Майкл Смит».
— Ну, вот видишь, по-моему, это настоящий американец, а не «американец из Детройта», — сказала Алина.
Ирина отставила чашку, села к компьютеру и еще раз молча, «про себя», внимательно прочитала письмо. А потом стала пристально разглядывать портрет. Она пару раз провела рукой по экрану компьютера, как бы сметая с него пыль и стараясь лучше разглядеть портрет.
— Ты знаешь, у меня какое-то странное чувство, — сказала она дочери. — Такое ощущение, что я уже где-то когда-то видела этого человека…
— А может это… дежавю? — улыбнулась дочка.
Казалось, Ирина не слышала этих слов. Казалось, она вообще находилась где-то далеко, как бы в отсутствии присутствия.
Она лишь пристально смотрела на изображение в мониторе и вдруг… запела. Старую, забытую мелодию, слышанную когда-то в молодости. Это была веселая песенка о сказочной птице счастья, слова и мелодия которой вдруг как-то сами выплыли из глубин памяти…
Дочка с удивлением посмотрела на мать. Но та удивила ее еще больше, попросив принести томик …Александра Грина.
— Зачем? Мам, ты не переутомилась случайно от всех наших питерских экскурсий? — спросила Аля, обнимая маму и заглядывая ей в лицо.
Ирина засмеялась: «Со мной все в порядке».
— Знаешь, у Грина в «Бегущей по волнам» есть удивительные строки… — Ирина сделала паузу, вспоминая запавшие когда-то в душу слова.
— …«Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас…» — медленно начала проговаривать она.
Аля принесла книгу, Ирина полистала ее и быстро, найдя страницу с закладкой, стала читать.
— «Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты?»
Алина с удивлением смотрела на маму.
— Да, — сказала дочка, — красиво написано, — но я все же не могу понять, какое отношение все это имеет к ковбою вместе с его письмом?
— Это очень трудно, почти невозможно объяснить, — сказала Ирина в раздумье, подбирая слова. — Это на каком-то, чисто интуитивном уровне происходит… Вот, когда ты читала письмо, а я рассматривала фото, как будто какой-то «щелчок» или «короткое замыкание» во мне произошло. И почему-то вспомнилась именно эта, а не другая мелодия, и именно эти строки… Понимаешь? Это знак… Судьба всегда дает знак. Но просто мы его не всегда можем распознать…
— Ох, уж мне эти фантазии творческих людей, — улыбнулась Аля и щелкнула пультом, включая телевизор.
— Пока что тебе это трудно понять. Остается просто принять на веру, что такое случается в жизни, — спокойно сказала Ирина.
А из телевизора доносились такие, уже набившие оскомину слова: «Молодость, красота, здоровье…
Счастливы обладающие»…
Счастливы ли?
— Ах, ты сволочь! Ах, ты мразь! — кричала разъяренная женщина.
— Да нет уж, это ты — мразь, — нервно, но, все же стараясь сдерживать себя, отвечал мужчина, — и к тому же — проститутка…
— Ты не смеешь меня оскорблять. Сам завел себе эту тварь за бугром, а от меня требуешь соблюдения приличий? — истерично наступала на него женщина в плохо запахнутом шелковом халате.
Мужчина посмотрел на нее презрительным взглядом, но промолчал, быстро застегивая кожаный «дипломат». Он вообще пожалел, что пришел домой. Ведь можно было встретиться с дочкой Викой где-то в кафе, чтобы передать деньги и подарки, которые он привез из-за границы. Тем более, что дочку он не застал, она заночевала на квартире у тещи, куда его и раньше трудно было заманить. А сейчас — тем более.
— А я тебе развода не дам, не дождешься, — как последний аргумент выдохнула женщина.
Сказала зло, истерично, понимая, что выдала последний мелкий козырь в игре, которая заведомо для нее была проиграна.
Мужчина, взявшийся уже было за ручку входной двери, резко обернулся.
— Да зачем же я тебе нужен? Ты столько раз говорила, что ненавидишь меня…
И быстро, не дожидаясь ответа, вышел, хлопнув дверью. И правильно сделал, потому что у разъяренной женщины слов уже не было. Она схватила с тумбочки антикварную статуэтку и швырнула ее в только что захлопнувшуюся дверь, давая выход своим неуемным эмоциям…
А после этого брякнулась на диван и завыла. И не столько от слов мужа, которого, как ей сейчас казалось, она никогда не любила, а от невыносимой досады на себя, на свою жизнь, на весь белый свет.
— Ну, уж нет… Счастливого будущего я вам не гарантирую, — сказала она, поднимаясь спустя какое-то время с дивана и имея в виду своего супруга и его пассию.
Женщина подошла к бару, достала оттуда начатую бутылку коньяка и отпила крепкую жидкость прямо из горлышка. Дома, не на людях, она вообще любила пить «из горла». Пусть немного, но «из горла». Сейчас же ей хотелось напиться. И было отчего… Горячительный напиток обдал теплом, но совсем не притупил разлившуюся желчь и тоску. Выпито было ровно столько, чтобы мозг, получив допинг, начал искать выход из тупика, в котором она неожиданно оказалась.
— Нужно срочно что-то придумать, — сказала женщина, которую звали Милой, и закурила.
Еще она подумала о том, что проспала смерч, который разразился над ее головой. А ведь, вроде, ничто его не предвещало. Она, конечно, сильно лукавила, когда с трагической интонацией в голосе называла себя «ни женой, ни вдовой». На самом деле ситуация эта ее весьма устраивала. Муж ее, с которым у нее сложились своеобразные отношения, вот уже восьмой год находился в воюющей мусульманской стране, которой большая советская держава оказывала братскую помощь. Был он отнюдь не самым главным человеком в посольстве. Отнюдь. Но зато все знакомые Милки знали, что ее муж Виктор — дипломат и окончил МГИМО. Когда кто-нибудь случайно нетактично спрашивал, почему же она не вместе с мужем, она округляла глаза и доверительным шепотом говорила: «Ну, неужели вы сами не понимаете?»
У них была дочь — Вика. Муж обеспечивал семью, наезжая раз в году в отпуск. У Милы была совсем не пыльная работенка. И полная свобода действий в смысле знакомств с мужчинами, что, естественно, от мужа скрывалось. Ну, может, он и подозревал что… Но «не пойманный — не вор» — считала женщина. А саму ее такая свобода устраивала. Она даже мечтала, как однажды, когда ее муж приедет в очередной отпуск, она ему выдаст: «А я выхожу замуж… Надоело быть ни женой, ни вдовой». Но… Почему-то так не получалось, хотя какие-то мужчины крутились возле нее. А годы шли… И их дочке уже вот-вот исполнится девятнадцать лет. И самой ей уже сорок один…
И надо же было так случиться, что где-то за месяц до своего нынешнего приезда в Москву Виктор позвонил и сказал, что хочет развестись. Это было так неожиданно, что Мила истерично расхохоталась и бросила телефонную трубку. Вот тебе и воюющая мусульманская страна! А она была спокойна. Женщин там, за посольским забором — раз-два и обчелся. Да и те — при мужьях. Разве что какая медработница приблудилась? Вольнонаемная и военнообязанная? Не учла, не предусмотрела… Нет, она, конечно, допускала, что у мужа могли быть какие-то интрижка за столько-то лет. Но не настолько же, чтобы развестись. А тут еще этот идиот Гарик ей такую свинью подложил…
Неделю назад она ближе к вечеру собралась отвезти матери дефицитное сердечное лекарство. А тут как раз перед самым уходом дружок ее и заявился. Ну, не выставлять же его за двери, когда она через полтора часа вернется. Дала этому халявщику бутербродов, поставила выпивку, включила музыку, чтобы не скучал. Да еще и строго-настрого наказала: если телефон будет звонить, чтоб ни в коем случае трубку без нее не снимал.
Этот идиот поел, попил, захмелел. И когда зазвонил телефон, ему захотелось, видите ли, еще и пообщаться…,А0 звонил Виктор. И Гарику, который услышал мужской голос, вдруг захотелось повыпендриваться и выяснить, кто звонит: отвергнутый предшественник Толик или никудышный и толстый, и потому тоже отвергнутый Вовик…
Когда она возвратилась домой, было уже поздно. В сердцах выставила ухмыляющегося Гарика, понимая, какую козырную карту подбросила мужу, и без того надумавшему с ней развестись. Но было еще одно обстоятельство, последняя капля, добивающая ее именно в такой ответственный момент. Пару дней назад она наведалась к врачу и узнала, что беременна. Мысль о предстоящей расплате за удовольствия, иногда случавшиеся в ее жизни, бесила и угнетала одновременно. И вопрос этот нужно было решать в самое ближайшее время. В общем, все до кучи…
Она встала с дивана в расхристанном халате с бутылкой коньяка и подошла к зеркалу. На нее глядела оттуда некрасивая, с опухшими, красными крысиными глазками, не очень хорошо сохранившаяся сорокалетняя женщина… К тому же — беременная. К тому же — ненужная ни своему мужу, ни тем более — любовнику… Осознание этого всего было так невыносимо, так отрезвляло, что она снова приложилась к бутылке и пила долго, пила, пока не захлебнулась и не закашлялась. А вместе с кашлем навалилась еще и тошнота: видно организм, начавший уже перестраиваться, не хотел принимать алкогольный яд в таком количестве. Она еле успела добежать до ванной, долго судорожно кашляла в раковину, умывалась холодной водой. Наконец, вышла и, бледная и обессиленная, плюхнулась на диван.
