— Я как раз пытался сказать, Фреда, — продолжил дядя после того, как выдворил всех соседей, — что это совершенно нормально. Ты пережила страшную трагедию, и тебе хочется счастья, постоянства, уюта, которые дают определенные отношения между мужчиной и женщиной. Но замужество — это не тот шаг, который нужно делать легко, поверь мне. И я вовсе не хочу сказать, что этот чревовещатель — не тот, кто тебе нужен…
— Как раз совершенно не тот! — возопила тетушка Нинфа. — Что ты несешь, Бирилло?!
Между тем дядюшка продолжал, не обращая внимания на жену:
— Но ты познакомилась с ним всего несколько дней назад, причем при весьма страшных обстоятельствах. Обдумай все хорошенько, вот о чем я тебя прошу. Не решай сгоряча. Обещаешь?
— Обещаю, — соврала я.
Я ушла, но еще долго слышала, как неистовствует тетя Нинфа.
— Бирилло, этот человек — злодей, точно тебе говорю. Он играет с ней в какую-то игру, помяни мое слово…
В ту ночь, а вернее — на рассвете, у меня дома раздался странный телефонный звонок. Сначала говорили по-испански, и я подумала, что к линии кто-то подключился. Потом послышались щелчки и потрескивание. Затем я услышала знакомый голос. Это была Фьямма. Она звонила из Парагвая, где вела секретные переговоры с правительством. Озабоченная новостями, полученными по телексу, Фьямма в самый ответственный момент прервала переговоры, чтобы позвонить мне.
Иногда связь пропадала, и я ничего не слышала, но Фьямма продолжала говорить. Главное я уловила.
— Фреда, ты совершаешь роковую ошибку, — сказала она под конец.
— Ту же, что и ты, — парировала я.
— Нет, это совсем другое дело, — огрызнулась сестра, и связь прервалась.
На следующее утро я подавилась кофе, увидев заголовок в газете «Ла Република»:
«Ужасающий круиз: Кошмар продолжается».
В статье было написано:
«Рыболовный траулер „Святая Изольда“ ждала необычная находка, когда рыбаки вчера в полдень забросили сети в Голфоди-Ното. Вместе с лещами, золотыми рыбками, сардинами и ракообразными в сетях оказалось нечто, поначалу принятое за редкую разновидность так называемого арбузноголового кита (Peponocephala). Но при ближайшем рассмотрении это оказалось существо, пышные волосы головы которого украшали морские рачки и мелкие крабы. Суеверные матросы из Поццалло (провинция Рагуза) решили, что выловили русалку, и никак не могли прийти к согласию: хорошее это предзнаменование либо дурное. Но тут находка поразила их тем, что заговорила. Существо, впоследствии оказавшееся женщиной, неразборчиво повторяло название роскошного лайнера „Святая Доменика“, прошлой ночью затонувшего в Мальтийском заливе при весьма загадочных обстоятельствах. Судя по всему, выжившая женщина умудрилась проплыть с места катастрофы целых семьдесят километров, а потом угодила в рыбацкую сеть. Несмотря на то, что экипаж оказал ей необходимую помощь, женщина скончалась по дороге в больницу города Авола. Ее последними словами было: „Скажите Фреде, что я ее люблю“. Женщина была совершенно голая, весила 100 кг и имела механический протез вместо левой руки, который сильно проржавел в морской воде. Документов при ней не оказалось, но позже удалось установить, что это некая Клодия Строцци из римского района Сан Базилио. Коронер определил причину смерти как истощение, переохлаждение и захлебывание морской водой. У нее осталась мать, тоже Клодия. Администрация судоходной компании, которой принадлежал затонувший лайнер, выразила синьоре Строцци свои глубочайшие соболезнования. „Синьора Строцци-младшая была душой компании во время недавнего феноменально успешного круиза ‘Чудеса фараонов’. Ее друзья и спутники навсегда запомнят ее великолепные танцы, искрометный юмор и замечательную веселость. Жаль, что ее больше нет с нами“, — сказал оратор».
Значит, Клодия все-таки выжила, чтобы погибнуть. И ее последние слова были обращены ко мне. Я чувствовала себя ужасно.
Это случилось незадолго до того, как в приемной похоронной конторы появился репортер из мерзкой газетенки «Грязные слухи» и стал что-то вынюхивать, задавать провокационные вопросы.
— Не могли бы вы сказать, какого рода отношения связывали вашу бальзамировщицу Фреду Кастро и погибшую женщину? — приставал он к синьоре Доротее, пока я пряталась в усыпальнице.
— Нет, не могла бы, — отрезала синьора Доротея, вытесняя его из конторы под угрозой укола в мягкое место.
Знакомиться с семьей Альберто я пошла в темных очках — на случай появления папарацци.
Синьора Доротея не смогла удержаться от напутственной речи:
— Говорю тебе, Фреда, ты совершаешь грубейшую ошибку. Это всего лишь курортный роман, не более того. Со всеми случалось, даже со мной. Я ведь тоже была молоденькой. Звали его Сиро. Это было в Канетто, в августе. Мне было двенадцать… или тринадцать? Сама понимаешь, гормоны. И никаких чувств. У него была великолепная коллекция мрамора. В жизни не видела ничего подобного.
— Когда вернусь, принесу вам меренгу, — пообещала я, зная, чем умаслить начальницу.
— О, чудесно! — обрадовалась она. — Да, пожалуйста.
Я очень волновалась, когда меня знакомили с синьорой Липпи, с сестрой Альберто, Нунциатой, и ее потомством, к тому времени насчитывавшим пять душ.
Синьора долго смотрела на меня и молчала. Потом повернулась к Альберто и сказала:
— Сынок, не женись на ней.
Тут же встряла и Нунциата:
— Она мне не нравится.
После встречи Альберто сказал:
— По-моему, все прошло хорошо.
А по-моему, он меня обманывал.
Несмотря на сопротивление родственников, мы назначили дату свадьбы, и с той минуты нас объединяло предчувствие неминуемой катастрофы. Хоть это было общее.
В субботу, 24 июня 1972 года, в пять часов вечера мы поженились.
Меня успокаивало только то, что я исполнила мамино пророчество.
Свадебная церемония, проходившая в муниципалитете на виа Джулиа, в нескольких кварталах от нашего старого дома, была безрадостной. Честно говоря, мне случалось бывать на куда более веселых похоронах. На входе стоял Полибио, ради смеха нацепивший фальшивый нос. Всем, кто плакал, он вручал бумажные носовые платочки. Безутешная тетушка Нинфа рыдала громче, чем на похоронах моей мамы или синьоры Пучилло.
— Я этого не вынесу, Бирилло, — заявила она, прежде чем дядюшка успел открыть рот, чтобы ее отругать. — Смотрю я на этого мерзкого, уродливого, скользкого, страшного коротышку и понимаю, что не вынесу.
— Не расстраивайтесь, тетя Нинфа, — сказала Фьямма, изображая радость. — Это ведь ненадолго, так чего же переживать?
Но вскоре даже окружавшие ее секретные агенты начали всхлипывать.
Формальности были соблюдены с головокружительной быстротой, от чего в голове у меня несколько затуманилось. На все вопросы я без колебаний отвечала «да». Чтобы успокоить нервы, я сосредоточилась на побочных шумах: скрежете деревянных зубов Малько позади меня; сопливом похрюкивании потомков Нунциаты, одетых в форменные черные пиджачки и кепки; безостановочной болтовне синьоры Липпи. И на всепобеждающем затхлом запахе стоявшего рядом со мной жениха.
Счастлив был только Пьерино. Он восседал на плече синьоры Доротеи, хлопал крыльями и лаял по-собачьи, что означало полную и неподдельную радость.
После бракосочетания не было ни поздравлений, ни торта, ни танцев, ни подарков, ни конфетти. Зачем? Праздновать то, что никого не радует?
Поэтому Альберто нанял повозку с пони, и мы отправились на вокзал, а оттуда на поезде во Фреджене — проводить первую брачную ночь в знаменитом отеле «Вилла Спунья».
Гости с моей стороны пошли к тетушке Нинфе — пророчествовать относительно нашей семейной жизни (некоторые предсказания удивительным образом сбылись) и утопить печали в домашнем кофейном ликере дядюшки Бирилло.
Что делали в это время родственники Альберто, мне не известно.
Предпочту утаить от вас технические подробности нашей кошмарной брачной ночи. Все, что могло быть плохо, было плохо. Альберто заказал номер для новобрачных, но в «Вилла Спунья» не оказалось соответствующей записи, и нам сказали, что это невозможно. Отель был полупустой, но портье уверял, будто все номера заняты.
Выяснилось, что свободной осталась только подсобка, и если мы подождем, нам ее покажут. Два часа мы слонялись по коридорам. Наконец хозяйка, которая в прошлой жизни была румынским снайпером, без всякого энтузиазма повела нас на второй этаж.
Подсобка оказалась самой настоящей подсобкой со множеством щеток, швабр, антикварного вида веников и покореженных ведер. Все было покрыто толстым слоем пыли, и у Альберто тут же начался приступ аллергического насморка, к коему он был предрасположен с детства. Румынская снайперша сообщила, что за лишние двадцать тысяч лир (сверх стоимости комнаты) сюда можно перетащить раскладушку. Альберто радостно согласился. На мой взгляд, слишком уж радостно.
