Художник взывает через весь стол: — Артем!
Босс: — Снимай, Артем. Мне пиджак не нужен. Фигня! Мне и сто пиджаков не нужно. Мне только истина… Нехалявная… А нехалявная в том, что такой правильный пиджак ты, Артемка, не вполне отработал.
Артем молчит.
В своем конце стола уже воет оскорбившийся за человека Художник. В праведной ярости: — Константа! Где твой знаменитый голос! Где ты? Куда ты делся…
Размахивает руками:
— Артем! Мы обойдемся. Как-нибудь пробьемся без толстых задниц!.. Почему ты молчишь?
Артем растерянно, с заострившимся лицом: — Выбили из колеи. Это шок.
Смишный, с остатками исходящего яда: — А уж какой у нас шок!
Гнев в открытую — роскошь. Как праздник… Но честный толстосум может себе праздник позволить.
— Я деньги в тебя вложил. Знаешь, какие деньги!.. Не знаешь! — Босс выхватил из портфеля новую порцию “артемкиных” бумаг, чтобы вновь рвать напоказ.
Рвал публично — умело, резко, звучно.
Но если ту, первую часть бумаг он с практичной прохладцей определил в руки Ольге, то теперь, в позволенной себе минутной ярости, новую порцию рвани он надумал швырнуть прямо в лицо Артему.
Инна, вот кто бросается между ними. Не допустить столкновения!
— Ну ты, козел!
После чего Телохран, он начеку, тоже бросается в баталию: — Ты что?!. Девка? Ты кому?.. Ты что такое сказала?!
— Сказала что хотела!.. Я не ты — я свободный человек!
Замахнувшийся было на Артема, Босс все-таки одумался, сдержал порыв: — Ну-ну, девочка. Спокойней. Да, да, я козел… Здесь все козлы. Разве я с тобой спорю?
И как бы в рифму Босс устраивает бумажную рвань Инне в руки.
— Держи, держи и ты, девочка. Сейчас у всех проблемы с мягкой бумагой.
Сестры рядом. У обеих женщин в руках, не знают, куда деть, только что обесцененные умершие листки.
Артем сидит молча, умерший политик.
Ольга тихо зовет его: — Артем. Уходим отсюда.
Артем встал. Снял пиджак, вешает на спинку стула. Машинально обил ладонью, разгладил пиджачные плечи.
Босс продолжает свое — с неожиданным просветлением в голосе: — Ходил он кругами по моему складу. И долго-долго выбирал. Всего-то пиджак. И так виновато мне блеял: “Хочется поярче…” Ах, как долго выбирал… Я всё присматривался, что, мол, это за будущий политик!
Босс поднялся со стула. Конец фильма.
Артем: — Зарплату мою за месяц.
Они стоят друг против друга.
— О!.. Вот-вот. Уже появляется интонация. Та самая, что на складе.
Унижение — колодец, не выпивается до дна.
— Зарплату за месяц.
— Да, да, еще разок проси. С интонацией… Уже получается… Мне, мол, очень надо.
— Зарплату за месяц. Мне очень надо.
Ольга, чуть ли не со стоном: — Артем!
Босс итожит: — Ладно. Жируй.
Обернулся к напрягшемуся Телохрану: — Принесешь ему деньги сюда… Все в точности. Рубли и копейки. Завтра же. До обеда. Но с какой бы второй просьбой он ни сунулся — в шею.
Голос Босса густеет:
— Фигня… Чтоб ноги его больше не было! Возле нас!.. Чтоб носки его интеллектуальные нам… мне… мне больше не воняли!
Главный человек ушел. Телохран вместе с ним.
*
Остальные, откушавшие гости, на минуту-две задержались, не решаясь сопровождать главного и гневного. Не решаясь даже близко к нему быть! кашлянуть, скажем! в такую минуту!
Но вот теперь он ушел. Теперь жизнь проще. И легкий ветерок стадной свободы!.. Допить-доесть!.. Доверху, в перелив, они грузят винцо в непросыхающие бокалы. Что там ни говори, какой обед оборвался! Скомкался!
— Сваливаем! Уходим!.. За стол заплачено!
— Ловить нечего.
— А ведь событие!.. Константа едва не попал в Думу.
— Однако зарплату себе отсосал! И пиджак… вот он… Пал Палыч ему оставил!
— С пиджаком обгадили классно!
— На ТВ картинка не пройдет. Зато считай, что она уже во всех газетах!
Но ведь, уходя, чего-то хочется сверх. Вроде как недогуляли! Не до самого пупка.
— Что?
— Константа труп.
— А давай его баб возьмем?
— Пожалуй!.. какая мысль!.. Девчонки! Собирайтесь! Едем гулять дальше!
Инна: — Хамье!
— Собирайся, собирайся, девочка. Ух, погуляем!.. Ты не знаешь команды Пал Палыча! Ты не знаешь нашей лихой команды!.. А Артемку гони!
— Забудь Артемку, он же гэбист! Зачем он тебе?
— Забудь его хотя бы в память о своем диссиденте отце!
— А я тоже хочу глянуть, как Артем уйдет. Глянуть, как они уходят из Истории.
— Как они уходят со своей маленькой сцены!
И как раз Артем уходит. Со своей маленькой сцены. Вяло, замедленно, почти механически вчерашний герой переставляет ноги. Он и впрямь в шоке.
А впереди надвигающийся на него неизбежно долгий, растянутый по минутам душевный надлом — не праздник.
Вот ведь как уходят.
С ним вместе уходит невольно подставивший Артема пацан — подавленный Коля Угрюмцев.
Всю развязку юнец ошеломленно молчал.
Он идет рядом с Артемом, как бы держась за него. Хоть что-то бы сейчас раскаянно сказать. Хоть что-то бы косноязычно промямлить… Но заикание душит его.
— Я… Я…
И умолкнул. Боясь, что вдруг стыдно заплачет. Мальчишка!
Художник раздосадован уходом Артема. А еще больше пораженческим финальным его молчанием (неответом!). Пустынная скверна! Художник пьян и озлен. Он счел, что заодно и его, пейзажиста, мастера, сволочно оскорбили этой последней зарплатой и этим пиджаком.
Вот так мы и сходим на нет. Вот так мы, божья искра, и проигрываем будущее.
— Ну вы, хозяйчики жизни! — кричит вдруг Художник, задиристо готовый к стычке, а может быть, и к драке. — Вы никто! Хамье! Прихлебатели!.. Валите, валите отсюда всей толпой!.. И поскорее! Наслушался я вас! Сыт!
Свой-1: — Храбрый, а?
— Да, храбрый.
— Очень храбрый?
— А ты, пригазетная сука, смолкни — думаешь, только ты за тыщу зеленых можешь нанять киллера!
— Неужели и ты можешь?
“Свои” смеются до коликов. Они в восторге. Хватаются за животы:
— Ну дает!.. Ну гангстер! гладиатор на арене… Ну крут!
— Давай и его возьмем с собой — за шута!
— А запросто! А предложи ему сотенную! цветом зеленую! Он же пейзажист!
Свой-2: — Поедем с нами, храбрец. Мы любим отвагу! Мы за храбрость тебе такого винца нацедим — уписаешься!
Проснулся от гвалта Второй художник. Вступает сразу в дело… На этот раз он лишь разок грозно выкрикнул свое водопадное: “Буль!.. Буль!.. Буль!” — а затем вдруг обрел слова:
— Жлобы. Стоять!.. Зажравшиеся лакеи! Да, да, да, у нас нет сейчас денег. Да, мы не можем нанять киллера за штуку. Но зато мы… Мы — свет жизни!
“Свои” хохочут:
— Вы? Свет жизни?.. Посмотрите на этого пьянчугу — хорош свет!
— Это мы, дорогой Буль-буль, — свет жизни. Сейчас, как только мы уйдем, у вас сразу станет темно. Заметь! Заруби себе на носу! Как только такие, как мы, уходят, у вас тьма!
— И какая тьма! Самих себя не сыщете!
— Вы, художники, говно! Вы только и способны бодаться меж собой! сшибаться лбами! и с воплями натыкаться в накликанной тьме на эти геморройные стулья!
— Ну что? Забираем их баб?
Ольга: — Пожалуйста. Держите себя в руках.
— Девочки!.. Собирайтесь!.. Поедем!
— Ух, погуляем!
— Ах, как погуляем!..
Инна: — Убери лапы!.. Никто с вами никуда не поедет. Мы уходим. Мы хотим отдохнуть. Хотим спать!
Смишный указывает на вяло уходящего Артема — на его сутулую спину. На обмякшие плечи, на поникшую голову оступившегося депутата Московской думы.
— Спать?.. Неужели с ним?.. О!.. Это будет интересно!
Команда Босса (всего лишь одна из подсобных, ручных его команд) хохочет и озорничает. Их распирает сытая радость обновленной жизни. Весело, счастливо безобразничают. Недогуляли, это ясно!
