Титов плаксиво сморщил доброе большое бульдожье лицо.
— Не хотят оставаться. Может быть, вечером проедем на вокзал, нажмем на долг.
— Долг — великое слово. — Васильев снова обернулся к Туровскому, который смиренно сел, опустив глазки, — начальник стройки, видимо, пытался угадать, какие новости тот принес из-за плотины. Или уже знал, если вдруг Помешалов позвонил? — Солдаты за два года службы устали от этого великого слова. Если митинг проводить, то днем, задолго до поезда.
Титов ухмыльнулся.
— А если, как вы… однажды?
Прошлой осенью, в несколько схожей ситуации, когда приехавшие солдаты не захотели оставаться на стройке, а люди были нужны катастрофически — впереди перекрытие Зинтата, Васильев задержал своей властью отправление поезда в Саракан. На пустыре перед вокзалом был организован митинг, выступили самые красивые девушки, фронтовики вышли с орденами, некоторые на костылях… И результат — половина демобилизованных воинов не покинула ГЭС. Правда, Васильеву досталось потом на бюро обкома за своеволие… «Можно бы, конечно, и сейчас, — подумал Валерий, переводя дыхание и наливая себе воды в стакан. — Договориться с железнодорожным начальством».
Но сегодня Васильев вел себя как-то непривычно вяло.
— Не знаю, — буркнул он Титову. — Предлагайте вы.
— А что? — явно встревожился Титов. — Незаконно?.. — Он долго сморкался в платок, тайком всматриваясь в замкнутое желтое лицо Васильева. — Вы… тоже, болеете? Как, кстати, Москва? Поздравляем орденом.
Васильев усмехнулся.
— Тоже стали, Александр Михайлович, телеграммами разговаривать? Я полагаюсь на вас, именно на ваш опыт. Вы ведь поможете мне? В эти… тяжелые… Ну, вы понимаете. — И бросил Туровскому. — Давай.
Валерий поднялся и четко, даже, пожалуй, ожесточенно доложил о результатах бурения.
— Я думаю, придется водолазов снарядить… посмотреть, где лед потоньше… чтобы понять механизм процесса.
Титов от страха выпучил глаза, он не думал, что ситуация настолько опасна.
— Александр Михайлович! — окликнул его Васильев. — Мы тут. Все будет хорошо. Идите к себе, там наверняка люди.
— Да-да… — пробормотал Титов и, кряхтя, как тяжело больной, ушел.
— Очень интересно. Спасибо, обрадовал! — усмехнулся Васильев. Он поднялся и стал ходить из угла в угол по кабинету. — И?
— К обеду еще пару дырок посмотрим. Водолазов запускать?
— А ты как скажешь? — Альберт Алексеевич остановился, сверху в упор глядя на него. — Давай сделаем, как ты скажешь!
— Зачем шутите?.. — Туровский обиделся. Он решил, что Васильев издевается над ним. Или действительно растерян? «Или я чего-то не знаю, не понимаю?» И Валерий трудно ответил. — Я думаю — н-нужно.
— А если оторвет человека… унесет течением под ледяную гору, под плотину? — Альберт Алексеевич приблизился совсем вплотную, и на Валерия дохнуло запахом кофе, кислого пота. — Что скажешь?
— Добровольцев надо. Я сам пойду. Судьба ГЭС решается.
Васильев помолчал и, подойдя к столу, глянул косо.
— Только не надо красиво: «я сам»… Что особенного? Затопим, погубим… Придут другие и достроят! Ну, ладно, извини. — Он положил руку на телефонную трубку.
— Расход воды? — неожиданно спросил начальник стройки.
— Как обычно зимой — триста кубов в секунду…
— Да-да. А уровень растет. — Васильев долго молчал. — Знаешь, Валерий. Смотрю в эту реченьку, как кролик в глаза удава. И думать ни о чем не могу. У тебя есть дома чай?
— Да, конечно, — обрадовался Валерий. Их дружба, судя по всему, устояла… — Индийский, принести?
— Вечером сам загляну… — пообещал Альберт Алексеевич.
Вот это да! Сам обещается навестить. Один раз он в гостях у Валерия был — на новоселье. Надо срочно позвонить девчонкам из Стройлаборатории, которым поручается встречать с цветами важных гостей из Москвы. Их в шутку зовут гейшами, а злые языки и подстилками, но это несправедливо — они всего лишь подают на стол и украшают общество улыбкой и молчанием.
— Стоп! — вспомнил Васильев. — Позови ко мне кого-нибудь из этих позорников-солдат. И помни — за митинг отвечаешь ты! — Васильев протянул руку и сжал руку Валерия очень больно, как клешней. — Утром был в котловане… не стал тебе мешать… Между прочим, почему кабель не убран? И что за идиот бетон вывалил прямо на дорогу? Почему в яме вода? Качайте! Ну, я на штабе дам вам дрозда! — И он раскрыл толстую папку с телефонограммами.
Туровский выбежал на улицу. «Он болен, болен, — крутилось в голове. — Творится что-то малопонятное, страшное. Нельзя его подводить».
Странное дело — а в штабе скромно сидел и поджидал его старик Титов.
— Ну, как? — Александр Михайлович кивнул на красный телефонный аппарат. — Дрожит голос-то?
Валерий напрягся, ничего не ответил. Но, чтобы лучше понять мысли главного инженера, кивнул. К его удивлению, здесь Титов вовсе не выглядел больным.
— А где же твоя гордость, Алик? — усмехнулся Титов. — Как тут летом распоряжался! Московская штучка! Номенклатура! А теперь попляшет, ага? Урок ему!.. Ты помнишь, Валера, говорил я ему осенью: пристегивайся к моей идее… подпишем акт о защите котлована от ледохода, подмахнем, как соавторы… Ежели что, будет у тебя, Альберт, прицепка к гидростроителям. Мол, тоже не лыком шит, не просто пешка, которую бросают с завода на колхозы… а что-то в ГЭСах чирикаю! Не захотел. Гордость человека подвела, — подмигнул Титов. — Гордость, Валера.
Туровский грустно вздохнул. Что верно, то верно — гордый Васильев.
— Думаете, снимут?
— Снимут — не снимут… А то, что он сматывает удочки, мне доподлинно известно, — Александр Михайлович приложил палец к губам, потом этим же пальцем перекрестился. — Один знающий человек сказал. Только не вверх теперь пойдет — вниз загремит. С таким настроением победители не возвращаются, — продолжал Титов, удобно устроясь на стуле, раскинув коленки, — на такой должности — и так раскиселиваться?! Запомни, самое большое месяц — и у нас будет новый начальник. Может, даже он сидит сейчас где-то здесь, — Титов с улыбкой посмотрел в упор на Валерия. — Что скажет комсомол?
— Партия прикажет — комсомол ответит «есть»… — печально улыбнулся Валерий.
— Опыта нашим людям не занимать. — Александр Михайлович, улыбаясь, перемотал шарф на горле.
Что правда, то правда, главный инженер проходил практику в Красноярке в знаменитом шестьдесят восьмом году, когда случилось невиданное половодье — и уже готовы были взорвать плотину, чтобы не случилось беды. Но люди одолели стихию. Титов был тогда заместителем Брыкина.
— Я и тебя там помню… — ощерился Титов. — Смотрю — шкет, а ловко ты рулил. Это ведь ты на «тещином языке» с бетоном перевернулся…
— Было, — с удивлением ответил Валерий. «Помнит!» — Но чтобы не быть уж совсем гадким себе, сказал. — Но жалко человека.
— А мне не жалко?! — Титов вновь смешно выпучил глаза и развел руками. — Я, может, больше всех его жалею! Тал-лантливый человек! Сидеть бы ему в министерстве. А не в Сибири колупаться. Здесь надо здоровье иметь, ременные нервы. Не для варягов Сибирь. Мой батя, помню, себе на завтрак тюрю с водкой готовил…
Но в эту минуту на столике длинно затрезвонил красный телефон (в трубку кричали по поводу нехватки деревянной опалубки), Титов, задумчиво перекосив лицо, поднялся.
— Мешать не буду. Не болей, Валерий Ильич.
Решив вопрос с опалубкой, Туровский соединился со Стройлабораторией и попросил Аню прибраться в его квартирке. Там чисто, но на всякий случай женский глаз не помешает. Дверь не заперта.
Вбежал Помешалов, он ездил к бурильщикам по их срочному вызову.
— Лед! Везде лед!!! Что будем делать? — прошептал парень.
Валерий, бросив трубку, улыбнулся со знающим видом:
— Решение уже найдено, — и вышел на ветер. Надо срочно уезжающих солдат отыскать.
Он торопливо шагал по поселку Вира, мимо промороженных сизых сосен и скрипучего белья на бечевках. Строится — вот уже третий год — Дворец культуры, кран поднимает в ящике из стальных полос кирпичи. Проехал, рыча и сотрясая окрестность, БЕЛАЗ, чья-то крохотная собачонка зашлась в испуганно-отчаянном лае, как приклеенная к месту, а когда БЕЛАЗ укатил — прыгнула в сторону и с визгом исчезла. Валерий подошел к дому, в котором живет Титов, и увидел возле распределительного зеленого шкафчика парня-связиста с наушником в руке. Видимо, исправляет телефонную линию. «А если попросить подключиться к телефону Титова, подслушать, о чем он говорит с людьми? Нет, — усовестил себя Валерий. — Нехорошо. Тоже мне — уотергейт».
В общежитии № 4, в коридоре первого этажа, у выхода, группа солдат в серозеленых ватных куртках сидела на рюкзаках, ждали автобуса до вокзала. Туровский спросил:
— Кто комсорг или староста? Давайте оба со мной, на минуту к начальнику стройки.
