Эльв прилежно следовала правилам Уэстфилда. Не дерзила охранникам, методистам, или как их там. Ходила на групповую психотерапию и делала вид, что слушает. Иногда даже говорила, но осторожно, не раскрывая своих тайн. Она проникла в самые глубины Арнелля. Кто такие демоны, как не потерянные души, вынужденные использовать свои силы для выживания? Она нашла среди них убежище, разорвала путы лоз, растворилась в лесах. Она отыскала сад из черных роз, идеальное место, чтобы прятаться от фей, людей и гоблинов.
Вскоре Эльв научилась находиться в двух местах одновременно. Великий триумф и еще более великое облегчение! Она могла говорить с учителем и в то же время отдыхать в черном саду. Эльв дала себе арнелльскую клятву, которую намеревалась сдержать. Она выстоит и отомстит за то, что с ней сделали. Вместе с демонами она отберет Арнелль у мятежников, которые до сих пор преследовали ее. Феи и их смертные сообщники ловили демонов в сети из бабочек и выпускали в мире яви: в Нью-Йорке, в Париже, даже здесь, в нью-гэмпширских лесах. Все демоны были преданы, как и Эльв, изгнаны и опорочены. Все были бесконечно одиноки.
В брошюре говорилось, что Уэстфилд — лечебно-профилактическая школа-интернат, но насколько Эльв понимала, это место было всего лишь приютом для испорченных малолетних наркоманов с расстройствами личности. Большинство учеников принадлежали к среднему классу. Остальные попали в интернат по решению суда. За них платили родные города, округа или штаты. К концу первого месяца Эльв начала понимать здешнюю философию. Быстро сломить и смешать с грязью. Разрушить и переделать на свой лад. Им нужны были бездумные клоны с печатью Уэстфилда в душе. В психотерапевтических группах детей ругали и били. Весь первый месяц Эльв носила на груди картонку с надписью: «Лгунья». Она соврала учителю, что пропустила урок из-за лихорадки, но температура оказалась нормальной. Просто Эльв терпеть не могла тот предмет. Ладно, пусть она врет, зато делает это виртуозно. Картонки на груди недостаточно, чтобы ее унизить. Слава богу, она не попала в группу, где заставляли раздеваться догола и вставать в круг — способ обнажить свое внутреннее «я». Им пришлось бы сорвать с нее одежду силой, но она все равно бы ничего не открыла.
Эльв узнала о самой страшной методике Уэстфилда от своего единственного союзника, Майкла. Парень прибыл из Астории,[9] он обменял срок за угон автомобиля на год в Уэстфилде. Майкл рассказал, как поступают с учениками, которые не идут на поправку и упорно не хотят сотрудничать. Их заворачивают в одеяло и не дают двигаться, невзирая на сопротивление, пока наконец не рождается новое покладистое эго. Это называется вторым рождением, но на самом деле это тотальный контроль. Иногда в одеяле лежат часами. Если Эльв не понравилась смирительная рубашка, то это в тысячу раз хуже. Когда едва хватает воздуха и задыхаешься от ярости и желчи, остается только сдаться. Вот как они перекраивают людей по своим меркам.
Говорят, что демоны жестоки, но демоны так не поступили бы. Они позвали бы по имени, обняли, пожаловались на жизнь, выслушали и забрали с собой. Мера человеческой жестокости не переставала удивлять Эльв. Чтобы выжить в этом месте, нужно сделать вид, что сдался. Чем отчаяннее сражаешься, тем сильнее тебя ломают. Нужно спрятаться. Она это понимала. Однажды она уговорила гоблина отпустить ее на свободу. Она щебетала так сладко, что гоблин развязал ее, отвернулся и вышел за стаканом воды. Окно было открыто. Даже в одиннадцать лет Эльв знала, что второго шанса не бывает.
Первые три месяца у Эльв был начальный уровень привилегий — никаких телефонных звонков и визитов. Ей поручили мыть уборные, чтобы сломить дух. Это была грязная, противная работа. Эльв не жаловалась. Она ни за что не вернется в изолятор. Каждый день она брала швабру и ведро мыльной воды и шла работать. В туалетах бегали жуки. Эльв должна была опрыскивать их инсектицидом, но не делала этого. Вот бы засунуть их в конверт и отправить Мег! «Спасибо, что предала меня», — написала бы она в записке. Подобно героине сказок, она принималась мыть и чистить с первым проблеском зари, вот только у нее росли шерсть, зубы и крылья. Она легко вставала в половине шестого. Ей нравился темно-синий цвет неба в этот час. Она ценила чувство полного одиночества. «Ты поплатишься за то, что сделала со мной».
Девочки в Уэстфилде не любили Эльв. Обычное дело. Люди завистливы, мелочны и злы. Плевать. Все равно она одинока. Ее начала преследовать вздорная девица по имени Кэйти, обзывать и толкать. Эльв чертовски хотелось дать сдачи, но она придерживалась плана. Подыгрывай и, может быть, получишь то, что хочешь. Пусть сильные считают, будто ты на их стороне.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты сука? — спросила Кэйти.
Она затаила зло на Эльв, потому что на групповой терапии та предположила, что Кэйти не умеет владеть собой.
Эльв уже решила, что чем больше шума поднимет Кэйти, тем лучше. Когда Эльв, уходя, повернулась, Кэйти схватила со стола администратора стеклянную вазу и бросила ей в голову. После этого случая все вазы заменили на пластмассовые. Стекло разлетелось на сотни колючих осколков. Стеклянные крошки не одну неделю выметали с мусором.
Методисты, вбежавшие в комнату, чтобы разнять девочек, сразу поняли, кто жертва. Осколки вазы застряли у Эльв в волосах и сверкали, точно ледяные бусинки на тонких нитках крови. Лицо ее было белым, глаза закрыты. Она оставалась в саду в Арнелле, пока ее несли в кабинет медсестры. «Ничего не открывай, ничего не говори и в конце концов получишь что хочешь».
Кэйти немедленно перевели в изолятор. Эльв, напротив, освободили от мытья туалетов. Ей хотелось прыгать и визжать от радости. Но она только тихо и серьезно поблагодарила:
— Большое спасибо за доверие и поддержку.
Она выучила наизусть язык самопомощи. Рассказывала на групповой терапии скорбные истории, которые всех приводили в ужас. Она лгала, даже когда говорила правду — о том, как ее держали на хлебе и воде и связывали. Она плакала стеклянными слезами, которые разбивались о пол. Никто не замечал подделки, все считали слезы настоящими. Как будто она станет оплакивать прошлое!
Эльв знала, что сотрудники ее полюбили. Они жалели ее. Думали, что дома с ней жестоко обращались, что ее испортили развод родителей и их общая тайна, но теперь она стремится к новой жизни. Эльв была примерной ученицей и вскоре завоевала сердца учителей. Она посещала все уроки, хотя это было напрасной тратой времени. Достаточно было прийти, и дело в шляпе. В Уэстфилде любили хвастаться, что дипломы получают сто процентов учеников, но никто ничего не знал. Сплошная показуха для родителей.
Вскоре Эльв разрешили гулять по территории. Она поискала косточки малиновки, сверкающие переливчатые осколки, но листьев было слишком много. Она ничего не нашла. Эльв лежала на листьях и слушала подземный зов. Она ненавидела себя за слезы, пусть даже и поддельные. Здесь и сейчас она решила избавиться от всех человеческих черт. Они ничего ей не дали и привели сюда. В Арнелле именно она освобождала демонов из сетей. Ее славили как спасительницу. В их мире она кое-что значила. В их мире она была королевой.
Мать прислала Эльв подарок на День благодарения — черный кашемировый свитер. «А то настали холода», — написала Анни. Она серьезно? Мать никогда не хотела знать правду. Ей нравилось верить, что все хорошо — никакой кожи и костей, никаких гоблинов, никаких правил. В Уэстфилде ученикам запрещали носить свою одежду. Эльв отдала свитер Джули Хаген, методисту по распределению работы. Эльв приходилось носить уродливые джинсы и зеленую футболку, как и всем. Какая разница? Хотя ее пленили в Уэстфилде, она пряталась в Арнелле. Эльв шла по коридору в столовую и вдыхала аромат гипнотических черных роз. Она чувствовала, как сквозь кожу пробиваются крылья, перышко за перышком, косточка за косточкой. Она не знала, что будет так больно.
В разгар зимы, когда снега выпало на три фута и березы сливались с белыми полями, Эльв получила право ухаживать за лошадьми. Она из кожи вон лезла ради работы, которая давала наибольшую свободу. Клялась, что перевозбуждается от сахара, и отдавала десерты Джули Хаген, новой владелице черного кашемирового свитера. Мисс Хаген отличалась доверчивостью, поэтому Эльв болталась у ее кабинета под предлогом одиночества. Она начала выполнять мелкие поручения мисс Хаген и быстро стала ее любимой игрушкой и историей успеха. В конце концов это воздалось сторицей. Мир накрыло снежным одеялом, и смеркалось уже в четыре, однако Эльв получила теплое местечко, о котором мечтала.
Другие ученики могли бояться лошадей. Могли лениться убирать навоз или вставать рано утром и брести по заснеженным полям еще до завтрака. Но Эльв обожала свою новую работу. Она ценила время, проведенное в одиночестве. Она отправлялась в конюшню ни свет ни заря и проводила там большую часть дня, не считая нескольких часов учебы. На рассвете можно было полюбоваться на сов, которые сидели на высоких деревьях после ночи полета. Однажды на снегу появилась лиса. Эльв тихонько дышала морозным воздухом и завороженно разглядывала рыжую хищницу. Вот кому на редкость повезло. Она могла бродить где угодно: по пустоши, болоту, огороду.
