— Да, и «Stingrays», — сказал Хэнк. — Шарлен как-там-ее. Он же вроде женился на ней?
— Угу, кажется, женился.
— И ее тоже разыщи.
— Запросто. Никаких проблем.
Я позвонил Деннису ночью, из студии. Ответил Большой Уилли. Долгая пауза, наконец Деннис взял трубку:
— Откуда у тебя мой номер?
— Я позвонил в справочную.
— Справочную? Этот номер не должен нигде значиться. Чертова телефонная компания. Поубиваю этих козлов на хрен.
Понятно, сказал я себе, он все время грозит всех убить, так что ничего это не значит.
— Так что тебе надо? — спросил он.
— Что ж, скажу тебе, я тут подумал хорошенько. Понимаешь, я беру интервью у главных, ключевых фигур в истории рока. Вообще-то я уже говорил почти со всеми, кто хоть что-то из себя представляет и до сих пор жив, кроме тебя. Ничего такого особенного, правда. Никакого давления. Просто будем сидеть рядом, крутить пластинки. Ну, типа предадимся воспоминаниям о музыкальных сессиях, понимаешь? Вроде этого.
— Шутишь, что ли?
— Разумеется, учитывая все, что ты сделал, можно отлично обсудить…
— Да у тебя, похоже, совсем мозгов нет. Ты что, серьезно считаешь, что я буду рассказывать о том, как я создавал свою музыку? Эти гребаные придурки уже двадцать лет пытаются понять это. А ты думаешь, я вот так все и выложу?
— Ну, на самом деле, мы бы не хотели сильно углубляться в технические детали. Можно сделать все, что ты хочешь, правда. Ты до сих пор очень интересен многим и многим.
— Ты кретин! — заорал он на меня. — Приспособленец, недочеловек, дешевка! Плевать ты на меня хотел! Ты, может, вообще мою музыку ненавидишь! Ты такой же, как тот ублюдок, что подкладывал под свою бабу пластинки Конни Фрэнсис. Думаешь, я не знаю, почему на самом деле ты мне позвонил? Да ты такая же озабоченная сволочь, как и все в этом городе! На каждую розовенькую прокладку кидаются! Да ты просто хочешь трахнуть Шарлен. Что, не так? Что ж, сожалею, но придется разочаровать тебя, сопляк — эта сучка на карантине. И если ты только попробуешь шаг ступить за нашу ограду, я тебе яйца оторву!
Он бросил трубку. Я чувствовал себя оскорбленным, глубоко униженным. Хрен придурочный, мегаломаньяк. Я же оказывал ему услугу, давал шанс начать жизнь еще раз. Более того, я никогда, ни разу в жизни не дрочил на пластинки Конни Фрэнсис, о Господи Иисусе, дай мне передохнуть. Более того, я преклонялся перед его творчеством — так что, он ждал, что я теперь должен вылизывать его битловские ботинки? Это было ужасающим оскорблением всему, что я представлял из себя как человек — предположить, что я затеял все это, только чтобы поцеловать вишнево-красные губы его жены. Что все, чего я хотел — облизать каждый дюйм ее мягкой ванильной кожи. Что мне нужно было лишь раздвинуть ее ноги, белые, как слоновая кость, и зарыться лицом в ее взрывающийся гранат, а потом вгонять в нее свою лоснящуюся, блестящую палку, пока она не закричит, как Тина Тернер в кроваво-красном «феррари», несущемся на бетонную стену. Хотя на самом деле я хотел сделать именно это — и ох, столько всего еще.
Нил, конечно, был прав. Мне надо было завязать с этим делом. Забыть, что я вообще видел ее. Любой другой выбор был самоубийственным флиртом со смертью, игрой, которая не стоит свеч. Я был слишком стар, чтобы умереть молодым. Я слишком долго ждал, чтобы оставить после себя только обезображенный труп.
Но я не мог забыть о ней.
Этой ночью, около двух, я поставил набор композиций «Stingrays»: «Люби меня этой ночью», «Бесконечный поцелуй», «Буря любви», «В твоей машине», «Когда мы целуемся», «Я не хотел тебя обидеть», «Милый, когда мы в ссоре», «Поцелуй меня еще раз» — я плыл по волнам этих песен.
Джек, один из дневных ди-джеев, заглянул где-то в полтретьего в компании ультрастильных друзей. Насколько мне было видно, они над чем-то смеялись, закинувшись чем-то из сверхмодной наркоты в одном из офисов, а он по системе оповещения подключился ко мне: «К тебе посетители».
Я как раз грезил под «Каждую ночь (рыдаю, пока не усну)» и слишком поздно поднял глаза. Большой Уилли уже входил в студию, сразу за ним шагал Деннис. Я сморщился, ожидая прилета эбенового кулака в морду. Вместо этого на мое плечо мягко легла рука Денниса, а сам он вкрадчиво рассмеялся.
Его улыбка демонстрировала комплект искусственных зубов — не хуже, чем у Кейта Ричардса. Передние зубы сияли, как у звезды экрана, там, где ранее торчали гнилые бурые пеньки — последствия приема метедрина. Я никогда еще не видел, чтобы он так улыбался, ну или хоть как-то иначе. И еще — до сих пор я не видел у него таких глаз. Булавочные головки. Он хихикнул, как больной на последней стадии стремительно развивающегося рака.
— Привет, Скотти. Надеюсь, ты не против, что я вот так просто взял и заскочил к тебе? Не возражаешь, а?
— Н-нет, конечно, нет. Хотя, признаюсь, не ожидал.
Он скользнул в кресло рядом со мной. Большой Уилли остался стоять в дверях, скрестив руки на груди, громоздясь над нами обоими.
— Ты извини, — сказал Деннис. Его лицо блестело от пота. — Я по телефону разговаривал как последний мудак. Ты застал меня в очень неудачный момент. Ты меня прощаешь?
— Конечно. Все нормально. Проехали.
Он пожал мое плечо, сдавил мне шею. Он показался мне покойником, его лицо было намного ближе ко мне, чем я хотел бы, и я никак не мог встретиться с ним взглядом. Интимность его жеста встревожила меня; не потому, что в ней было что-то сексуальное, нет. Что-то намного более жуткое таилось во всем этом.
— Ты мне нравишься, — сообщил он. — Я знаю множество людей — за столько-то лет, но ты — один из немногих, кто мне по-настоящему нравится.
— Ты мне тоже, — ответил я и отодвинулся, показывая, что пластинка вот-вот закончится.
— То, что я нес насчет того, что ты хочешь трахнуть Шар — это я с рельс сошел. Я понял это сразу, как только сказал. Просто такое дело… — он изобразил гримасу самурая, страдающего запором, — …ты ведь не знаешь, через что мне пришлось пройти из-за этой сучки. Просто не представляешь себе. Это долгая история.
— Извини, я на секунду, ага? — я погрузился в изучение поверхности диска с записями «Pretenders»,[201] чувствуя непонятно откуда взявшийся прилив бешенства.
— Я хочу говорить, — он наклонился так близко, что я чувствовал запах «Полидента». — Я хочу дать это интервью. Хочу. Сегодня же.
Его лицо по-прежнему было совсем рядом с моим. Я чувствовал, что в любой момент он может взорваться в неистовой ярости.
— Ну, это круто, хотя вообще-то я сейчас не совсем готов, но…
— Ничего, справимся, — он подтянул к себе микрофон. — Включен? — Микрофон был отключен; Деннис включил его.
Я тут же заговорил, не дав Деннису произнести ни слова, перекрывая запись «Pretenders»:
— Эй, мальчики-девочки, в жизни не догадаетесь, кто только что заявился в шикарную студию KRUF, совершенно захватив врасплох меня, а также стройные легионы наших бесполых секретарш. Вот прямо сейчас я сижу близко, даже слишком близко, к одной из настоящих живых легенд рока. Истинный гений, которого не нужно представлять тем, кому сейчас за тридцать, кто рассекал по Ла Чинега в дешевых париках и на оксидированных ниссанах «датсун зет»…
…хотя для тех из вас, кто болезненно ловит исключительно новые тенденции «post-new-wave», для этих модников и модниц, может, и надо представить. «Beehives», «Vectors», Луиза Райт, и последние по списку, но не по значению — бессмертные «Stingrays». Я мог бы продолжать список и дальше, но, — как говорит мой кумир Артур Годфри,[202] — «ну че, понял?». Да, я обращаюсь к вечному титану композиций на двадцати четырех дорожках, эксцентричному и очаровательному королю молодежи, истинному Вагнеру винила, тому, кто в одиночку объехал «люфтваффе» с романтикой автокатастроф. Итак, позвольте мне представить его просто: Деннис Контрелл.
Он раскрыл рот, но не произнес ни слова. Глаза его закатились под лоб, остались видны лишь белки. Он уже валился лицом в то, что осталось от моих «чиккен макнаггетс», когда Большой Уилли сгреб его за ворот рубахи с узором «пейсли» и не дал ему упасть. Я отключил микрофон.
— Господи…
Он был в полубессознательном состоянии; Большой Уилли стащил его со стула. Он весь задергался. Большой Уилли со знанием дела сдержал его.
— Сортир есть?
— В конце коридора. Слушай… — я представил себе его посинелые губы, парамедиков, кислородную маску, похороны.
Большой Уилли уперся в меня взглядом:
— Ну чего?
— Как ты думаешь, он оправится? В смысле…
— Ага, — устало-раздраженно ответил Большой Уилли. — В полном будет порядке. Не волнуйся об этом, угу?
Я проследил взглядом, как он тащит Денниса по коридору, и снова включил микрофон.
— Эй, ребятки, вы уж извините за пустой эфир, у нас тут небольшая техническая проблема в одной из бесчисленных компьютеризированных студий KRUF. Похоже, какая-то голая беременная монахиня, осыпанная ангельской пыльцой, нажала в машинном зале что-то не то, и вот наша команда LAPD SWAT гонится за ней по пятам, потрясая мачете и роняя пену с клыков. Только что произошел обмен очередями из огнестрельного оружия, но слава Богу, никто не пострадал. Что касается Денниса Контрелла, похоже, мое представление его было несколько преждевременным. Могу поклясться, я чувствовал, как он трется о меня прямо здесь, в моей пещероподобной, освещенной свечами, стилизованной мною под «Плейбой» студии широкого вещания. А оказалось, это всего лишь пускала слюни монголоидная любовница председателя совета директоров нашей компании-учредителя. Чувствую, можно сказать, что сегодня ночью дела тут у нас смешались в жутком хаосе. Но я попробую все выправить. А пока — истинная классика: группа «Vectors», композиция Контрелла «Ринкон».
