Ознакомительная версия.
— Если честно — сам не знаю, — признался он. — Скорее всего — просто не люблю перемен. Тут с личной жизнью дай бог разобраться, а потом уже и о смене работы можно подумать. Ну и платят в «восьмерке» нормально, к тому же я работаю на полторы ставки плюс к тому раз в квартал премии дают в размере оклада. Наверное, эта больница подавила мою личность. Точно так же, как с аэропортами.
— С аэропортами? — переспросил Данилов, удивившись непонятному сравнению.
— Разве тебя не подавляют огромные международные аэропорты, обезличенные, многолюдные и какие-то равнодушно-усталые?
— Нет. Правда, не такой уж я и частый гость в аэропортах.
— В каждом из них пассажиров встречают служащие с одинаковым отстраненным выражением на лицах, — продолжил Рябчиков, — одинаковые магазинчики, одинаковые закусочные, одинаковые самолеты. Одинаковы даже таксисты, обреченно предлагающие свои услуги прилетевшим издалека пассажирам. Кажется, что эти аэропорты образуют свою, особую реальность, где спираль времени замыкается в круг. Нигде, ни в каком другом месте, однообразие бытия не ощущается так остро, как в больших аэропортах.
— А в маленьких? — улыбнулся Данилов.
— О, маленькие аэропорты — это совсем другое дело! — Рябчиков откинулся на спинку стула. — Маленькие аэропорты нравятся мне куда больше! В отличие от своих собратьев-гигантов, они индивидуальны, обжиты, пронизаны местным колоритом. И пахнут они каждый на свой лад. Вот, например, в Великом Новгороде по всему аэропорту разносится запах пирожков с мясом, очень, кстати, вкусных! Нерушимые связи малых аэропортов со своими городами вселяют в пассажиров спокойствие и уверенность в благополучном завершении путешествия.
— Что-то в этом есть, — согласился Данилов, вспоминая аэропорт города Липецка, в котором он был лет двадцать назад, в августе месяце. Тот аэропорт пах яблоками.
Его тогда еще удивило, насколько пассажиры липецкого аэропорта отличались от пассажиров «Домодедова» или «Внукова». Подавляющее большинство липецких пассажиров передвигались неторопливым шагом, на посадку проходили не толпясь и так же спокойно занимали места в салонах.
— У меня даже есть афоризм на эту тему: «В маленьком аэропорту пассажир ощущает себя человеком, а в большом аэропорту человек ощущает себя пассажиром».
— Здорово! — восхитился Данилов. — Сам придумал?
— Нет, у Пушкина списал! — ответил польщенный Рябчиков. — Из «Капитанской дочки»! Конечно же сам.
— Рудольф, а ты книги не пробовал писать? — уже серьезно поинтересовался Данилов. — Ты красиво выражаешь мысли, даже литературно. Как ты сказал: «особую реальность, где спираль времени замыкается в круг…» Знаешь, это так подходит ко всей нашей жизни. Мы бегаем по кругу, а нам кажется, что мы бежим вперед. Черт возьми, твоя меланхолия, оказывается, очень заразительна!
Под горячее Рябчиков снова заговорил о работе, но уже не о недостатках, а о достоинствах. Правда, достоинства эти были относительными и касались не больницы в целом, а отделения лучевой диагностики, в котором он работал.
— Мы хоть палаты не ведем, посмотрели, описали, и до свидания. А некоторые врачи от своих больных просто воют. Есть, конечно, и нормальные люди, но маргиналов тоже хватает. Бомжи постоянно лежат, сейчас, когда лето на носу, их мало осталось, но стоит только начаться холодам — косяком пойдут. Некоторые ведут себя очень развязно, попросят его, к примеру, в раковину не ссать, так он туда, не за обедом будь сказано, кучу навалит. Назло.
— За такое — только в морду, — сказал Данилов.
— Так и воспитывают, — кивнул Рябчиков. — Мне один очень интеллигентный медбрат как-то признался, что не испытывает никаких угрызений совести, занимаясь рукоприкладством. Напротив, оно приносит ему глубокое чувство морального удовлетворения.
— Чего ж тут удивительного? — хмыкнул Данилов. — Рукоприкладство практически всегда приносит чувство морального удовлетворения, ведь к нему обычно прибегаешь, когда все прочие доводы уже исчерпаны, а добиться понимания все же надо. Ведь очень ценно, чтобы тебя понимали.
— Не знаю, Вова, мне это как-то дико. Вдумайся в саму суть — медицинский работник избивает пациента, да еще и получает от этого удовлетворение.
— Моральное, — уточнил Данилов.
— Да хоть какое! Меня лично от этого коробит.
— Это ты на «Скорой» не работал. — Данилов вспомнил, как ни за что ни про что получил на вызове по голове увесистым обрезком водопроводной трубы от невменяемого пациента. — Можно сказать, жизни не видал. Ты не обижайся, Рудольф, я никоим образом не наезжаю на твою специальность, но рентгенологи очень мало контактируют с пациентами. Снимки делают рентгенолаборанты, рентгенологи их только описывают, а во время скопий вы командуете — «вдох поглубже и задержать воздух» или «повернитесь боком», вот и все общение. Поэтому у тебя и взгляды несколько иные. Пойми меня правильно, я не говорю, что пациентов надо бить, я просто хочу сказать, что некоторые люди слов не понимают совершенно и только тумаками можно объяснить им, как надо себя вести. Такие типы попадались мне как среди больных, так и среди врачей. Уроды вездесущи. А сколько врачей у вас в отделении?
— Трое вместе с заведующим, который называется «начальник отделения».
— Ладите друг с другом?
— Да, внутри отделения обстановка нормальная. Дружно держим оборону против других отделений. — Рябчиков пару раз хихикнул. — Разумеется, все другие отделения считают нас бездельниками. И рабочий день у нас короткий, и лишнюю нагрузку мы брать не расположены, и снимки описываем плохо.
— Плохо — это как?
— Пишем то, что есть, а не то, что хочет видеть лечащий врач. Есть у нас такие деятели, которые считают себя клиницистами в квадрате и, едва взглянув на больного, уже знают его точный диагноз. А когда их тыкаешь носом в снимки и просишь показать то, чего нет, обижаются и начинают орать, что мы перепутали снимки или что снимок бракованный. Так и живем. Только что это все я один рассказываю, а ты отмалчиваешься? Или у вас секретный госпиталь?
— Ну что ты, какие там могут быть секреты, кроме врачебных тайн? Обычная больница, только главного врача называют начальником и вместо заведующих отделениями тоже начальники. А так все как везде. Реанимация у нас маленькая, но после ремонта, который сейчас идет полным ходом, она расширится до двенадцати коек, то есть реально — до шестнадцати, если считать вместе с резервом.
— Как начальство?
— Госпитальное меня практически не касается — отчитался на конференции и свободен, а с непосредственным начальником мы ладим, он грамотный. Если с кем и есть проблемы, то с другими врачами нашего отделения.
— Тупые или вредные? — Рябчиков закончил есть и принялся медленно цедить уже выдохшуюся и успевшую нагреться газировку.
Данилов вкратце, в несколько штрихов, обрисовал своих коллег.
— Три классических медицинских случая — потомственный врач, роковая красотка и непризнанный гений — собрались в одном отделении, — резюмировал Рябчиков. — Булгаков или Чехов были бы рады такому великолепному человеческому материалу.
— Не забывай, что моя фамилия Данилов и человеческий материал интересует меня только как реаниматолога, а не инженера человеческих душ.
— Да, конечно, — поспешил согласиться Рябчиков, немного осовевший от выпитого (сто пятьдесят грамм водки после суточного дежурства это совсем не то, что сто пятьдесят грамм водки после безмятежного восьмичасового сна) и съеденного. — Но все равно интересно, меня, например, никто еще на дежурстве не соблазнял.
— У тебя судимости нет? — Тон Данилова был серьезным.
— Нет. — Рябчиков вздрогнул и трижды постучал по столу. — А почему ты спрашиваешь?
— И в связях с криминалом ты не замечен?
— Только по работе — у нас много уголовников лечится.
— По работе не считается, — успокоил Данилов. — Это нормально.
— Но зачем…
— Это я прикидываю, нет ли у тебя препятствий для устройства в наш госпиталь. Платят у нас не меньше, чем у вас, премии тоже дают, да и работа лучше налажена, порядок у нас на уровне…
— А смысл?
— Подгадаем тебе совместное дежурство с нашей роковой красавицей…
— Ах, вот ты о чем! — наконец-то понял Рябчиков. — Нет, спасибо.
— Ну как хочешь, мое дело предложить.
— Ты лучше скажи, в какой фитнес-клуб ты ходишь? — Рябчиков все же решился поговорить о личном.
За кофе обсудили, где интеллигентным людям лучше знакомиться.
— Вообще-то, насколько я понимаю, в наш век принято знакомиться в Интернете, — сказал Данилов.
— Это не по мне, — затряс головой Рябчиков. — Выбирать по анкете, договариваться, обламываться, опять выбирать…
— Кто-то не обламывается, — улыбнулся Данилов.
Ознакомительная версия.
