Днем пошел дождь. Сильный какой, с ветром! Пересидели в пещере, потрепались. Солнце вернулось так же внезапно, как и ушло, даже позагорать успели.
Понедельник — день тяжелый. Часа в три ночи был великий туман — не видно ни зги. Даже до ветру отойти было страшно, как бы не свалиться с обрыва. К шести туман ушел, мы с Натху проснулись, покушали — и в путь.
Ромашка остался на Челтере, решил к морю не ездить. До Танкового шли пешком, там застопили машину до Сирени. На станции сварганили маленький костерок и посушили верхушечку, которую я умудрился сорвать в Малосадовом. Там тако-о-о-ой плантарь у человека! Прямо в кустах и покурили.
На стрелке в Симферополе не было ни Фраера, ни Марихуаны, что неудивительно, учитывая то, что мы опоздали на три часа. Сели на «оленя» до Алушты, а там начались обломы. Катера не ходят из-за отсутствия в незалежной Украине топлива. Автобус до Рыбачьего только в восемь вечера. Билет на него стоит шесть рублей. Делать нечего, пошли пешком. Пёхали километров пять, а потом повезло — самый тяжелый серпантин пронеслись на автобусе. К счастью, только после этого водитель выяснил, что вознаграждение мы выплачивать ему не собираемся и вообще думали, что он проявил человеколюбие. Оказалось, водитель мизантроп, и дальше мы снова шли пешком аж пятнадцать километров до самой Рыбачки. Устали страшно.
Пришли к девяти. А на побережье пусто. Ни одного волосатого, лишь несколько дикарей-туристов на машинах с палатками.
Сидим грустно на берегу, курим остатки верхушечки малосадовской. Приехали, блин.
Пойду, думаю, стрельну у кого-нибудь хотя бы хлеба. Стукнул в соседнюю палатку.
— Люди, — говорю, — добрые. Дайте пожрать что-нибудь.
— А ты кто такой? — спрашивают. — Хиппи, что ли, немытый?
— Почему? — Я даже обиделся. — Я вполне себе мытый хиппи.
— А откуда ты такой мытый взялся?
— Из Москвы, — отвечаю, — взялся.
— А, это интересно. А Ринго знаешь из Москвы?
Я маленько офигел, конечно.
— Знаю, — говорю, — а что такое? Я, — говорю, — его очень хорошо знаю. Я, в общем, его знаю лучше всех. Потому что я Ринго и есть.
Полы палатки распахнулись, и из нее вывалилась... моя старинная знакомая Света Татаренко из Харькова, по прозвищу Семь Сорок, с компанией! Вот бывают же чудеса! Когда радость от встречи немного утихла и мы смогли поговорить, Светка поведала, что все, на самом деле, здесь! Мы пошли в бухту Любви, по этой опасной тропинке, чертыхаясь и подсвечивая путь фонариком, стараясь не улететь за падающими вниз из-под ног камнями. Все волосатые там и стоят, прячутся от произвола местных и ментов. И Эйч Питерская с Балабахой, Рома, Сережа и еще куча хиппанов. Посидели с народом, покурили. Тихо у них там, спокойно, но и нерадостно как-то. Наверное, поэтому долго засиживаться в гостях не стали. Когда вернулись к себе на пляж, поиграли, попели.
— Лена! Где ты была, сука?! — нечеловеческий вопль рассек ночь.
— Что это? — вздрогнул я.
— А, не обращай внимания, дринчи там стоят какие-то. Каждый день орут.
Спать легли только в два.
Завтра надо ехать в Судак, там сейчас вместо меня снимается моя гитара и там мне дадут кучу денег, а именно полторы тысячи рублей. Полторы тысячи рублей. Черт, как музыка звучит! Нереальные башли! Особенно для хиппи.
Вообще-то в этом фильме должен был сниматься я гам. Звонит мне Немет и говорит:
— Слушай, у тебя гитара вроде была, старинная.
— Есть, отец дал, «Музима». Не работает.
— Фигня. Вези ко мне.
Добрался до «Электры», а там заседание целое — мужчины в шейных платках, женщины с мундштуками в зубах. Матушка Немета, Елена Витальевна, обрадовалась:
— То, что нужно! Мы фильм снимаем про молодого человека, музыканта. Детектив. Дай гитару. А мы тебе забашляем.
Ну дал, что делать. Прошло пара дней. Звонит мне Елена Витальевна и прям в лоб:
— Ты вот приезжал, мы на тебя все посмотрели... А ты не хочешь сам сняться в фильме? Снимаем в Крыму, в Судаке. Роль не огромная, но ключевая. Нужно сыграть парня, похожего на Иисуса Христа. Он музыкант, снимается в фильме, срывается с креста и погибает. Решай прямо сейчас.
Думал я, думал. На работе спросил — не отпускают. Либо увольняйся, говорят, либо отказывайся.
Отказался. Уволиться немедленно все равно не получалось, две недели ж. Да и боязно как-то... Да и шутки плохи с такой тематикой, богохульством попахивает. Струсил, в общем.
Вместо меня взяли сниматься мою абсолютную копию, молодого волосатого блондина.
Из Судака поеду в Сочи, буду там как раз двадцатого, ко дню рождения бабушки. Куплю спозаранку на рынке охапку роз, подарок какой-нибудь.
Выскочил в восемь утра из одеяла мокрый весь от пота — жара дикая! Здесь всегда так, дольше восьми никогда не поспишь, а уж в палатке и подавно. Разделся и нырнул в море. Лето. Море. Крым.
Пошел налево, на холмы, посмотреть, кто там стоит. Народ есть, но я практически никого не знаю, кроме Сережи Сольми. Как раз кушать садились.
— Будешь хавать, Ринго? — радушно пригласил Сольми.
Я не отказался. Ложка и миска, по мангупским традициям, всегда с собой.
Суп оказался просто бесподобным. Густой мясной бульон с немного необычным привкусом, с картошечкой, макаронами.
— Спасибо, пиплы, накормили! А что за бульон? Курица?
Хиппы ржут, но не колются. Сам стал оглядываться — и обмер. На воткнутых в землю колах, как головы в фильмах про пиратов, висели шкурки ежей.
Чертыхнувшись и не попрощавшись, я скатился с холма, и меня стошнило.
Накормили, сволочи. Как же жалко ежиков!
Расстроенный, вернулся в наш лагерь. Пока ходил туда-сюда, сгорел на солнце. Закутался, по тенечку со Светкой сходили в поселок, накупили мне кефиру для ожогов и похавать. Сварили молочную вермишель. Так весь день и провели: загорали, купались, ели, курили, дурью маялись.
Вечером мы пошли на почту, и на нас наехали местные гопники. Сказали, что волосатые у них картошку выкопали. Пришлось объяснять, что мы люди разумные, зачем нам гадить, а тем более там, где живем, в Рыбачке? Они пьяные, им по фигу всё, хотели меня подстричь, но ни ножниц, ни ножа, слава богу, не нашлось. Бить не стали.
Люди из лагеря Сольми небось выкопали. Ежееды чертовы!
В лагере уже сидели гости с бухты и косы. Принесли вина. О, этот незабываемый крымский портвейн! Пьешь этот вкусный красный нектар прямо из трехлитровой банки, он как сок вишневый, алкоголь совсем не чувствуется, все пьешь и пьешь, не можешь остановиться. Банка идет по кругу, все смеются, кто-то что-то рассказывает. Портвейн красными струйками стекает по подбородку, капает на бронзовую кожу. Затягиваешься папиросой, вновь принимаешь банку, делаешь три внушительных глотка, снова затягиваешься. «Лена! Где ты была, сука?!» — привычно доносится с холма. Хочешь встать и с удивлением понимаешь, что встать ты уже не можешь, потому что вкусный-то он вкусный, а градусов в нем под двадцать! Усмехаешься самому себе, вспоминаешь такой же прошлогодний казус, снова затягиваешься, уже не совсем обычной папиросой, кем-то всунутой в руку, и вдруг замечаешь на себе чей-то пристальный взгляд. Света смотрит в упор, видимо, давно, глаза хитрющие. Потом она идет в палатку, зовет помочь что-то найти. С деланой неохотой влезаешь в палатку, понимая, что хочется, но вряд ли можется, только отвертеться уже точно не выйдет.
Утром на меня, да и на всех обитателей палатки, особенно на тех, кто был вынужден ночевать вне ее, напал приступ похмелья и страшной хипповской болезни под названием «вломизм». Влом всё — умываться, купаться, вообще двигаться. Надо бы ехать, но даже вещи собирать влом. Светка отговаривает, я тоже делаю вид, что мне не хочется уезжать, но прекрасно понимаю, что еще одной такой бурной ночи я не переживу. К тому же меня страшно смущает, что у нее нет одного зуба, который накануне поездки она выбила, упав с лестницы. Неловко мне как-то.
После завтрака, когда все уморились на солнце и заснули, я тихонько покидал шмотки в бэг и, чмокнув спящую Светку, пошел по побережью в сторону Судака.
Обидится, конечно, но что делать? Надо идти дальше.
Люблю ходить по берегу вдоль моря. Идешь себе, напеваешь песенки или размышляешь о превратностях судьбы и вселенской любви. Вокруг красота, чайки орут, солнце печет, прибой шепчет. Люди попадаются редко, только в районе поселков. Осматривают с подозрением, но, поняв, что иду я издалека и останавливаться у них не собираюсь, расслабляются.
В Морском встретил Фраера с Марихуаной, они в Рыбачку топали. Даже не удивился.
А в одном совершенно пустынном месте меня дико напугала гадюка. Она выскочила прямо из-под ног с шумом и шипением. Крупная, не меньше полуметра. Спряталась в камнях и сидит. Хотел убить, но не стал, не укусила же. Опасливо обошел стороной.
