Об этом она и заговорила.
— Руль упирается в живот, — пожаловалась она с довольным видом.
Я предложила ей ездить на такси.
Мы заказали по курице в тандыре, и она еще жеманно попросила у официанта соленых огурцов. Он понимающе улыбнулся.
— Почему ты не снимешь квартиру? — спросила я, борясь с раздражением.
— Ты знаешь, — она преданно заглянула мне в глаза, — я решила не снимать квартиру.
— Да? — Я подумала, что она уже потратила мои деньги.
— Если ты не возражаешь, я бы пожила пока в этой. А деньги отдала как первый взнос за квартиру в Крылатском. Там начали строить дом, очень красивый, и воздух там хороший для ребенка — Она сделала глубокий театральный вздох. — Первый взнос — пятнадцать тысяч. Десять ты мне уже дала, и если бы ты была так добра ко мне и к Сережиному ребенку… еще пять тысяч…
— А остальные? — спросила я.
— По шестьсот долларов в месяц — десять лет. Если бы тебе это было сложно, я бы не просила… Я пойду учиться, потом работать… У меня большие планы.
Я понимала, что это правильней, чем платить две тысячи в месяц за аренду. А еще правильней, если бы у нее были свои пять тысяч или если оформить Крылатское на меня. И пусть она там живет — бесплатно.
Светлана порылась в сумке и с сияющим лицом достала голубой сверток. Это были крохотные ползунки с кнопками между ножек.
— Смотри, какое чудо! — Покупка вызвала у Светланы такой восторг, что она даже похорошела, нежно прижав мягкую тряпочку к своему лицу.
Боковым зрением я увидела умиленные улыбки девушек с соседнего столика.
Я почувствовала себя такой маленькой и незначительной, что захотелось подпрыгнуть.
— А на какой стадии строительства сейчас этот дом?
Светлана аккуратно упаковала свое приобретение.
— Котлован, — улыбнулась она, — поэтому так дешево.
— А когда дом сдается?
— Через два года. Я узнавала, это очень хорошая строительная фирма, у них уже есть несколько домов. Я думаю, сдадут в срок. Я уже представляю, как мы справим Сережечкино двухлетие в новой квартире. Хочу детскую в морском стиле.
Я кивнула.
— Хорошо. Заезжай завтра ко мне в офис. Я предупрежу бухгалтера.
Светлана взвизгнула и поцеловала меня в щеку.
Я растерянно подумала о том, что сама тысячу раз делала то же самое с Сержем. Только он после этого поцелуя всегда улыбался — довольно и умиротворенно.
Я не улыбалась, как не улыбаются банковские аппараты, выдающие наличность.
Светлана ела курицу, жадно обводя взглядом тарелки на соседних столах.
В дверях неожиданно появилась Лена. Она скинула куртку из огненно-рыжей лисицы прямо на руки метрдотелю и подлетела ко мне.
— Как хорошо, что ты здесь! Я такая голодная! А домой не хотелось… — она мельком взглянула на Светлану, но обратилась только ко мне: — Я вам не помешаю?
Я не была уверена, что хочу знакомить Светлану со своими друзьями.
— Конечно, не помешаешь. Садись.
Светлана с готовностью убрала свою сумку с пустого стула и улыбнулась Лене:
— Мы ели курицу в тандыре.
— Я съем две! И еще плов! Кого ждете? — Лена вежливо уставилась на Светланин живот.
— Мальчика, — застенчиво ответила будущая мать.
— Это — Светлана, это — Лена, — сказала я. Но Лена уже потеряла к ней интерес. Она оживленно обсуждала с официантом заказ. Они остановились на картофельном пюре с бефстрогановом.
— А у вас есть дети? — поинтересовалась неожиданно Светлана.
— Это любовница моего мужа, — пояснила я, с удовольствием наблюдая за ее смущением.
— А… — Лена вежливо улыбнулась. Я после таких улыбок перестаю здороваться.
Светлана уткнулась в меню. Лена повернула ко мне лицо, на котором застыл вопрос. Я оставила его без ответа.
Мы обменялись ничего не значащими фразами.
Официант принес Светлане клубнику фламбе.
— Отлично выглядишь, — сказала мне Лена.
— Спасибо, ты тоже. А как твоя любовь?
— Я поставила ему ультиматум. — Лена подлила себе в чашку коллекционный китайский чай за десять долларов США — глоток.
— Правильно. — Я, как один мой знакомый, который провел два года в следственном изоляторе, — «за любой кипеш, кроме голодовки». — А какие условия?
— Я ему сказала: выбирай! Я не имею ничего против твоей дочери. Я ее даже удочерить могу, если надо. Но твоя жена?!
Лена выкатила на меня возмущенные глаза, ожидая одобрения. Она его получила.
— Значит, так, — сказала я ему, — первое — развод, второе — никаких совместных отдыхов с бывшими женами, третье…
— А он не разведен? — уточнила я.
— Представь себе, нет! Уже четыре года они не живут вместе, но она держит его так, словно он ее муж, любовник, сын, папа и бедный родственник одновременно.
— Ужас, — покачала головой Светлана, и мы с Леной подозрительно покосились на нее.
— И я сказала ему, — продолжала Лена, игнорируя последнюю реплику, — ты, конечно, можешь возить дочь в школу или куда там, но не каждый день. Существуют водители. Ты можешь встречаться с ней в выходные столько, сколько хочешь, — но без мамы. Ты можешь ездить с ней отдыхать — но вдвоем. Или со мной. И уж точно не делать из меня нелегала. Правильно?
— Правильно, — кивнула я. — И что?
— Я велела ему не звонить, не приезжать, не писать, телеграмм не слать, пока он не примет мои условия. Белым флагом капитуляции должно быть его предложение руки и сердца.
— Можно еще попробовать сделать так, чтобы он приревновал, — произнесла Светлана.
— Приревновал? — недоверчиво повторила Лена.
— Да. Оставить цветок в машине. Какой-нибудь непонятный телефонный звонок…
— Можно какую-нибудь визитку положить на видное место! — с воодушевлением подхватила Лена.
— Ага.
— Точно.
— И еще можно пропасть на пару дней. Оставить телефон у мамы, и пусть она говорит, что Леночка уехала домой, а телефон забыла.
Лена с таким восхищением смотрела на Светлану, что я чуть не попрощалась с ними обеими.
— Я думала об этом. А потом невинно сказать, что была у подруги на даче! — Светлана кивнула.
В Лениной сумке зазвонил телефон.
— Вот он. Легок на помине. Сейчас я ему устрою… — По-моему, Лена даже подмигнула Светлане. Я не могла опомниться от удивления.
Звонил телефонный мастер. Лена вызвала его два дня назад, чтобы показать, где делать дополнительные розетки. Он ждал ее дома уже полчаса.
— Я же опаздываю! — закричала Лена и, наскоро попрощавшись, выскочила на улицу, на ходу надевая куртку.
— Какая приятная девушка, — мило произнесла Светлана, когда Лены уже не было видно.
— Да, — проговорила я медленно, — ее муж ушел к другой два года назад.
Светлана сочувственно улыбнулась и погладила свой живот.
— Мне пора. Ты больше ничего не хочешь? — сухо спросила я.
— Нет, спасибо.
Я попросила счет. Светлана стала искать номерки от одежды.
Она соглашалась со всем с такой подкупающей готовностью, что я подумала: неудивительно, что наши мужья уходят к таким вот Светланам… «От Лен», — уточнила я с непростительной мстительностью.
Каждое воскресенье я проводила с дочерью. Мы ездили в детский клуб «Санта-Фе» или на корабль «Викинг», ходили в цирк или смотрели спектакли. На этот раз мы ехали в уголок Дурова. Маша сидела на заднем сиденье и рассказывала последние школьные новости: Оля завела свой сайт в Интернете, Кате мама разрешает красить губы бесцветным блеском, Никита, к сожалению, очень тупой. Говоря про Никиту, Маша виновато улыбалась. Потому что была очень хорошо воспитана. Даже слишком. Я иногда думала, что в какой-то момент, когда надо было уже прекратить ее воспитывать, я этого не сделала. Иногда я всерьез размышляла о том, что хорошие манеры стали Машиным пленом, границами ее поведения и, что гораздо хуже, — ее сознания. Они выработали у нее кучу комплексов под названием: «нельзя», «не могу», «некрасиво», «невозможно». Что в сочетании с ее действительно добрым сердцем и отзывчивым характером делало ее особой весьма ограниченной. Я надеялась, что со временем это пройдет.
Маша похвасталась пятеркой по математике и признанием в любви от Прохорова, а потом с горечью в голосе рассказала, что учительница при всем классе высмеяла ее прическу.
— А разве няня не заплела тебе с утра косы? — спросила я.
— Заплела, конечно. Но на перемене Никита ударил меня портфелем, я погналась за ним и дала ему пеналом, потом упала, и одна резинка соскочила.
— А учительница?
Маша опустила глаза и сказала тихо-тихо:
— Она ругала меня. А все смеялись.
Я была так возмущена, что не заметила красного светофора. Хорошо, что гаишника не оказалось на месте.
Это была идея Сержа — отдать Машу в обычную спецанглийскую школу. Я предпочитала тогда British School. Там бы наверняка мою дочь не унижали перед всем классом.
