– Твой сын и эта блондинистая язва чадят, как чемпионы мира, а твой отец и вовсе курит сигару, а ты тут разлегся и в ус не дуешь!
Муж вытер слезы:
– Пусть курит, тем быстрее протянет ноги!
Этот аргумент показался Петре убедительным. Она успокоилась и пригладила рукой мужнино одеяло. Но тут в ее голове родились новые сомнения:
– А что, если он спалит весь дом?
– Макс приглядит. В конце концов, вы сами настаивали, чтобы отец сюда переехал. Я с самого начала был против.
– Теперь я вижу, что ты оказался прав. Все пошло не так, как я представляла. В довершение всего наш сумасбродный сынок крутит шашни с этой Йенни…
Харальд навострил уши, но, все еще не доверяя услышанному, спросил:
– С чего ты взяла?
Петра рассказала, как поздно вечером слышала женский голос в комнате сына. Теперь у нее не осталось сомнений, что это был голос Йенни. Конечно, не может не радовать, что его величество наконец ощутил весеннее томление плоти, однако лучше бы на ее месте оказалась какая-нибудь симпатичная студенточка.
– Мне не сильно по нраву санитарка, тайно проникающая ночью в дом, где в течение дня ухаживает за больным.
Харальду это не показалось таким уж ужасным, и он не преминул заявить, что Йенни нравится ему больше, чем все те подруги, которых Макс когда-либо приводил в дом.
Петра пришла в ярость. Сам факт того, что в доме крутилось столько чужих женщин, вызывал у нее отвращение. Кроме того, она стала подозревать, что ее дорогие кремы стали заканчиваться быстрее. Не втирают же они их в спину старику?!
Кто как не свекор виноват в том, что муж впал в глубокую депрессию? Старика-курилку, несомненно, нужно срочно спровадить из дома, но как быть, если он станет угрожать лишением наследства? Если это произойдет, муж впадет в еще большее отчаяние. Кстати, о падении: быть может, это не такая уж плохая мысль? В вестернах она видела, как в нужном месте натягивают проволоку, чтобы кони споткнулись и упали. Старому человеку c поврежденной ногой, чтобы упасть, хватит, наверное, натянутой нитки. А он, как нельзя кстати, в последнее время стал каждый день разгуливать по всему дому, а однажды оступился и грохнулся на пол. Она была, между прочим, шокирована тем, что он вторгся в интимную зону, в ее спальню, где ему и впрямь нечего было делать.
Проблема заключалась в том, когда и где лучше было натянуть нить, чтобы ее не заметил Макс. Сын, еще недавно избегавший любых обязанностей по дому, воспринял свой новый статус в высшей степени серьезно, прямо в духе своих родителей. К сожалению, его стараниями дедушка не только не приближался к кончине, но день ото дня оживал. Черт знает, чем это все могло закончиться. Старик, чего доброго, еще сам всех их сведет в могилу.
Когда на следующий день Вилли Кнобель проковылял на убогих костылях мимо невестки, она решила, что судьба посылает ей знак.
– Мне их принесла моя добрая Елена, – гордо сообщил старик. – Они принадлежат некоему Эдоардо, но больше ему не нужны. У меня не получилось подружиться с этим дурацким ролятором, а с костылями можно закосить чуть ли не под морского разбойника.
Петра добродушно усмехнулась вслед по-черепашьи удалявшемуся больному. В таких обстоятельствах, разумеется, будет совсем несложно спровоцировать несчастный случай. На этих костылях старик держался, мягко говоря, нетвердо.
– Твоего верного Макса, как я понимаю, нет? – спросила Петра.
– Не знаю, где он, но, к счастью, я могу какое-то время обойтись и без его помощи. Я теперь каждый день тренируюсь ходить здесь на площадке. Своя рука владыка!
Макс, безусловно, попытался на свой страх и риск отговорить дедушку от попыток ходить без присмотра, но Петра, напротив, поощрила старика на отважные эксперименты:
– Вот это да! Вот было бы грандиозное представление, если бы ты однажды неожиданно появился за обеденным столом! Я никому не выдам, что ты втайне так старательно тренируешься!
Вопрос в том, что лучше натянуть: нейлоновую леску или тонкую швейную нитку, которая порвется при небольшом усилии? Тут главное, чтобы Макс ничего не заподозрил. Еще лучше, постараться сделать это в его отсутствие, так как после несчастного случая от нитки нужно будет сразу же избавиться.
Спланировать все оказалось не так просто. Спустя несколько дней Макса отправили в магазин с большим закупочным списком. Петра ушла из своего магазинчика около одиннадцати якобы по срочному делу. Придя домой, она сразу же бесшумно поднялась на второй этаж. Дверь в комнату больного как всегда была чуть приоткрыта. Это делалось на всякий случай, чтобы они могли услышать крик о помощи. Старик, только что вымытый, сидел в своем кресле в спортивном костюме. На голове у него были наушники, и он по своему обыкновению от души раздражался на то, что показывали по ящику. Петра могла не стараться вести себя тихо, он бы ее так и так не услышал. Зато в любом случае заметил, если бы она зашла в комнату и стала натягивать нитку.
Значит, придется натянуть нитку в нескольких местах в коридоре и попытаться как-нибудь выманить свекра из комнаты. В качестве орудия она выбрала бесцветные швейные нитки. С одной стороны она привязала их к нижнему выдвижному ящику комода, почти на уровне пола, с другой – к лестничным перилам. Получилось очень похоже на паутину. Она вообразила себя паучихой, подстерегающей добычу.
Однако бесконечно это продолжаться не могло. Когда Макс вернется, он обязательно заметит нитки и сразу же догадается о ее намерениях или, что еще хуже, сам споткнется и упадет. Таким образом, не оставалось ничего другого, как выманить старика искусственными действиями. Петра набрала из спальни номер домашнего телефона со своего мобильного. Один телефон стоял внизу в общей комнате, другой – наверху в коридоре. Она звонила долго. Старик не слышал.
В момент, когда она уже решила прекратить бессмысленные попытки, Петра увидела сквозь дверную щель, как старик снял наушники и с помощью костыля попытался подцепить носовой платок, лежавший перед ним на полу. У него из носа текло, как, впрочем, часто бывало, и, отчаявшись добраться до платка, Вилли вытер нос рукавом.
Затем мельком оглянулся на дверь. Похоже, наконец-то услышал звонки. Однако быстро потерял к телефону интерес, снова нацепил наушники и как ни в чем не бывало углубился в просмотр телепередачи.
Петра смирилась с тем, что сегодня ее план провалился, отвязала нитки и удалила все следы. К обеду она планировала вернуться на работу. Может быть, она и не питала к любовнику сильных чувств, зато он был единственным человеком, кто умел ее слушать. Раньше эту роль брала на себя Мицци, и Петра поверяла ей все свои заботы. Но с тех пор как дочь стала жить с Ясмин, место оставалось вакантным.
– Мой мальчик, мне надо с тобой поговорить, – обратился Вилли Кнобель к Максу. – Так дальше не может продолжаться! Я реалист до мозга костей и за последнее время окончательно понял, что больше никогда не сяду за руль. Нужно срочно избавиться от моей машины. Она бесполезно скучает в конюшне и только жрет деньги. Если бы ты взял на себя ее продажу, то выручку мог бы оставить себе.
– Ах, дедушка, за твою машину и цента не выторгуешь. Больше того, еще и платить, наверное, заставят за утилизацию.
– Такого просто не может быть! Несмотря ни на что, ты мог бы дать хотя бы объявление. Документы на машину лежат в моем секретере. Есть еще кое-какие вещи, которые нужно сделать. К примеру, отменить подписку на мою газету.
– Уже готово, дедушка.
– Браво. Еще нужно написать заявление на почте, чтобы всю корреспонденцию мне направляли на новый адрес.
– Будет сделано. Что-нибудь еще?
– Мне бы хотелось иметь небольшой радиоприемник. Мой старый слишком велик для этого ночного столика.
– Достанем. Еще что-нибудь?
– Как бы это сказать получше – мне, понимаешь ли, неловко, – ведь это только начало. Ладно, к делу, in medias res![31] Я давно догадался, что ты из-за меня запустил учебу. Я не могу принять такую жертву.
Макс стал настаивать, что в любом случае подумывал бросить учебу, потому что английский и история искусства нагоняют на него смертную тоску. А вожделенную идею когда-либо перейти на медицинский факультет, наверное, придется выбросить из головы.
– Мне всегда хотелось, – признался старик, – чтобы в доме был свой здравомыслящий врач. Мне в жизни попадались одни шарлатаны! Плотник ни к чему, коль в доме есть топор. Ты спасешь меня от этих горе-знахарей. Ты не в курсе, можно ли как-нибудь подкупить центральное управление по распределению мест в вузе? Я бы с охотой предоставил для этого средства.
– Дедушка, это же незаконно!
– Не забирать же мне свои деньги в могилу? Если мы можем сделать что-либо на пользу тебе и мне, то надо попробовать – de nihilo nihil, из ничего ничего не получится. В любом случае я выпишу тебе сейчас чек, чтобы ты смог, когда потребуется, снять приличную сумму. А потом в субботу ты наведешь марафет, повяжешь галстук и поведешь Йенни на танцы с чаем.
