Он кивнул кому-то, и дверь в кабинет закрыли.
— Можете встать.
Я неуклюже поднялась, жалея, что не надела сегодня джинсы.
— А ему можно? — я кивнула на Сергея.
— А кто это?
— Менеджер.
— Пусть подождет за дверью.
Сергей встал. Под огромным пиджаком он сжался так, что казалось — из комнаты выходит один только пиджак.
Вместе с Сергеем вышло три человека в масках. Остались двое. И я.
— Садитесь, — предложили мне.
Я села за свой стол, стараясь не смотреть на бухгалтерские документы.
— Вы кто? — спросили меня, и я уловила в голосе доброжелательность.
Я назвалась.
— Значит, это ваша фирма?
— Да.
Меня попросили показать учредительные документы.
Я вышла за ними в приемную. Секретарша все еще лежала на полу. В дверях стоял участковый инспектор. Однажды я уже видела его, он заходил знакомиться.
Когда я вернулась, один из мужчин снял маску и с интересом листал бумаги у меня на столе.
Я подумала, что в таких случаях надо кому-то звонить, просить о помощи. Но кому, сообразить не могла.
— Так… — произнес он, — документы изымаем…
— Зачем? — Я сама понимала нелепость вопроса.
— Вы хотите, наверное, спросить, кто мы? — подсказал мне тот, что был в маске.
Я кивнула.
Мне показали книжечки, в которых я разглядела только: УБЭП.
— А вы почему здесь? — осторожно спросила я.
— Плановая проверка, — радостно ответил мне убэповец без маски, а тот, который был в маске, снял ее. — Слышали о такой?
Я не слышала.
Они расселись на диванах, всем своим видом демонстрируя лояльность.
— Может, хотите чаю? Кофе? — предложила я.
— От чайку не откажемся. — Тот, что был постарше, подмигнул своему напарнику.
Я хотела по привычке нажать телеком, но вспомнила, что секретарша лежит на полу.
— А можно поднять моих людей? — спросила я, игриво улыбаясь, им в тон.
— А зачем? — в тон мне спросил молодой.
— Ну, чтоб чай сделали, например. — Мы вели себя так, как будто находились на загородном пикнике. Только автоматы не вписывались в эту картину.
Людям разрешили встать, о чем старший сообщил своим по рации. Передвигаться или брать что-либо запрещалось.
Испуганная секретарша внесла чай.
«Завтра я получу заявление об уходе», — подумала я, глядя на ее лицо.
— Ну и как вам работается? — протяжно спросил старший, наливая чай в блюдце.
— Спасибо, — неопределенно ответила я, наблюдая за его действиями.
— Видим, что неплохо. — Молодой оглянулся вокруг. Мой кабинет был отделан в гламурном стиле «Голливуд: тридцатые годы».
— Но, знаете, проблем очень много. — Я многозначительно развела руками.
— Например, УБЭП черную кассу конфисковывает, — вторил мне молодой.
— А может, договоримся? — С моего лица не сходила улыбка.
— Как же мы договоримся? — с деланным недоумением вопросил молодой.
Разговор в таком тоне мы вели часа полтора.
— А знаете, вы — очаровательная барышня, — говорили убэповцы, — и совсем не похожи на акулу бизнеса.
— Вы тоже очень приятные молодые люди, — ответила я, — и совсем не похожи на милиционеров.
Наконец часа через два мы стали говорить конкретно.
— У меня в кассе есть три тысячи долларов США, — сказала я.
Они рассмеялись.
— Двадцать. И это меньше, чем вы заплатите, если мы изымем документы и приостановим вашу деятельность. Эдак на месячишко.
— Пять! — предложила я.
— Пять — это только за то, что мы здесь. А за документы на вашем столе, милая красавица?
В итоге мы договорились на десяти.
Я должна была с деньгами сесть к ним в машину, и они меня выпустят через пару километров.
Меня провожали тревожные взгляды моих сотрудников.
В машине мы обменялись телефонами, и меня заверили в том, что ближайший год я могу быть спокойна.
Первый человек, которого я увидела, вернувшись, был наш участковый.
— Я же предлагал вам дружить, — произнес он без всяких предисловий, — а вы что? А так бы предупредил…
Я дошла до кабинета, и несколько моих сотрудников сразу окружили меня. Взглядом я нашла Сергея.
— Встреться завтра с участковым. Дай ему долларов двести в честь Нового года.
От меня ждали объяснений.
— Все нормально! — весело сказала я. — Это плановая проверка. Привыкайте.
Я закрылась в своем кабинете.
Отряхнула со свитера нитки, прилипшие ко мне на полу. Или на самом деле их не было?
Я села за бухгалтерские отчеты. В канцелярскую книгу, лежащую рядом, надо было внести еще один пункт.
Я заехала в «World Class» в Жуковке без предварительного звонка и, естественно, на маникюр не попала. Все мои просьбы подвинуть клиентов и хотя бы накрасить мне ногти оказались несостоятельны.
Я объехала еще пару салонов, и наконец-то повезло: клиентка не пришла, и в образовавшееся окно записали меня.
Я собиралась на день рождения к Лене.
Пожилая маникюрша Оля была известна всей Москве. Такое количество сплетен, какое ей приходилось выслушивать за день, не вместило бы в себя ни одно желтое издание. Оля переработала во всех модных салонах, была на «ты» со всей светской Москвой, а во времена работы в «Wella» ее клиенткой была даже Наина Ельцина, которая, как ни странно, предпочитала потолкаться с девочками в салоне, а не вызывала мастеров к себе. Ей же Оля была обязана своим переездом из комнаты в коммуналке в однокомнатную квартиру на Соколе.
Она лениво спросила меня, как дела, виртуозно полируя мне ногти.
Я могла рассказать ей все что угодно. И больше бы об этом никто не узнал.
Я неопределенно повела плечами.
— Ты где ногти-то делала? — спросила она чуть-чуть ревниво. — Смотри, форму на мизинце испортили!
От подобных замечаний сердце у меня не замирало.
— В Москве где-то… не помню, — небрежно ответила я, чтобы не вдаваться в подробности о том, что маникюр не делала уже недели три. И не испортить себе репутацию.
Оля снисходительно кивнула.
Мне помыли голову, и докрашивать ногти пришлось в парикмахерском кресле под монотонное урчание фена. Причесали неплохо, хотя и не так, как я хотела.
Через час я входила с цветами в ресторан «Бисквит».
У Лены был девичник.
Девичник — это когда собираются одни только девушки, выпивают и едут туда, где предположительно могут быть мужчины.
Я поздравила именинницу, которая уже была навеселе, и села рядом с Вероникой.
Вероника жаловалась на то, что ее шестнадцатилетняя дочь не умеет готовить яйца под майонезом.
— Она недостаточно подержала их под холодной водой, поэтому осталась какая-то пленка; и разрезала не вдоль, а поперек, поэтому под весом майонеза они на тарелке перевернулись. А когда они перевернулись, стали видны желтые пятна, потому что они у нее подгорели. Я сама виновата, — сокрушалась Вероника, — хоть и ругаю ее. Но где же ей готовить? Всегда и так все готово. Может, на курсы какие отправить?
— Курсы итальянской кухни, — подсказала Олеся.
Она была снохой президента одной из наших бывших республик. Когда он вышел на второй срок, Олеся сообщила всем своим знакомым: «Я снова принцесса. Поздравьте меня». Причем Олесиному мужу президент запретил появляться на Родине, чтобы не дискредитировать себя в глазах избирателей. Зато его старший сын, которого Олеся терпеть не могла из-за высокомерия его жены, был отцу правой рукой во всех делах. Как в сказках.
— Ты многого от нее хочешь, — произнесла незнакомая мне темноволосая девушка с золотым сердцем от Bvlgari на кожаном шнурке. — Она у тебя сколько языков учит?
— Три, — не сразу ответила Вероника, словно подсчитывала в уме.
— А еще что? Какую-нибудь музыку? — требовательно спрашивала незнакомка.
— Да, — с гордостью подтвердила моя подруга, нанизывая на вилку рулетик из кальмара, — музыкальную школу закончила, по фортепьяно. И еще школу по истории искусства при Пушкинском музее.
— А сейчас что?
— В МГИМО готовится и одиннадцатый класс заканчивает.
— А в МГИМО какой конкурс?
Ответила Вероникина соседка слева. Я видела ее только однажды, на каком-то Ленином празднике.
— Человек двадцать на место. Не меньше!
Два официанта обходили стол, раскладывая по тарелкам аппетитные гребешки.
— Ну так когда ей яйца-то варить? — со смехом спросила Лена.
Олеся проникновенно рассказывала:
— Есть прекрасные курсы — пятидневные. Небольшая группа, человек семь. В понедельник вылетаете в Рим. Хорошая гостиница, и каждый день занятия плюс экскурсии. А повар настоящий, из ресторана с мишленовскими звездами. Я сама хотела поехать. И шопинг заодно.
Она взяла в руки бокал.
— Ну что, за именинницу? Пошли тебе бог богатого мужа!
Мы дружно чокнулись.
— И что? — продолжала о своем Вероника — Она будет готовить отличное карпаччо или там папардели, а яичницу поджарить не сможет?
