Рон вошел в комнату, расставил в разных местах включенные фонарики, потом вернулся за девочкой. Она успокоилась и не двигалась. Он перенес ее на кровать, расчистив место от мягких игрушек. Впервые Рон обратил внимание на то, как быстро она дышит, как часто и тревожно вздымается ее грудь.
— Все в порядке, давай-ка я теперь сниму тебе с ротика эту ленту, — сказал он.
Руки у него продолжали трястись, но он довольно легко нашел кончик ленты и мягко потянул.
При виде ее очаровательного ротика возбуждение его еще больше возросло. У него даже голова закружилась.
— Я очень из-за всего этого переволновался, — признался он.
Он никак не мог освободить от скотча лодыжки и запястья девочки. Тогда он взял один из фонариков и вышел из комнаты, чтобы принести нож.
— Так мы легче с этим справимся, — сказал он, вернувшись.
Девочка не шевелилась. Рон положил фонарик так, чтобы свет падал ей на руки, и начал перерезать ленту. Если только он ее порежет… Но этого не случилось. Он снял скотч, потом передвинул фонарик так, чтобы осветить лодыжки. Ее голые ноги скользнули под одеяло.
— Тебе холодно? — спросил он.
Девочка перевернулась на бок и стала не то стонать, не то хныкать — звуки были жалкими, похожими на вой зверька или собаки, брошенной хозяином на верную гибель.
Что ему было делать? Единственное, что ему хотелось делать, — это сидеть на кровати и гладить маленькое беззащитное существо. Никогда в жизни он не видел ничего, что с такой силой рвало бы ему сердце на части. Он накрыл ей ноги одеялом. Девочка вздрогнула.
— Я тебя сейчас оставлю, чтобы ты привела себя в порядок, — сказал Рон. — Там за тобой ванная и чистый стакан, если захочешь попить. — Девочка продолжала не то стонать, не то всхлипывать. Рон даже не был уверен, что она его слышит, но все равно продолжал говорить. Ему важно было, чтоб она поняла, что он не какой-то извращенец. — Если проголодаешься или тебе что-то понадобится, стукни в дверь. Я тебя услышу. Здесь за углом есть магазин, который всегда открыт, я могу туда сходить и купить тебе все, что захочешь. Мороженое, например, или шоколадку. Если хочешь кушать, бутерброд тебе могу сделать. С растопленным сыром. Или с ветчиной и помидорами. Все, что захочешь.
Занавески балдахина были стянуты шнурками, и, чтобы лучше видеть ее от двери, он решил их так и оставить. Потом он вышел из комнаты и запер дверь на два оборота ключа. Но ее стоны все равно были слышны.
— Это для ее же блага, — пробормотал он. — Чтоб ей же было лучше.
И вдруг до него дошла вся жуть того, что он совершил. «Я похитил ее, все пути назад отрезаны, уже слишком поздно…» — резкими, жесткими ударами отдавалось в его голове с пульсацией крови.
Рон стал подниматься по лестнице. В мастерской порылся в ящиках и нашел коробок спичек. Несколько спичек сжег по дороге в кухню. Пару недель назад Нэнси принесла большую пахучую свечу — он зажег ее, плеснул себе виски и со свечой и стаканом в руках вернулся в мастерскую. Там он снял трубку, чтобы позвонить Нэнси, но телефон не работал. Он перезвонил по мобильному, но в ответ услышал короткие гудки — у нее только один телефон. Придется подождать.
Рон подошел к лестнице, ведущей в подвал, и стал прислушиваться. Девочка все еще постанывала. Он вернулся к прилавку и сам чуть не завыл. Ну нет, уж с этим-то он совладает. И вдруг его словно осенило — он понял, что сильнее жалости, сострадания, изумления в нем бушевало другое чувство: страх.
Он получил ее. Она была его.
— Понятно, — сказала Силия, когда полицейские рассказали ей о том, что произошло.
Она глубоко вздохнула. Не надо было им говорить, что Рэчел пропала. Она не пропала, просто ее здесь нет, она еще не вернулась. Очевидно, что она попросит кого-нибудь о помощи. Может быть, она сейчас с этим человеком просто ждет, когда снова заработают телефоны.
— Силия… — сказал Мика, подойдя к ней и встав рядом. Она видела лишь белое пятно полотенца, которое он прижимал рукой к голове.
— Зачем тебе было спускаться вниз? — спросила она.
Мика на секунду задумался. Она знала, что ему нужно время собраться с мыслями, но его молчание почему-то слегка раздражало.
— Я никак в толк взять не могу, зачем тебе надо было спускаться в подвал.
— Чтобы… чтобы…
— Чтобы — что?
— Чтобы взять фонарь.
— Но у тебя же есть свечи. Прямо здесь. Все эти свечи здесь, в гостиной.
— Я… Я знаю, Силия… Я… — Он вернулся к дивану и сел. — Мне… мне очень жаль.
— Ты решил спуститься, когда было совершенно темно?
— У Рэчел был маленький фонарик. Она шла за мной с кухни и светила мне под ноги фонариком. А потом эти чертовы собаки… они…
Силия смотрела на него и ничего не понимала.
Один из полицейских что-то произнес.
— Что? — спросила она, повернувшись.
Полицейский был черным. Он представился как «констебль Джо Берд». Как звали второго — молодого, долговязого и блондинистого, — она уже успела забыть.
— Мы проверяем отделения неотложной помощи во всех больницах. Но пока телефоны не работают, информация поступает медленно.
— Зачем вы проверяете больницы?
— Может быть, произошел несчастный случай. В такой тьме кромешной она могла упасть и разбиться.
— Ну, ладно. — Силия представила себе такую картину: дочь ее падает и ломает руку или ногу.
— По предложению господина Рэмстеда, — Берд кивнул в сторону Мики, — мы послали сотрудников в магазин видеозаписи и в универсам.
— В универсальный магазин Вонга, — уточнил молодой полицейский.
— Ее не было ни в одном месте, ни в другом, но наши люди продолжают поиски в расположенных поблизости магазинах и домах. А что вы могли бы сказать о ее друзьях? Кто-нибудь из них живет рядом с вами?
Силия отрицательно покачала головой:
— Только Леонард Вонг.
Может быть, дочка решила его навестить? — мелькнула у нее мысль.
— А других приятелей у нее поблизости нет?
— Нет, поблизости нет. То есть я хочу сказать, все они живут в Кэббеджтауне. Ее лучшая подруга, Лина, — на Риджент Парк, но мне кажется, она куда-то уехала…
— У вас есть ее адрес?
Силия дала ему адрес, и полицейский связался по рации со своим коллегой, который был там поблизости.
— Можете назвать кого-нибудь еще? — снова обратился он к Силии с вопросом.
— Из нашего района?
— Из какого угодно. Адрес любого человека, к которому она могла бы пойти, если ее подруги Лины не было дома.
— В школе у нее полно приятелей. Но я не знаю, где все они живут.
— Мы быстро сможем это выяснить. — Он положил фонарик на книжную полку, вынул блокнот и направил на него луч света. — Мне бы хотелось уточнить то, о чем нам рассказал господин Рэмстед. Рэчел девять лет, она небольшая, худенькая и смуглокожая, у нее голубые глаза и вьющиеся светлые волосы, собранные в конский хвостик. На ней короткая белая юбочка и красная майка на бретельках.
— И сережки. С перламутровыми вставками. — Зачем она ему это говорит? Кто на эти сережки будет обращать внимание?
Тем не менее Берд сделал у себя в блокноте пометку.
— У нее есть на теле какие-нибудь шрамы, дефекты?
— Нет. Только…
Полицейский ждал.
— Она очень красивая.
— Ясно.
Записывать в блокнот он ничего больше не стал, и Силия почувствовала, что выглядит в его глазах как одна из тех матерей, которые всеми правдами и неправдами пытаются выставить своих дочек на конкурс красоты.
— Я сказала об этом только потому, что так многие говорят.
— Она необычайно красивая девочка, — тут же подтвердил Мика. Берд перевел взгляд на него.
— Всего пару недель назад, — продолжала Силия, — один малый из модельного агентства увязался за нами на улице. Он хотел, чтобы я отдала ее учиться на модель.
— Из какого агентства? — встрепенулся Берд.
— Мне кажется, он сказал, что его зовут Джейсон. Да, Джейсон. Но он вроде нормальный парень.
— Кто-нибудь еще пытался ее беспокоить?
— Мне она об этом, по крайней мере, не говорила.
— И странных звонков по телефону вы не припоминаете?
— Нет.
Берд вернулся к своим записям.
— Местонахождение отца неизвестно, — прочитал он.
— Правильно.
— И больше у вас нет никаких членов семьи — ни двоюродных братьев и сестер, ни теток и дядей, ни приятеля или бывшего приятеля, с которым вы бы поддерживали тесные отношения?..
— Только мы. — Силия взглянула на Мику, силуэт которого вырисовывался в свете фонарика Берда. Он убрал со лба полотенце — ссадина у него на лбу казалась огромной. — Господи, Мика, — сказала она, — тебе же в больницу надо ехать.
— Со мной все в порядке, — тихо ответил он.
