут устроили!
Лучо, поднимая Велу, краем глаза замечает фургон, увозящий Аталу и Артуро. Он остается в одиночестве среди насмешливо гудящих автомобилей.
В это время в парадном вестибюле «Демократа», стоя на ковре цвета бильярдного сукна, Волчонок после пятой неудачной попытки пробиться к главному редактору издает трубный непристойный звук перед присяжным привратником газеты. В этой части книги отношения персонажей с представителями властей складываются крайне неблагоприятно: спасаясь от привратника, Волчонок с размаху бьет в низ живота входящего субъекта в оранжевом жилете.
— Черт побери! — вырывается у субъекта (от репортера можно было ожидать и чего похлеще).
— Ты журналист? — мгновенно переходит к делу Волчонок.
— А ты кто такой?
— Друг Леоне Льва.
— Леоне... тот... которому стреляли? — (Удар в столь чувствительное место, видимо, сказывается на синтаксисе.)
— Вот именно, тот самый.
Хамелеон переводит дух и тут же вдохновляется заголовком: «Мы беседуем с юным другом убитого», однако, припомнив рой кавычек Тормозилы, решает, что лучше не надо, ибо это может быть воспринято как «нытье». И все же...
— Пошли, угощу тебя лимонадом.
— А ты случаем не дон Педро? — в лоб спрашивает Волчонок, немало повидавший на своем веку.
Они усаживаются в баре, поставив перед собой два стакана с прохладительным напитком, точнее — с лимонадом. Хамелеон добавляет в свой стакан сахару, чтобы вышел газ: он страдает язвой. Волчонок заглатывает все пузырьки и выстреливает собеседнику в лицо отрыжкой.
— Ну, что ты раскопал? — приступает к допросу комиссар Волчонок.
Карлолеон отмалчивается.
— Хотите, скажу, почему Леоне оказался там, господин журналист? Я его хорошо знал...
Карлолеон отпивает глоток лимонада, многоопытно улыбаясь. Он стремится подражать Роберту Митчуму, но по тому, как в желудке бурлит лимонад, выходит, скорее, а-ля Луи Армстронг. Он задумчиво покашливает. Затем нравоучительно, с достоинством произносит:
— Что ты в этом смыслишь, малыш?..
Волчонок фыркает.
— В мире много всяких извращений.
Научись сперва лимонад пить, а потом уж говори, думает Волчонок.
— Послушай, — осведомляется Карлолеон, — ты за своим другом в последнее время ничего странного не замечал?
— За ним нет. А за тобой замечаю.
— И все же, может, он был чем-то угнетен... подавлен?
— Думаешь, раз с окраины, значит, «на игле сидел»? Все вы так думаете, — вздыхает Волчонок.
Хамелеон мысленно набрасывает критическую статейку, но тут мимо проходит его коллега, хроникер, известный полицейским участкам и желтой прессе тем, что укладывает трупы в нужную позу и не боится даже Великого Свинтуса.
— Эй, Хамелеон, я нашел тут старую вырезку из газеты. Оказывается, почтенный Сандри десять лет назад был замешан в разных неблаговидных делишках, в частности — торговле оружием. Но выкрутился. А сын у него тоже любит пошутить. Скажем, время от времени он появляется в ночном клубе и открывает стрельбу — просто так, чтобы разрядить обстановку. Естественно, все семейство так вооружено, что могло бы прокатиться по центру на танке. Вот, взгляни...
Хамелеон читает: июль 1975 года. Тогда он сам надавал бы оплеух любому, кого встретил бы с «Демократом» в руках. Волчонок же, примиренец по натуре, как ни в чем не бывало мотает все на ус.
Прочтя, Хамелеон сокрушенно вздыхает.
— Решительный поворот в расследовании? — выдает заголовок на три колонки Волчонок.
— Обычный допотопный хвостизм, — пренебрежительно роняет Хамелеон.
— Это что, новое ругательство? — любопытствует Волчонок.
Хамелеон спешит сменить тему:
— Послушай, ты знаешь, с кем был дружен Леоне?
— А как же! Во-первых, со мной. Потом — с Лючией, он с ней жил, с Бобром, водопроводчиком, с Джаньони, стоппером.
— С кем?
— Английский футбольный термин, обозначает центрального защитника. Эх ты, а еще в газете работаешь! Заказал бы еще лимонаду. Ага, спасибо. Потом — Роза, Кристина, Пьера, Газелли, третий номер. Тонино Щеголь и еще Ли, который в психушке.
— В психушке? Он что, наркоман? Они оба кололись?
— Не знаю. Ли — чемпион по кунг-фу, видал небось в кино, когда Ли рассердится, к нему не подходи, всех раскидает. Вот и загребли его в психушку.
Хамелеону вспоминается недавнее сообщение АНСА.
ИЗ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ БОЛЬНИЦЫ СБЕЖАЛ МОЛОДОЙ ЭКСТРЕМИСТ
Ливиано Лонги, левый экстремист, ранее судимый и отбывший три года за незаконное хранение взрывчатых веществ, в настоящее время находящийся на излечении в городской психиатрической клинике, совершил побег, нанеся увечья санитарам. Лонги отличается агрессивностью и особо опасен при задержании...
— Его фамилия Лонги, — сообщает Волчонок. — Я слыхал, как полицейские всех опрашивали: кто видел Лонги?
— Пока, до скорого, — обрывает разговор Хамелеон.
Волчонок остается один; перед ним оплаченная, недопитая бутылка лимонада.
Франко Термит имеет дом и магазин в самом центре квартала. У него лицензии на торговлю хлебом, макаронами, бакалеей, фруктами, зеленью, газовыми баллонами, инструментами; каждый год он покупает новую, расширяя свой прейскурант. Прозвище он получил не только за страсть к накопительству, но и за типично муравьиную внешность: маленькая головка и круглопузатое туловище, перехваченное в поясе передником, — настоящая восьмерка. Нору его окружают битые стекла и колючая проволока. К тому же у него есть огород, вернее, тюрьма для овощей, где возвышается пугало в маскировочном халате и где полно антикрысина, купороса, дуста, боракса и прочего химического оружия. Никому еще не удавалось стащить у Термита головку чеснока или помидор. Ядовитыми веществами он истребил всех котов в радиусе километра, а дом у него оснащен засовами и замками не хуже, чем крепость. Из магазина даже гвоздя не унесешь: Франко установил на входе турникет, как в метро, и просто так никого не выпустит — ни живого, ни мертвого, ни в кошелке, ни в мешке.
