Наконец из фуры вышел молодой парень. Он подошел к мини-трактору, махнул рукой и протянул человеку, сидящему в нем, деньги. Это были всего-навсего деньги, успел подумать я, прежде чем человек из трактора отмахнулся от них и сделал знак: давай попробуем еще.
— Ну что, поехали? — спросил я таксиста.
— Поехали, — вздохнул он.
И тут трактор решил сделать последнюю попытку. Он повернулся на 180 градусов, немножко дал назад и надавил на фуру теперь уже ковшом, да еще как-то с разбегу. Фура неистово зашуршала шинами — и подалась. Я не поверил своим глазам. И никто бы на моем месте не поверил. Они сделали это и вроде даже были целы.
Они поехали. Мини-трактор порхал вокруг фуры, как бабочка-капустница.
А наша машина осталась на месте. Нам не следовало останавливаться. У такси была летняя резина.
Утром, в час пик, я ехал на такси в аэропорт. Проблема усугублялась тем, что это было 31 августа. Водители просто осатанели. Куда-то они рванули с раннего утра и отчаянно боялись опоздать. Скорее всего, за школьными тетрадками Вобщем, в половине восьмого утра ситуация была уже неуправляемой. То есть управлять машиной не было никакого смысла, потому что мы мертво стояли в пробке, впрочем, не так уж далеко от выезда из города. Дальше надо было по МКАД проехать пару километров и свернуть на прямую дорогу до аэропорта. И тут водитель говорит: — А может, через третье транспортное кольцо попробовать?
И я понимаю: он уже готов это сделать и хотя разговаривает как будто бы сам с собой, но на самом деле хочет просто поставить меня в известность. А надо понимать, что означают эти слова: нам придется развернуться и проехать по пробкам, которые гораздо хуже, потому что все едут в город на работу, километров 10, потом еще столько же по набитому машинами третьему кольцу, потом опять начать все сначала… Я посмотрел на водителя с жалостью и попробовал объяснить, что я еду в аэропорт не потому, что давно не видел самолетов, а потому, что лечу на одном из них в командировку.
Но тут он тоже посмотрел на меня с жалостью и сказал, что если я хочу успеть, то надо делать все, как он сказал. И я неожиданно осознал, что ведь он так и поедет.
— Нет, — говорю, — едем прямо.
— Не, — пробормотал он, — я на разворот.
— А я прямо, — пробормотал я.
Сложность моего положения заключалась в том, что за рулем сидел он. И он уже начал потихоньку, словно от нечего делать, перестраиваться из левого в правый ряд. Я столкнулся с настоящим русским характером. Но и он, я надеялся, тоже.
Я начал лихорадочно соображать. У меня в распоряжении было всего несколько секунд. И я успел подумать о том, что в конце концов наше противостояние сводится к вечному вопросу: за кем историческая перспектива — за роботом или за человеком? Этого упертого водителя следовало просто перепрограммировать. Надо было переключить его русский характер на какой-нибудь европейский.
И я сказал ему:
— Послушайте, давайте сделаем так. Сейчас мы едем прямо…
— Не получается, — вздохнул он, зная себя.
— Мы едем прямо, — продолжил я, — и, если мы приезжаем вовремя, я до конца жизни считаю, что встретился с лучшим водителем в этом городе.
Он задумался, и мы проехали разворот. Это уже была большая победа. И к тому же мы все-таки наконец-то двигались.
— Ну да, — неуверенно сказал он, — а то через третье кольцо каждый дурак доедет. Так?
И он испытующе посмотрел на меня.
— Разумеется, — подтвердил я.
— Понял! — обрадовался он. — Ну ладно…
Там, где был тротуар, мы ехали по тротуару. Там, где не было тротуара, по обочине. Где не было обочины, мы тоже по чему-то ехали. Иногда мне казалось, что мы едем по впереди идущим машинам.
Мне не удалось перепрограммировать его характер. Это оказался живой человек. И он просто продемонстрировал другую грань русского характера. Она называется "фигня, прорвемся!".
И мы прорвались. Я мог даже позволить себе не спеша достать из машины сумку. Он не помогал мне даже открыть багажник.
Четвертая передача
Часть 4 Попутчики
Осел довел Владимира Путина до монастыря и отошел в сторону. Когда часа через полтора кортеж поехал обратно, на дороге его снова ждал осел. Осел дождался, пока до него доедет машина президента России, и подошел к ней. Он на этот раз не хотел вставать в кортеж. Он хотел просто поговорить.
Президент остановился и открыл окно своей машины. Они и в самом деле перекинулись парой слов. Было хорошо слышно, как президент спросил осла:
— Ну как ты?
Эта история не даст мне успокоиться никогда.
Началось с того, что утром я отъехал от дома метров на шестьсот и у меня кончился бензин. Машина встала на узкой дороге. Тут же образовалась пробка. Ну, вы знаете, как это бывает. Чувство внезапного, всеочищающего бешенства при виде такой вставшей машины…
Ну а с кем не бывает? Я, конечно, обращал внимание на то, что бензина все меньше, и еще эта пародия на бортовой компьютер, установленная в салоне моего «Пежо», напоминала, что уровень топлива — low. Ну, и что толку? Все равно я встал в самое неподходящее время и самом неприятном месте.
Выйдя из машины, я увидел, что никого поблизости нет. Те, кто отчаянно сигналил мне из своих машин, застрелились бы, но не вышли помочь. Рядом, правда, щеточкой чистил «дворники» своего «Мерседеса» хорошо одетый господин. Волосы у него были схвачены в косичку. Это все, на что я успел обратить внимание, чтобы решить, что этот мне, конечно, тоже не помощник. Но все же крикнул ему, что у меня проблема.
Он был в эту секунду очень увлечен своим занятием. Но когда обернулся и оценил ситуацию, то тут же бросил свою щеточку на капот и побежал ко мне, не дослушав. Я даже не успел помочь ему — так он вдруг налег на «Пежо», вмиг измазавшись с ног до головы. Машина подалась и даже чуть не наехала на его «Мерседес». Я от души поблагодарил его.
Пока я, сидя в машине, звонил на работу, от которой был недалеко, и слушал, что свободных водителей нет, а канистр никогда и не было, он подошел ко мне, постучал в стекло и сам спросил, нет ли у меня канистры.
— А то бы я довез вас до ближайшей заправки. Это рядом.
Но у меня не было канистры. Тогда он открыл свой багажник и нашел там пустую пластмассовую флягу из-под незамерзающей жидкости. И очень обрадовался. Пожалуй, больше меня.
— Эта точно подойдет! Поехали.
Дорогой он извинялся, что не сможет отвезти меня обратно, потому что у него совершенно нет времени, страшно опаздывает на одну встречу. Я его убеждал, что ему нечего стыдиться, ведь он и так уже столько всего для меня сделал. Впрочем, когда мы подъехали к заправке, он сказал, что все-таки подождет меня, а то получается как-то нехорошо.
— А то как будто я вас бросил, что ли, — сказал он.
Я не смел возражать. Я видел, что это его расстроит.
Возле кассы выяснилась еще одна страшная подробность. Я забыл бумажник с деньгами. Хорошо, хоть бумажник с документами был при мне. Хотя в этой ситуации лучше бы было наоборот. Я вернулся к нему и сказал, что мы едем обратно.
— Что, не наливают по 5 литров? — с тревогой спросил он. — У них так бывает. Ну-ка, я выйду и поговорю с ними.
Я сказал, что дело не в этом. Когда он узнал, в чем же, то даже засмеялся:
— Ну, это ерунда! У меня же есть деньги! Сколько надо? Ста рублей хватит?
Хватало и пятидесяти. Мелочь у меня была. Я взял деньги, налил бензина, и мы поехали обратно. Дорогой я, чувствуя свою неизгладимую вину перед этим человеком, сказал, что голова который день забита этой чертовой войной в Ираке. А не тем, чтобы залить бензин.
— Да ладно, — успокоил он меня, — в конце концов, что нам этот Ирак? Мы там никогда не были и не будем.
Тут уж я возразил, что только что оттуда вернулся.
— А что вы там делали? — с интересом спросил он. Я признался, что я журналист.
— О, а я музыкант! — обрадовался он. — Будем знакомы.
Он сказал, что работает с певцом Алексеем Глызиным и опаздывает как раз в телецентр, к журналистам, на запись какой-то песни.
— А что, вам нравится Ирак? — с недоумением спросил он.
Я видел, что, если я скажу «да», он раскается, что посвятил мне столько своего времени. Да к тому же я бы и не сказал, что мне понравился Ирак. И я ему честно ответил, что нет, не нравится. Мне показалось, он кивнул с облегчением.
В это мгновение мы проезжали мимо моего дома, и я попросил его на минуту остановиться, чтобы я забежал и захватил денег. Я решил поделиться с ним какой-нибудь относительно крупной суммой, мне очень хотелось искренне отблагодарить его.
— Да я же опаздываю, — опять повторил он. — Господи, о чем речь-то? Какой-то полтинник…
