Мы твердо знали, что каждому из нас было свыше выделено по одной жизни. Второй не полагалось.
И хотелось прожить свою персональную, такую непродолжительную жизнь как можно более весело, беззаботно и полноценно. Хотелось выпивать с друзьями, хотелось любить красивых девушек, хотелось отдыхать в Крыму, хотелось получать достойную зарплату…
Многие делали карьеру. Кто-то месяцами торчал на Байконуре. Кто-то писал диссертацию. Кто-то шаркал по министерским коридорам. Кто-то служил в КГБ. Да, были и такие. И за дружеским столом они ничем не отличались от других. Так же пили, также ухаживали за барышнями, также дружили и помогали, если с кем-то случалась беда.
В наше время усилиями "демократических" авторов создан ходульный образ злокозненного гебешника, который обожал на досуге мучить нежных диссидентов. Наверно, были и такие. Я с такими не встречался.
Не знаю, что они там писали в своих отчетах и писали ли вообще, но ни на ком из нас дружба с чекистами никак не отразилась. Никого не посадили.
Хотя, если вспомнить, какие разговорчики мы подчас вели, могли и посадить. Вру, одного посадили. Вернее, чуть было не посадили. За воровство казенных денег. Отделался выговором по партийной линии. И наши друзья из органов здесь не при чем.
Это сейчас всех гэбэшников изображают исчадиями ада, от которых надо было держаться подальше. А я помню, как одному моему приятелю, Володе Воронину, капитану КГБ, другой мой приятель, стоматолог Зяма Шнейдерман, накостылял за то, что тот принялся спьяну ухлестывать за его женой.
И ничего — тем же вечером помирились, выпили на двоих литр водки и проплакали на кухне до утра. И не надо во всем видеть хитрые ходы и происки тайных служб. Просто Зяма надавал тумаков своему старинному другу и собутыльнику. За дело. И все! Вышесказанное совершенно не вписывается в стереотипы, навязываемые нам средствами массовой информации.
Правда, допускаю, что мы, скорее всего, никакого интереса для компетентных органов не представляли. Ну, болтали что-то про густобрового генсека, травили анекдоты про Ильича и Чапаева.
Ерунда все это. Так развлекались на кухнях в ту пору миллионы наших сограждан. Всех не посадишь, колючей проволоки не хватит. Да и сами гебешники между собой болтали такое, за что несколькими десятилетиями ранее расстреляли бы не только их самих, но и их родственников.
Во всех нас сидело желание пошевелить протухающее коммунистическое царство. Мы, по большей части неосознанно и бесцельно, обстряпывали всевозможные каверзы, внося, таким образом, в скуку жизни разнообразие и некую перчинку.
Мне жаль наше поколение. Все ушло в пар…"
"Я и мой сын… Мы не близки. Это меня угнетает. Ведь я его люблю. Думаю, не меньше, чем любил его мать.
Мой сын редко бывает дома. Ему уже двадцать пять. И он не женат. У моего сына странные друзья: у них имена, напоминающие собачьи клички. Бобби, Джимми, Гарри, изредка появляется какой-то Карл.
Господи, что за имена! И еще Кэт. Кэт носит очень короткую прическу. Словно ее только что выкинули из тифозного госпиталя. Или побрили перед этапом. Словом, голова никуда не годится. И если бы только это. У нее все коротко. Ноги. Юбка. Ум. Она поразительно похожа на мою первую девушку, Валентину. Подозреваю, что она такая же дура и такая же стерва…
Мой сын от этой Кэт без ума. Как и я когда-то от своей Валентины".
"У меня появились новые друзья. Это девушка и ее приятель. Милые, очень милые ребята.
Галина и Стас, так зовут моих друзей, приходят ко мне по вечерам. Мы пьем сухое вино и ведем долгие беседы. Галя учится в Строгановском училище. Стас в прошлом году закончил мехмат университета.
С ними я опять почувствовал интерес к жизни. И решил поэкспериментировать с моими новыми знакомцами. Естественно, без умысла нанести им какой-нибудь вред.
Я уже писал о том, что мне нравится вводить в реальную жизнь элементы театра абсурда. Это взбадривает меня и скрашивает скучную действительность.
Прежде всего, я распределил роли. Роли простака и простушки, естественно, я оставил за моими милыми друзьями. Понятное дело, что в роли доброго дяди выступил, я сам. Добрый дядя, как известно, очень часто к концу повествования оказывается…"
На этом запись обрывалась. Далее следовало:
"Как это увлекательно! Они поддались, мои простаки! Они втянулись в игру. Правда, мне приходится подкармливать Стаса деньгами, он берет у меня на такси и на билеты в кино…
Зато я получил возможность проводить время…"
"Они прекрасны… Владеют богатым набором тонких штучек, мне не известных. Вот же молодежь!.. А я поносил нынешних двадцатилетних, обвиняя их в неумении и равнодушии. Сегодня Стас попросил меня дать ему — взаймы! — крупную сумму денег. Я дал все, что у меня было… Он скривил красивый рот…
Ночь мы провели втроем… Это было великолепно!.."
Ну, папа!..
"У меня чрезвычайно успешно идут дела. Скоро я буду богат. Очень богат… Это может стать опасным. Возможно, я осуществлю то, что задумал, и тогда мой сын…"
Господи, о чем это он?..
Незаметно для себя я уснул.
Разбудил меня визг. Самый настоящий поросячий визг. Но визг не носил трагического характера, связанного с умерщвлением живой плоти. Это я уловил. Потом визг перешел в шипение, а шипение — в радостное хихиканье.
Потом все ненадолго стихло. Потом за стеной заскрипели пружины кровати.
Спустя четверть часа я услышал, как полилась вода в душе.
А еще через четверть часа кто-то начал скрестись в дверь.
Я пролаял: "Херайн!"
Дверь отворилась и на пороге появился Карл.
Глаза его лучились. На губах — победительная улыбка. Карл немного походил на верблюда, до отвала наевшегося колючек.
Он залопотал с кавказским акцентом:
— Ах, какой дэвушка! Нэ дэвушка, пэрсик! Сладост! Мэд!
Так в жизнь Карла вторглась Беттина Шульц. Беттина киноактриса. Приехала откуда-то из Юго-Восточной Германии. Что ей понадобилось делать в Австрии, на озере, название которого — Клопайнерзее — по-русски звучит почти как ругательство? Будто в Германии своих озер нет…
— Я и моя любимая девушка приглашаем тебя в ресторан, где и отметим мой день рождения. Это событие должно состояться… э-э-э, словом, как только я решу, что для этого настало время…
— Ты и твоя новая девушка? А если тебя с ней накроет Адель? — поинтересовался я. — Как ты думаешь, что сделает с тобой бывшая циркачка, не расстающаяся даже ночью с бейсбольными битами?
Карл думал недолго.
— У меня же есть мушкет. Грозное оружие! Оно, правда, не стреляет, но напугать может. Посуди сам, не могу же я неделями обходиться без женщины! И потом, у меня день рождения… Должна же она понять, — Карл почему-то посмотрел на часы, — Адель хоть и бывшая провинциалка, но женщина широких взглядов, — его лицо приняло задумчивое выражение. — Интересно, над кем будут летать ее пылающие булавы, когда она меня разлюбит?
Беттина превосходно говорит по-русски. Акцент почти не заметен. Ее русская матушка училась в Москве в Университете дружбы народов, в конце семидесятых познакомилась там с немецким студентом, вышла за него замуж и укатила в ГДР. Сама Беттина тоже училась в России, кажется, в Питере.
Беттина стройная блондинка лет тридцати. Может, — тридцати пяти. Смущало только то, что она много говорила. Причем, по любому поводу и на любые темы. Остановить ее было трудно, впрочем, я и не пытался. Я только просил ее больше говорить на родном языке, чтобы я мог поупражняться в немецком.
В какой-то момент мне показалось, что Карл связался с дурой… Сразу оговорюсь, что я ошибся. Забегая вперед, скажу, что и болтливость ее со временем поубавилась. Она, видимо, поняла, что болтать, когда тебя никто не слушает, пустая трата времени.
Но поначалу ее безудержная словоохотливость дала мне повод задуматься над проблемой среднестатистического дурака. И рассмотреть ее почти с научной точки зрения.
Опыт общения с дураками и дурами у меня не богатый. Скорее всего, его просто нет. Потому что среди моих друзей откровенных и скрытых дураков не было. Были очень умные, были просто умные, попадались менее умные. Но дураков не было. Это правда. Дураки в число моих друзей не входили. И дело тут, замечу скромно, не во мне и не в моих друзьях, просто так получилось. Видимо, дураков не привлекали компании, в которых я вращался; у дураков, подозреваю, свой круг общения.
