(Сбоку, красным фломастером: КОМУ ЭТО СЕГОДНЯ ИНТРЕСНО??? ЛЕВКА, ТЫ ГЛУХОЙ БЕТХОВЕН! — Л.Х.)
— Выпьем, красавица, — грустно сказал Васильев Ане. — Замучил тебя начштаба? Пельмени, наверное, ему варишь? Это же надо каждый пельмень слепить! Ай-яй-яй! — И тут же обратился к Валерию. — Как может забить отверстия такого диаметра? Сам знаешь, два паровоза можно поставить друг на дружку. Ну, одну дырку завалило… две… А уровень растет — будто все перекрыты.
Аня, кажется, наконец поняла. Сидела напуганная, открыв рот. Зря он все-таки при ней. «Может, камни накатило? — подумал Валерий. — От насыпной косы Титова камни накатило?» Он высказал вслух и этот вариант. Васильев скептически скривился.
— Может быть. Возможно, ты и прав. Зинтат — бешеная река, что ей стоит покатить по дну пару-другую негабаритов тонн по двадцать-тридцать? А может, разгадка куда проще, такая, что завтра за голову схватимся.
Валерий тягостно кивнул. Васильев хотел глянуть на часы — запястье было пусто.
— Завтра бурим по всей длине плотины. И… добровольцев надо, Валерий, добровольцев, жать на людей не будем, жать вообще на людей не нужно, верно? — Он снова улыбнулся Ане, как старый ловелас. Наверное, завтра Аня у себя в Стройлаборатории будет рассказывать, какой у них замечательный шеф. — Устала, девочка? Зима в Сибири — это ой-ёй-ёй! Хочешь в Болгарию? Путевку достану. Привезешь три помидора — себе, мне и… ему. Ну, ладно. — Васильев неожиданно поднялся, поцеловал ее, нахлобучил папаху, накинул дубленку и пошел к двери. — Рахмат. Мне пора.
Валерий суетливо вскочил. Это было так непонятно — человек не попил чаю, не пригубил водки, уходит в лютую стужу. Дома у него — никого, жена далеко — в Москве. Куда же и зачем он?!
— Даже не согрелись, — укоризненно бросила вслед Аня.
— Спасибо, спасибо! — Альберт Алексеевич, обернувшись, блеснул улыбкой. — Гегель-то что говорил? То-то.
Дверь закрылась.
— Фантастика, — пробормотал Валерий. — Не понимаю. Человек, у которого раньше каждая минута была расписана… ходит вот так…
«Растерялся??? И сейчас, в эти дни, самый момент нанести ему удар в спину? Я не дам врагам Васильева сделать это! Не позволю!»
Аня загадочно повела глазами:
— Здесь с женщиной связано… шерше ля фам.
— Да иди ты! — Туровский почему-то все более злился на нее. — При чем тут женщина? При чем тут вообще женщины! У человека великая биография! Великая цель! А это все — сор…
Аня обиделась, начала убирать со стола.
— Да я сам!
— Нет уж!..
Валерий надел полушубок и сел, надувшись, в углу. Все-таки плохо топят, батареи еле живы.
— Ну, я пошла, — доложила девушка, охлестнув ремешком шубейку. Она стояла на пороге и смотрела на Туровского. «Попросить ее остаться? Нет, нельзя».
— Спасибо, — кивнул он ей, вставая. — Ты очень мне помогла, Аня.
Валерий запер дверь. За окном с грохотом катились вагонетки, фырчали и бибикали грузовики, везли щебень, железо, дерево, бетонные балки, трубы, станки, части огромных механизмов… При свете прожекторов до небес восходили черные берега Зинтата. И эхо металось от одного берега к другому, искажаясь до неузнаваемости.
Валерий лег спать и вспомнил почему-то Ольку, маленькую краснощекую девушку, которую за эти щеки и прозвали Снегирек. Она с самого начала стройки работала здесь, в Строительной лаборатории, вместе с Аней и Ниной Рябцевой. Тихая, скромная, зимой и летом одним цветом — в штормовке, в сереньком свитерке, в старых джинсах. Молча ходит, молча пишет. А обратится кто из парней — сконфуженный взгляд по полу… Ее, как самую маленькую ростом, первой поздравляли в праздники, преподносили цветы. Ее провожали после работы в метель, подвозили на машине шофера, ее никто не обижал, но кажется, никто и не любил. Как-то не всерьез к ней относились. Баловали конфетами, трепали по головке, а был ли кто-нибудь у нее свой — трудно сказать. Валерий во всяком случае об этом не задумывался. Ему это было неинтересно. Он тоже раза два в снегопад провожал Олю Снегиреву в общежитие от остановки, она шла, размахивая руками и высовывая язык, как школьница, и Валерий ее раз поцеловал, и получилось — в язык, они долго смеялись, и потом, встречаясь глазами в штабе или лаборатории, не могли удержаться от улыбки. Оля улыбалась всем — и кто знает, не было ли со всеми у нее такой же доброй дружбы… но любить ее по-настоящему? Нет, Туровскому не известно, любил ли кто-нибудь ее. Почему же девушка пыталась отравиться? Почему до больницы дело дошло? Несколько раз он подумал со странной, довольно подлой радостью: «Не из-за меня ли?» и сам же сердито отверг эту мысль: «Я-то при чем?» Конечно, бывало, да, подмигивал ей шаловливо при встрече, говорил: «Звездочка моя, не на небе, не на коньяке — а здеся!» Не могла же она эти глупости принять за чистую монету? Он читал ей стихи Есенина, какие помнил, и даже кое-что излишне откровенное… но не могла же она подумать, что он любит ее? А почему бы и нет? Бывают, наверное, люди, которым достаточно сказать слово — и они верят слову. Не то, что мы — привыкшие к водопаду фраз, обещаний, намеков, необязательных восторгов, шутливых домогательств (так принято!), ненужных комплиментов… А Оля — кто знает, не была ли она очень серьезным человеком, не думала ли она, что за улыбками Валерия кроется что-то сильное и постоянное — ведь шуточки длились, во всяком случае с его стороны, года три? Он ее знал еще со Светограда. И всегда она оставалась точно такой, словно возраст не коснулся ее. Олька Снегирек… Только этого еще ему не хватало — мучить совесть ни за что! Хрустов тоже целовал Ольку. И комсорг Маланин не однажды провожал ее. Когда приезжали артисты с Таганки, Валерий достал и для нее билет. Ну и что?! И все-таки, все-таки… жаль девчонку. Что-то было в ней непривычное. Разве можно жить так скрытно? Никто не знал, переписывается ли она с кем-нибудь. Впрочем, если бы у нее был где-нибудь жених, она бы рассказала всем. Она Туровскому прежде всего о своих родных выложила — и про мать, и про бабушку, которой девяносто три года, и про сестру с двумя детьми, и про ее чахоточного мужа со странным именем Елпидифор… Причину надо искать на стройке.
Туровский зарылся лицом в ледяную подушку. В голове кружилась огненная карусель. Тревожный день не отпускал. А тут еще Оленька вспоминается…
А может, эта странная прекрасная маленькая женщина — его несбывшаяся судьба? И ему бы надо сейчас броситься вдогонку за ней, в обкоме комсомола узнать, куда полетела, найти ее, за плечи обнять, в глаза заплаканные посмотреть… Но так можно о любой девушке подумать, даже вот про Аню — что несбывшаяся, лучшая. Только сердце будет сладко рушиться от подобных мыслей. А жить надо там, где ты стоишь…
ПИСЬМА И ТЕЛЕГРАММЫ, ПРИШЕДШИЕ В ОТДЕЛ КАДРОВ Ю.С.Г.:ПИШУТ ВАМ КОМСОМОЛЬЦЫ 8-А КЛАССА ПОСЕЛКА СОБОЛЬ. МЫ ХОТИМ ПРИЕХАТЬ ДОСТРАИВАТЬ ВЕЛИЧАЙШУЮ В МИРЕ ЮЖНО-САЯНСКУЮ ГЭС. НАШИ МАЛЬЧИКИ ЗАНИМАЮТСЯ В АВТОКРУЖКЕ, А ДЕВОЧКИ УЧАТСЯ ГОТОВИТЬ ВКУСНЫЕ БЛЮДА. НАПИШИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, НАМ, КАК К ВАМ ДОЕХАТЬ? С УВАЖЕНИЕМ ГАНКА СВИРИСТЕЛОВА.
Я, ПЕТРОВ НИКИТА ВАСИЛЬЕВИЧ, РАБОТАЛ НА УЗТМ, НА МАЗЕ, ТРАКТОРЕ «БЕЛАРУСЬ» И C–IOO, ЗНАЮ СЛЕСАРНОЕ, ТОКАРНОЕ ДЕЛО, ПЛОТНИЦКОЕ, ПРОШЕЛ КУРСЫ СВАРЩИКОВ, ПОДШИВАЮ САПОГИ, УМЕЮ БРИТЬ И СТРИЧЬ, СРОЧНО НУЖНА ЖИЛПЛОЩАДЬ ПО СЛУЧАЮ ЖЕНИТЬБЫ, ЗАРПЛАТА ЛЮБАЯ, ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ: КРАСНОЯРСК, ГЛАВПОЧТАМТ, ПЕТРОВУ Н.В.
СООБЩИТЕ В УПРАВЛЕНИЕ МВД, НЕ РАБОТАЕТ ЛИ У ВАС ПОСПЕЛОВ Ю.А., ОН ЖЕ, ВОЗМОЖНО, КАРАЕВ И.А., АНДРЮЩЕНКО В.П.?
НЕ НУЖЕН ЛИ ВАМ РУКОВОДИТЕЛЬ ХОРЕОГРАФИЧЕСКОГО КРУЖКА? СОЛОВЬЕВ МАРК МИХАЙЛОВИЧ.
Ю.С.Г. ГЕРОЮ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДА ХРУСТОВУ ЛЕЧУ КРЫЛЬЯХ ЛЮБВИ ВСТРЕЧАЙ ПОЕЗД 89 ВАГОН 14 ТАТА (телеграмма была не сразу вручена — работники отдела кадров справедливо сочли, что это — розыгрыш, такого Героя Соцтруда на стройке нет — Л.Х.)
НУЖНЫ ЛИ ВАМ ПОЖИЛЫЕ ЛЮДИ? МОГУ РАБОТАТЬ СТОРОЖЕМ, МНЕ 80 ЛЕТ, НО Я ЗДОРОВ, ЕСТЬ СПРАВКА. СТРЕЛЯТЬ УМЕЮ. ПАРФЕНОВ ИВАН ИВАНОВИЧ.
Что же делал А.А.Васильев на следующее после приезда утро (помимо того, о чем я уже вскользь рассказал, войдя в сознание других героев)?
Еще в чернильной тьме перед рассветом проехал в котлован. Котлован возник перед ним, как маленький бетонный город без окон, беспорядочно освещенный лампами, по «крышам» бегали, как электрические коты, огни электросварки. Альберт Алексеевич вышел из машины, буркнув водителю Вадиму:
— Ждите на левом.
Башенные краны медленно поворачивались в темном небе, неся арматуру и бадьи с бетоном. Справа и слева, еле угадываемые, громоздились отвесные берега из гранита и диабаза в стальной чадре сеток — эти сетки должны улавливать летящие сверху на людей камушки. Над Зинтатом дул пронизывающий сырой хиус, лицо мгновенно онемело от мороза…
