Короче говоря, доктор Свеин, мой муж открыл способ общения с умершими людьми. Случилось это на территории индюшачьей фермы. Он сам не посвятил ни меня, ни сына, ни кого-либо еще в тайну манипуляции. Но эти китайцы, ведь вы знаете, у них всюду есть свои шпионы! Они каким-то образом все пронюхали. А приезжали они ко мне для того, чтобы полистать дневник покойного мужа и посмотреть кое-что из оставшейся аппаратуры.
Они сами быстро разобрались, что к чему, и не поленились научить нас с сыном проделывать этот мерзкий фокус. Просто так, на всякий случай. Сами они были полностью разочарованы открытием мужа. Для них это тоже было в новинку, но, как они выразились, могло представлять интерес лишь для представителей того, что еще осталось от западной цивилизации. Что бы это могло значить?
Я вручаю это письмо доверенному лицу, которое отправляется в дальний путь, чтобы присоединиться к поселению своих родственников Бериллиев, которое находится в Мериленде, неподалеку от вас.
В своем письме я решила обратиться к вам, как к доктору Свеину, а не как к «мистеру Президенту», ибо это письмо никоим образом не затрагивает интересов государственной важности. Письмо мое носит чисто личный характер и имеет своей целью сообщить вам, что мы при помощи аппарата неоднократно разговаривали с вашей покойной сестрой Элизой. Она просит, чтобы вы обязательно приехали сюда для конфиденциальной с ней беседы.
Заранее рады встрече с вами. Пожалуйста, не обижайтесь на моего сына — вашего искусственного брата Нарцисса-2 фон Петерсвальда, который помимо своей воли говорит грубости и сопровождает их непристойными жестами, причем делает это в «самые неподходящие моменты. Он пал жертвой болезни.
Преданная вам, Вильма Вечнозеленая-17 фон Петерсвальд».
Так-то вот.
Несмотря на изрядную дозу три-бензо-манерамила, письмо задело меня за живое. Какое-то время я внимательно следил, как на лужайке у Белого дома мирно пасется лошадь человека из пограничных районов. Потом я повернулся лицом к нему самому. «Как это письмо попало вам в руки?» — спросил я.
Он рассказал мне, что нечаянно застрелил мужчину, по всей видимости. Бериллия, друга Вильмы Вечнозеленой-17 фон Петерсвальд.
Произошло это на границе Теннесси и Западной Вирджинии. Он принял Бериллия за кровного врага своей семьи. «Мне показалось, что это Ньютон Мак Рой», — сказал он.
Он делал все, чтобы спасти свою невинную жертву, но человек умер от гангрены. Умирая, Бериллий заставил его дать слово христианина, что он доставит письмо в собственные руки президенту Соединенных Штатов.
Я поинтересовался, как зовут его.
«Байрон Хэтфилд», — ответил он.
«А какое имя вам дало правительство?» — спросил я.
«Мы не привыкли кидаться на всякое новое барахло».
Выяснилось, что он принадлежит к одной из немногих натуральных разветвленных семей, в которую входили кровные родственники. Семья эта с 1882 года находилась в состоянии войны с другой такой же семьей.
«Мы за модой не гоняемся», — сказал он.
Я и мой гость из пограничных районов уселись в золоченые высокие кресла из бального зала, которые, скорее всего, когда-то приобрела для Белого дома Жаклин Кеннеди. Таким же манером расположился и летчик. Он очень волновался, ожидая, когда ему дадут слово. Я прочитал, что было написано на нагрудном кармане летчика. Там было: капитан Бернард О'Хара.
«Капитан, — обратился я, — по-моему, вы тоже не гоняетесь за модой и плюете на новые правительственные имена?».
Я подумал, что для капитана он явно староват. По-видимому, ему было не меньше шестидесяти. И я пришел к заключению, что передо мной — псих. Он случайно нашел капитанскую форму, напялил ее — и пришел в неописуемый восторг от собственного вида. Тогда он решил показаться ни больше, ни меньше, а самому президенту.
Но оказалось, что он был в здравом уме. Последние одиннадцать лет, выполняя задание, он просидел на дне засекреченной силосной ямы в Рок Крик Парае. Я ничего не знал о существовании этой ямы. Оказывается, в ней был спрятан президентский вертолет, а к нему впридачу тысячи галлонов бесценного топлива.
В конце концов он не выдержал, нарушил приказ и выбрался на свет божий, чтобы лично выяснить обстановку и, как он сам выразился, узнать, черт побери, что на земле происходит.
Я не мог удержаться от смеха.
«Вертолет к полету готов?» — спросил я.
«Да, сэр», — ответил он. Два года он собственноручно следил за исправностью машины.
Его механики один за другим разбрелись кто куда.
«Молодой человек, я вручаю вам медаль за верную службу». С этими словами я снял значок с лацкана своего смокинга и привинтил его к груди летчика.
Естественно, на нем было написано: «Долой одиночество!»
Человек из пограничных районов от награды отказался и вместо этого попросил продукты питания, которые поддерживали бы его силы на протяжении длинного пути до родных гор. Мы дали ему все, чем располагали сами. Мы доверху набили его седельные вьюки галетами и консервированными копчеными устрицами.
Да, а на следующее утро, когда заря еще только занималась, капитан Бернард О'Хара, Карлос Нарцисс-2 Виллавиченцо и ваш покорный слуга взмыли в воздух прямо из силосной ямы. Притяжение нам благоприятствовало, и вертолету приходилось затрачивать усилий не больше, чем парашютику одуванчика, гонимому ветром.
Мы плыли высоко в небе, и я помахал рукой крышам Белого дома, которые остались далеко внизу.
«До свидания», — сказал я.
Согласно моему плану, первым делом мы должны были посетить Индианаполис, который густо населяли Нарциссы. Они стекались туда со всех концов страны.
Я решил оставить там Карлоса доживать свои преклонные годы, окруженного заботами многочисленных искусственных родственников. Он до смерти надоел мне, и я рад был от него наконец избавиться.
«Потом мы полетим в Урбану, — сообщил я капитану О'Харе, — и конечной точкой нашего путешествия будет дом моего детства в Вермонте. После этого,
— пообещал я, — вертолет ваш, капитан. Вы свободны, как птица, и можете лететь, куда вашей душеньке угодно. Но вас ждут трудности, если вы не выберете себе хорошее среднее имя».
«Вы президент, — сказал он. — Вам и карты в руки».
«Нарекаю тебя „Орел-1“ — сказал я.
Он был ужасно польщен. Орден ему тоже пришелся по вкусу.
Сегодня Мелодия и Изадор навещали многочисленных родственников Изадора
— представителей семейства Малин, которые живут в районе Уолл-стрит. А я в одиночестве предпринял прогулку к надгробной пирамиде, которая стоит на пересечении Бродвея с 42-й Улицей. Потом я решил зайти в старый клуб Нарциссов на 43-й Улице. Потом пошел по 44-й Улице прямо к бывшему городскому дому моих родителей, где жили рабы Веры.
На крыльце городского дома я увидел Веру собственной персоной. Вокруг грудились ее рабы. Когда-то здесь был Парк Организации Объединенных Наций. Рабы засадили его арбузами, кукурузой и подсолнухами. У них был счастливый вид. Они считали, что им чертовски повезло в жизни, раз они стали рабами.
Все рабы Веры носили среднее имя Бурундук-5. Две трети из них были выходцами из семейства Малин. Чтобы тебя приняли в славные ряды рабов, ты должен был сменить имя на Бурундук-5.
Так-то вот.
Обычно Вера трудилась рука об руку со своими рабами. Она любила тяжелый физический труд. Но сегодня она рассматривала красивый цейссовский микроскоп. Накануне один из ее рабов нашел его среди развалин больницы. Микроскоп был так хорошо упакован, что в целости и невредимости пережил все эти годы.
Вера не заметила моего приближения. Как ребенок, она неумело смотрела в аппарат и бессистемно крутила ручки. По-видимому, она ни разу в жизни не видела микроскопа. Я подкрался поближе на цыпочках и вдруг крикнул: «Бу!»
Она в ужасе отшатнулась.
«Привет!» — сказал я.
«Ничего не понимаю», — сказала она, подразумевая микроскоп.
«Малюсенькие агрессоры, подстерегающие нас на каждом шагу, которые мечтают убить и сожрать нас, вот и все, — сказал я. — Ты действительно хочешь на них посмотреть?»
«Я рассматривала опал», — сказала она.
На предметном столике микроскопа красовался браслет с опалами и бриллиантами. В прежние времена коллекция драгоценных камней стоила бы миллионы долларов. А теперь люди отдавали Вере все драгоценности, которые им попадались. Точно так же, как мне отдавали все подсвечники.
Драгоценности потеряли всякую ценность. Обесценены были и подсвечники по той причине, что на Манхэттене не осталось ни одной свечи. Ночью люди освещали свои жилища помещенными в животный жир кусками ткани.
«Наверное, и на опале развелись микробы „зеленой смерти“, — сказал я.
Эти микробы развелись куда ни плюнь. Между прочим, мы сами не умерли от «зеленой смерти», потому что принимали противоядие, которое абсолютно случайно открыли родственники Изадора — члены семейства Малин. Лишались противоядия одиночные нарушители правопорядка, а порой и целые армии нарушителей, и тем самым они быстренько отправлялись на «индюшачью ферму» — в мир иной.
