— Я только примерю, — поклялась она себе. — Один раз померяю и все. Мне б только глянуть, как оно, в такой шубе.
Шуба была легчайшей, на шёлковой лиловой подкладке, застёгивалась не на пуговицы, а на какие-то самозакрывающиеся крючки и петли, на плечах не чувствовалась совершенно. Марина прижалась и потёрлась щекой о нежный мех, завертела головой в поисках зеркала. Зеркало было чуть дальше, огромное, в полный рост, со специальной лампочкой-подсветкой. Марина в нем была хороша необыкновенно. То есть, конечно, это шуба была хороша, но все равно. После этого, конечно, невозможно было не померить все остальное, и когда Марина, закрыв наконец шкаф, глянула на часы, то с удивлением обнаружила, что прошло более получаса.
— Так, — сказала она. — С развратом пора кончать. Надо собираться и уходить отсюда, пока не поздно. Где мои ключи?
Ключи мирно лежали себе на полочке у зеркала. Марина зажала их в кулаке, села на стоящую тут же обитую золотистым бархатом банкетку и собралась с мыслями. Мысли получились нерадостные.
Она, конечно, может сейчас уйти, добраться как-нибудь до дому и постараться забыть обо всей этой странной истории, хотя шансов на это, пожалуй, мало. Для начала не факт, что получится открыть дверь. Но даже если получится, надо ведь что-то надеть, а то сейчас на ней вся одежда чужая. И пальто. Даже самое скромное Аринино пальто стоит больше её годовой зарплаты. И деньги — у неё ни копейки, придётся брать из Арининой сумки, и вместе с пальто и одеждой это выходит натуральная кража. И документы. Где её паспорт? И со всеми этими делами её, конечно, враз найдут, и мало ей не покажется. И потом, если Валя, вернувшись, обнаружит пропажу жены, он решит, что та просто сошла с ума, и тогда, когда найдут, вообще в психушку засунут. То есть все равно нехорошо. Нет, наверное, бежать не надо.
А что тогда делать? Эх, поговорить бы ещё раз с этой милой дамой, она явно что-то про меня знала и так относилась по-доброму… Хотя погоди, ведь это моя, Аринина то есть, мама — значит, её можно, наверное, как-то найти. Да она и сама, наверное, появится. Точно. По крайней мере надо её дождаться. Что-то выяснить, поговорить, может, она поможет объяснить все Вале… А он тоже хорош — жену не узнавать. Хотя когда ему? Чтоб узнавать, на жену хоть иногда надо смотреть не на бегу, а поближе… Ну ладно, значит, если пока оставаться, надо притворяться Ариной. Муж, допустим, не очень страшно, а вот завтра домработница придёт, она-то узнает хозяйку. А я буду лежать в постели и говорить, что ничего не помню, пусть узнает сколько влезет. И маму попрошу позвать. Точно. А сейчас надо хоть немного освоиться в этом дворце, хоть туалет найти.
Путаясь в дверях, Марина отправилась на разведку. Туалет и ванная нашлись почти сразу, за первой же дверью. Марина распахнула её и замерла на пороге, поражённая открывшимся великолепием. Все темно-зеленое, бархатно-малахитового цвета — и стены, и ванная, и раковины. Огромная ванная занимала весь угол, раковин было две, краны блестели позолотой и полотенца в тон. Количество баночек и флаконов на полочках не поддавалось описанию. Тут хотелось остаться жить, но Марина подавила в себе это желание, прикрыла дверь и отправилась дальше.
Снова зайдя на кухню, она на сей раз оценила её удобство и красоту. Высокие деревянные шкафы, роскошная плита, большой холодильник, мойка, полочки — все было подобрано со вкусом и как-то очень ловко, под руку. Марина вздохнула, вспомнив собственную убогую кухоньку. Готовить она умела и любила, поэтому кухня вызывала у неё особые чувства. Марина наудачу раскрыла один из шкафов, рассчитывая обнаружить там разнообразнейшие припасы, но нет. Там было пусто, только одна банка зеленого горошка сиротливо стояла на выехавшей круглой подставке. Марина раскрыла другой шкаф — там жила посуда. Сковородки, кастрюли, сотейники — все непривычного металлически-зеленоватого цвета, странных форм, и все девственно чистые, новешенькие. Что-что, а уж отличить просто чистую посуду от никогда не бывшей в употреблении Марина могла. Открыла холодильник — продукты были все пусть и вкусные, но покупные, в нетронутых упаковках. Странно, значит, Арина и не готовит совсем? Балда, в такой кухне… Может, и понятно, чего мужа дома не бывает. Уж она, Марина, тут бы развернулась.
Со вздохом Марина вышла из кухни и направилась дальше. Огромную комнату с белым диваном и стеклянной стеной она миновала, не заходя, только оглядела с порога. Белых диванов там было два, и ещё кресла. Журнальный столик со стеклянной крышкой, такой же стол у стены, громадная ваза в углу. Изящно, но почему-то холодно. Наверное, это была гостиная, и делать там, соответственно, нечего.
Марина прошла по коридору, толкнула следующую дверь. Открывшаяся комната почему-то сразу понравилась ей. Она, в отличие от всех остальных, была оклеена обоями, как у людей. И тут стояла настоящая, привычная мебель. И даже очень красивая мебель, деревянная, резная, вся в завитушках. Правда, старая, но от этого ничуть не хуже. Большая кровать, письменный стол в углу, книжные шкафы. И книги, книги. Марина вспомнила, что говорил перед уходом Валя, и поняла, что это и есть Аринина спальня. Хотя почему Аринина? Их общая, в смысле с мужем, спальня.
Тут Марине стало немного нехорошо. Одинокая женщина, она как-то совсем упустила из виду этот аспект семейной жизни. Муж-то вечером, хоть и поздно, все равно придёт. И ляжет спать. В свою кровать. И ей придётся делить постель с чужим мужиком, и что тогда делать?
Она, конечно, не была совсем уж невинной девушкой и знала, что в таких случаях бывает. И в общем Валя ей не был несимпатичен, но как-то это все… Главное, она предпочитала, чтобы в этой ситуации мужчина был именно с ней, с Мариной, а не с кем-то другим. «Притворюсь, что сплю, — решила она. — А завтра уже с мамой поговорю». И пошла дальше.
Следующие комнаты были тоже хороши, но не производили уже особого впечатления — глаз притерпелся. В кабинете было много книг, но все же, пожалуй, поменьше, чем в спальне. Зато там был камин. Электрический, правда, но в настоящей нише в стене, с колоннами и каминной полкой. На ней стояло несколько фотографий, и Марина подошла поближе — рассмотреть.
На всех фотографиях она обнаружила себя в разных позах и компаниях. Сперва она вздрогнула и только потом усилием воли поняла, что это не она, а Арина. Сходство между ними было все-таки потрясающим. Вот Арина и Валя, совсем молодые, держатся за руки и смеются. Фотография была старой, черно-белой. На Арине было белое платье. «Наверное, свадебная», — догадалась Марина. Вот Арина с малышом на руках, вот она же — с мальчиком-подростком. «Сын, Митя». Вот большая семейная фотография — Арина, Валя, Митя, мама-дама и дядечка в годах. Все сидят вокруг большого стола, заставленного чем-то вкусным. А вот Арина одна, в узком чёрном пальто, рядом с машиной, вполоборота. Это, наверное, из недавних — она и подстрижена по-другому, и выглядит как-то грустно…
Марина разглядывала фотографии, испытывая странное чувство. То ли грусти, то ли интереса. Вдруг она поняла, что смотрит, в сущности, на свою собственную жизнь, только на другую, незнакомую. Незнакомую, но все же свою. Или такую, какой она могла бы быть. А может быть, ещё будет. Все это было странно и непривычно, но именно тогда Марина в первый раз почувствовала, что, может быть, не так уж и хочет убегать скорее домой.
Побродив ещё по квартире, Марина на самом деле почувствовала, что устала. Глянула на часы — почти десять, пора ложиться спать. Тем более, действительно, режим. Она вернулась в спальню. И что, вот сейчас она должна лечь в эту чужую незнакомую кровать? Марина задумчиво откинула покрывало. Бельё на постели оказалось абсолютно чистым и очень красивым — нежно-бежевым, в розах, ласковым и гладким на ощупь. На подушке, аккуратно сложенная, лежала ночная рубашка вся в кружевах.
Через полчаса, после изнурительной борьбы с кранами в ванной (ну кто их поймёт, как они открываются, вниз ли, вверх или вбок), а также долгого изучения многочисленных баночек, Марина наконец лежала в постели, прижавшись к дальней стенке. «Интересно, — бродила в голове мысль, — то, чем я морду себе намазала, это все-таки крем был или что-то другое? А если крем, то для лица или для пяток?» Конечно, на всех баночках были надписи, но Марине от этого легче не стало, поскольку надписи были на иностранном языке, а пахли все баночки исключительно приятно. Но ничего, утром увидим — если морда не облезет, значит, все нормально. Хуже было другое. Вот она тут лежит, в этой чужой супружеской постели, и сейчас вот вернётся собственно супруг, и как она не притворяйся спящей… Все-таки он жену сколько не видел… А интересно, где его носит столько времени, все-таки одиннадцать без малого…
Путаясь во всех этих мыслях, Марина незаметно заснула. Загадочный супруг, очевидно, так и не появился, потому что, когда она проснулась, в комнате так никого и не было, а соседняя подушка была не смята.